Время в тумане

Помолчали.

— А вы, Сережа, в совхоз по охоте поехали? — опять обратился Гришуха к Бокареву.

— Нет, — отозвался тот. — Не по охоте. Отказывался. Начальник участка уволить даже собирался.

— Ну, а вы?

— Пошел к юристу. Тот сказал — не имеет права. — Во время разговора Бокарев продолжал равнодушно смотреть в окно.

— И отчего же вы поехали?

— Четвертый разряд обещали дать. Я уже полтора года, как из деревни, а все третий да третий…

— Ну, ты, деревня, даешь, — хохотнул опять Барабанчук. — И справки навел и разряд выбил. Ну, даешь!

— А вот вы! — повернулся к нему Гришуха. — Вы по охоте?

— Как ни странно — да! И если начальство желает знать, могу объяснить. — Барабанчук улыбался, сквозь его усы сверкали крупные зубы. — Во-первых, я сознательный, во-вторых, у меня все есть: квартира, жена, да и разряд выше некуда. Ну, а в-третьих, отдых в деревне всегда полезен…

— Но какой тут отдых? — недоумевающе спросил Гришуха. — Мы же работать едем.

— Едем-едем, — усмехнулся Барабанчук. — Работать-работать. Ты-то хоть раз работал в деревне?

— Работал. (На первом курсе Гришуха и в самом деле убирал картошку в колхозе.)

— Ах, работал, — сказал Барабанчук. — Ну-ну.

Он замолчал. Молчал и Гришуха. Бокарев все так же равнодушно смотрел в окно.

3

К вечеру ударил мороз. Ледяное его дыхание захватывало электричку; теперь же, когда они стояли на маленькой площадке-полустанке, мороз нахально лез за куцые воротники фуфаек, щипал уши и носы, а у Барабанчука нависал на усах, сгибая их в еще более крутую дугу.

Оглядев Степное, аккуратной кучкой брошенное сразу за высокой насыпью железной дороги, решили идти к группе двухэтажек, расположенных в центре: правление совхоза должно быть там… Напустив туману, они вошли в полутемное фойе и не заметили вначале маленькой старушки, сидевшей за столом и равномерно двигавшей спицами.

— Извините, — сказал Гришуха. — Мы на заготовку хвойной лапки. Вы не подскажете, к кому нам обратиться?

— На лапку? — застыли руки у старухи. — Ежели на лапку, то к агроному. Только нет его — воскресенье-то, небось, еще не кончилось?

— Как нету? — сказал Гришуха. — А как же мы? Нас же определять надо.

— Не знаю, эх, не знаю, — вздохнула старушка. — А чего вас определять? Езжайте в Южное, там и определитесь.

— Вы нас не поняли, — сказал Гришуха. — Мы посланы в Степное, вот и в командировках стоит: «Село Степное. Заготовка хвойной лапки».

— Ох, и несуразный ты, — опять вздохнула старушка. — Да ты поглядь округ. На десять верст дерева не встретишь. Степное — мы. Степное! А лапку готовят в Южном и возят сюда.

— Все же непонятно, — Гришуха оглянулся на Барабанчука и Бокарева. — Что же теперь делать?

— Что тут непонятного, в командировках и не такое бывает, — сказал Барабанчук и шагнул к столу. — Бабуля, а бабуля, командировки где отмечают?

— Пошто я знаю, — пожала худыми плечами старуха. — А все в Южное ездят, стал быть, там и отмечают.

— Ну, и отлично, — сказал Барабанчук. — С транспортом как? Порядок?

— Эт, автобус, что ль? Имеется. Скоро вечерний пойдет. А насчет агронома не сумлевайтесь: приедет. Завтрева и приедет…

4

Автобусная станция с виду была неплоха: аккуратное кирпичное зданьице с крылечком. Но внутри было хуже: мусорно, серо; от пропыленной кружки, посаженной на цепь рядом с пятиведерным бачком, веяло совсем уж тоской, и положение не спасали даже изящно-модные скамьи, расставленные вдоль стен. Ожидающих было мало: несколько шуршащих в углу старух, обставленных сумками, молодая женщина с задумчивым лицом да девушка-подросток с раскрытой книгой.

Автобус должен был подойти минут через пятнадцать, и Гришуха забеспокоился: перед автостанцией Барабанчук, вдруг спохватившись, посмотрел на часы, передал Бокареву рюкзак и, бросив: «Сей момент», скорым шагом полетел назад.

— Он что-нибудь забыл? — спросил Гришуха. Бокарев, ничего не ответив, пожал плечами, прошел к модной скамье и сел, вобрав голову в воротник фуфайки.

Послышались голоса на крылечке, входная дверь резко толкнулась, и в зал ввалилась компания парней.

Компания была разнокалиберной по возрасту (возглавляли ее два щетинистых самца-битюга, ядром были мальчишки лет по шестнадцать, с краю резвились еще совсем сопливые пацанята), но спаянной, спаянной общей целью в поисках развлечений.

И, почувствовав это, умолкли старухи, взгляд женщины стал тревожен: перебегал с лица на лицо, девушка-подросток захлопнула книгу и испуганно смотрела на компанию.

Воздух загустел, стало шумно. Пацанята, озоруя, носились по залу. Битюги, изучая обстановку, тяжелым взглядом заскользили по ожидающим, остановились на Гришухе раз, второй, третий, но что-то их смутило, и, оставив Гришуху в покое, они вперились в Бокарева.

— Вот ты, — протянул грязный ноготь один из битюгов. — Выйдем. Поговорить надо.

— Зачем выходить? Куда? — задохнувшись и ощущая всем телом странную, никогда ранее не испытанную дрожь, заговорил Гришуха. — Куда выйдем?

— А тя не просят, не кудахтай, — зыркнул по нему битюг и поманил пальцем Бокарева.

— Как не просят? Мы же вместе. Мы — командированные, — сбивчиво повторял Гришуха и осекся, увидев, что Бокарев, поднявшись, пошел к двери. Тяжело развернулся битюг, а за ним и половина компании.

Судорожно вздохнув, бросился Гришуха к двери, но там его остановили, оттерли к скамье, и кто-то, наверное, второй битюг, шевельнул плечом, опуская Гришуху…

Вернулся Бокарев минут через пять. Усмехнулся метнувшимся навстречу взглядам, прошел к скамье и сел на то же место, где и сидел.

— Били? — спросил Гришуха после того, как оставшаяся половина компании, потоптавшись, ушла и установилось неловкое молчание.

— Рубль просили, — ответил Бокарев и, опять усмехнувшись, добавил: — Взаймы.

— Дал?

— Еще чего. Сказал, что нету.

— Поверили?

— А мне плевать, — зло сказал Бокарев. — Я их штучки знаю — сам из деревни. До армии вот так же искал на свой зад приключений.