Время ушельцев

— А что? А ничего! — удовлетворенно произнес художник, в последний раз оглядывая развешанные картины. — Зови народ.

Народ, кстати, и так собрался уже под дверью, привлеченный самыми невероятными слухами.

— Слушайте все и не говорите потом, что не слушали! — притворно не замечая никого, завопил Азазелло голосом средневекового глашатая. — Сегодня у нас открывается картинная галерея! Спешите видеть! — и он скрылся внутри, демонстративно оставив дверь полуприкрытой.

— Девять… двенадцать… четырнадцать, да нас двое, — считал входящих Седунов. — Все, больше никого не будет. Закрывай дверь.

Тщательно вычищенные и свежезаправленные керосиновые лампы, выпрошенные на время у колонистов, полыхали во всю мощь своих фитилей.

— Итак, — продолжил художник, обращаясь ко всем собравшимся, — наша картинная галерея открыта. К сожалению, через несколько часов ее придется закрыть снова. Лампы жрут слишком много керосина, а его у нас нет, — добавил он извиняющимся тоном. — И, сами понимаете, такую роскошь мы можем позволить себе только по праздникам. Так что смотрите и наслаждайтесь.

— Сверх того, — добавил Азазелло, — здесь также открыта библиотека. Книги можно брать с собой и читать. Если у кого есть свои — приносите сюда тоже. Можно даже специальные. Кстати, Хугин пожертвовал в общий фонд две книги по астрологии… — Азазелло поднял лампу, пытаясь разглядеть надписи на корешках, — учебники Ллевеллина и Старгейзера. А сейчас давайте осмотрим работы художника… а, кстати, чего это он у нас без имени ходит? А? Галадриэль, ты случайно не знаешь, как по — эльфийски «художник»?.

— Вообще-то любое произведение искусства называется «оло»… — произнесла Галадриэль.

— Ха-ха-ха! Олорин! — воскликнул Азазелло. — А ты, Катя? — обратился он к его жене.

— Я вообще-то до замужества звалась Одинокова, — немного застенчиво произнесла она.

— Ну, значит, будешь Эриагиль — Одинокая Звезда, — кивнул Азазелло.

— Вообще-то Олорин — это настоящее имя Митрандира, — заметил Торонгиль.

— Подумаешь! — махнул рукой Митрандир. — У нас в свое время и Гэндальф был. Поломатый, правда, — саркастически добавил он.

И тут же понял, какую глупость сморозил: его слова так отозвались памятью о прошлой, невозвратимой жизни, что у многих на глазах показались слезы…

— Все было, и ничего нет. Одни мы теперь остались, — грустно произнес Хугин.

— Эй! Кто там бумажками кидается?! — внезапно крикнула Хириэль, стоявшая спиной к «Эльфийскому замку» работы Азазелло.

Это была не бумажка. Это был кусок пергамента.

Солнце есть!

Тилис стоял на сильвандирской стене. Раны на его голове понемногу заживали, и ледяной зимний воздух приятно холодил виски. Над теплым незамерзающим озером клубились тонкие струйки пара, оседая инеем на окрестных скалах. И каждый крошечный хрусталик льда переливался маленькой радугой в лучах низкого солнца.

Тилис долго любовался причудливой игрой света. Вдруг в его глазах что-то помутилось, и на фоне пламенеющего льда возникла совсем другая картина: в темное помещение, освещенное узкими язычками огня, входят какие-то люди… Да нет, не люди — фаэри. Или все-таки люди? Во имя всех Младших богов, где он видел вон того рослого мужчину? А эта рыженькая, что вошла вслед за ним, она-то уж точно фаэри. Да ведь это же… это же Хириэль!

Точно, она! И Эленнар рядом с нею! Это Путь! Узкий, как маленькая щелка между мирами, но Путь!

— Эй, кто-нибудь! — крикнул Тилис. — Живо пергамент, перо и чернила! Лаурин! Срочно седлай дракона и лети в Карнен-Гул. Найди Соронвэ. Если его там нет — передай Силаниону, что я нашел Хириэль и Эленнара. И ищи Соронвэ. Если его нет в Карнен-Гуле — ищи у Кэрьятана. Нет у Кэрьятана — ищи где угодно, хоть из моря достань, но привези его сюда. Я нашел Путь, так им всем и скажи!

А правая его рука быстро чертила на клочке пергамента:

«Хириэль, Эленнар. Найдите то место, откуда выпало это письмо и бросьте туда ответ. Сообщите, где вы и что с вами.

Тилис».

— Тилис! — ахнула Хириэль, прочитав пергамент. — Это Тилис!

— Что?! — Митрандир первым понял, в чем дело. — Письмо оттуда?!

— Оттуда. Вот, смотрите, что он пишет: «Найдите место, откуда выпало это письмо».

— Так… — Митрандир задумался.

— Одну минуту! — голос Ингвэ был необыкновенно спокоен: наступало время работы, которую он знал. — Встаньте все так, как стояли. Хириэль, в первую очередь это относится к тебе. А теперь покажи, где ты нашла этот пергамент.

— Вот. Он мне на волосы упал.

— Так, — удовлетворенно произнес Ингвэ. — А упасть это письмо могло только вон с той картины.

Его рука указывала на «Эльфийский замок».

— Понятно? — спросил он. — Теперь ищите открывшийся Путь. Либо он над картиной, либо в самой картине.

Хириэль осторожно провела ладонями по воздуху, почти касаясь ватмана.

— Ищи-ищи, с первого раза навряд ли что выйдет, — подбадривал ее Ингвэ.

— Знаю. Ага! Вот оно!

Ее пальцы остановились возле фигуры стоящего на стене эльфийского воина. — Есть, — сказала она. — Это Путь. Очень узкий, но Путь. Принесите кто-нибудь перо, бумагу и чернила.

Соронвэ прилетел в Сильвандир уже ночью.

— Что случилось? — спросил он, подбегая к Тилису.

Тилис молча подал ему бумагу, исписанную шариковой ручкой — для Мидгарда вещь такая же невероятная, как пергамент для цивилизованного мира.

— «Здесь колония Хранителей, — прочел вслух Соронвэ. — Положение у них нормальное, они не выживают, а живут. Если письмо дошло в целости, это Путь можно использовать для связи. А то им очень одиноко. Хириэль».

— Ладно, — удовлетворенно произнес Соронвэ. — Попробую проскользнуть вдоль Пути, может быть, на этот раз получится. А впрочем, нет, внезапно передумал он. — Мне для верности нужен ориентир на том конце. Давай сначала пошлем им письмо, пускай попытаются призвать мое имя. И еще напишем в Карнен-Гул. Пускай сюда прибудут все, кто может. Будем расширять Путь, будем пробовать. Слыхал, как гномы горные хребты насквозь прокапывают? С двух сторон копают, пока не встретятся.

— Знаю, — кивнул Тилис. — Эйкинскьяльди не раз рассказывал.

— Книгу! — твердо потребовал Ингвэ, как только Хириэль прочла ему второе письмо. — Ту самую, об искусстве волшебства. И перевод тоже. Будем пробиваться им навстречу. Ты, Хириэль, не обижайся, но тебе надо возвращаться назад.

— Я знаю, — кивнула Хириэль. — Я уже пыталась, но ничего не вышло.

— Вот видишь! Значит, будем пытаться все вместе.

Они перепробовали все, что знали. И даже кое-что из того, чего раньше никогда еще не делали. Но Путь не расширился ни на пядь. Самое большее, что по нему проходило — лист бумаги. Или пергамента.