Время воды

— Дима, есть серьезная тема.

— Об овцах? — Дима икнул.

— О том, что на них сильно воздействует.

— Знаю, — перебил меня он, улыбаясь глупей, чем когда-либо, — есть такой порошок, от него девки начинают хотеть всех, кто хоть как-либо движется.

— Нет, Дима, это не порошок. Это деньги. Это торговля, это коммерция. Крупный опт.

Судя по отсутствующему выражению Диминого лица, информация требовала более подробного разъяснения, поэтому я стал раскрывать план Снеткова как можно подробней. Я начал с того, что страна катится в пропасть. Рассказал об огромных, безграничных возможностях ограниченного товарищества. Я не преминул употребить сильнодействующее выражение «СИФ Слынчев Бряг». Я спросил Диму, не возражает ли он, если я буду оплачивать его услуги в американской валюте. В конце концов я предложил ему стать моим замом.

— Это ведь и есть тот самый шанс, которого я дожидаюсь! — закричал в ответ мой одноклассник. — Согласен!..

— Я тоже на все согласен! Братцы, возьмите меня с собой в СИФ Слынчев Бряг, — вторил ему шоферюга, который, как оказалось, тоже слушал рассказ, прижавшись носом к боковому стеклу.

— Возьмем его, босс? — Дима принял на себя обязанности моего зама.

Нужно было ответить отказом, но подробная детализация плана и отсутствие закуски окончательно подкосили меня — я засыпал. Маленькие кислые пузырьки заполнили собой все внутричерепное пространство и сделали голову легкой и теплой, словно воздушный шар. Сознание неуловимо исчезало, бессознательно растворяясь в подсознании.

— Мне нужно подумать, — с трудом проговорил я и потянулся к бутылке с шампанским.

А дотянулся или нет — я не знаю, ибо воздушный шар оторвался от земли и унес меня в тихое беззвездное подпространство…

Глава 8. ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ

Мудрость приходит с трагическим опозданием или не приходит совсем. Обычные спутники мудрости — боль и тоска. Поэтому в трудных ситуациях человек чаще полагается на интуицию и высшие силы. Интуиция освобождает от неких моральных принципов, высшие силы — от ответственности за свои действия. Таковы правила этого странного несправедливого мира.

Совпало ли мое пробуждение с пониманием жизненных истин или было обычным озарением, но в тот день я узнал, что похмелье от шампанского значительно тяжелее и неприятнее, чем похмелье от браги. Это всепоглощающее ощущение проникло в меня около четырех часов дня. А следом за ним — раскаяние, горький привкус вины за то, будто бы я проспал что-то важное и навсегда опоздал куда-то.

Но куда?

Воздушный шар, в который вчера превратилась моя голова, потерпел крушение и разбился вдребезги, потому думалось плохо, думалось по частям. Чтобы уйти от боли и тошноты, нужно было не мыслить, не слышать, не открывать глаза. Нужно было неподвижно лежать.

И я лежал. И весь этот многокилометровый столб воздуха и смутное ощущение чего-то несделанного вдавливали меня в мокрый от пота диван. Я был маленькой бессловесной улиткой, на которую наступил взрослый, навьюченный скарбом слон.

Снова и опять меня воскресил Генофон. Этот первобытный человек стал моим если не ангелом, то хранителем точно. Я никогда не узнаю, что было в той старой эмалированной кружке, которую я с его помощью опростал, но уже в шестнадцать тридцать, то есть спустя десять минут после инъекции, я улыбался. Не покидая дивана, я танцевал краковяк.

Генофон убежал якобы за очередной порцией жизнеутверждающего напитка, и в тот день я больше его не видел. Вероятно, из похода по рынкам возвратилась его Серафима и изящным взмахом руки повернула течение судьбы Генофона в нужное русло. Некоторое время я сопереживал своему старшему товарищу, пока не вспомнил, что мне самому нужна помощь.

Я вспомнил события и лица вчерашнего дня. Искривленного наукой худого Снеткова, Репина с нечестной луковицей, аккуратного таксиста, блюющего в зимний фонтан. Вспомнил последний глоток шампанского. Увидел дипломную работу, торчащую из кармана пальто, вспомнил свое обещание. Затем вспомнил то, что должно было сегодня произойти.

Я бросился к письменному столу и начал переворачивать ящики в поисках записной книжки. Нашел ее, наконец, под ворохом каких-то бумаг. Отыскал нескладный номер телефона Репина и выбежал звонить в коридор.

Номер оказался занят. Я повторил последовательность цифр снова, теперь на том конце провода не отвечали.

Не знаю, наверное, я наворачивал бы диск телефона до тех пор, пока бы за мной не пришли санитары или представители власти. Теперь это невозможно проверить. А тогда, тогда Дима пришел ко мне сам…

Он выглядел встревоженным и уставшим.

— Я ушел, — проговорил он, вваливаясь с лестницы в коридор. — Шнейдера повязали.

— Кто такой Шнейдер? — спросил я, для надежности запирая дверь на тяжелый дореволюционный засов.

— Шнейдер — алкоголик-шофер, что возил нас вчера, — пояснил Дима. — Дай воды, подыхаю.

Я отвел его в свою комнату, а сам пошел на кухню и вернулся оттуда с полным чайником и целой кучей вопросов.

— Почему этот Шнейдер был в деле? — спросил я, глядя, как Репа пьет воду из чайного носика.

— Ты сказал, что его надо брать, перед тем как вырубился, — ответил Дима, вытирая рот рукавом клетчатой красной рубахи.

— А почему я не пошел вместе с вами?

— Ты сказал, чтобы тебя не трогали, пока ты сам не встанешь.

— Перед тем как вырубиться?

— Ну да.

— А что я говорил еще?

— Ну, немного про армию, много про Жанну, в общем, не важно.

— Дима, что вы там сделали? Почему провалился наш план?

— Не знаю, — Дима отвел глаза. — Наверное, что-то не то было с документами, которые дал твой профессор.

— Профессор — дурак?

— Думаю, да. Первые два раза мы со Шнейдером загрузились четко и быстро, без всяких проблем, а когда приехали в третий и протянули бумаги — на нас набросились сразу со всех сторон. Спереди — кладовщики с кулаками, с боков — охранники с палками, сзади — вообще бандиты какие-то. Шнейдер закричал: «Не бейте, сдаюсь!» — ну, на него поэтому и накинулись сразу. А я, значит, тоже пару раз Шнейдеру пере… чтобы своим показаться, и тихо-тихо по стеночке прочь.

— Вы что же, придурки, три раза получали товар по одним и тем же бумагам?

— Ну да, других ведь не было.

— Других? А ну, рассказывай все по порядку!

Некоторое время Репа собирался с мыслями, затем не слишком складно, но основательно повесил на отсутствующего Шнейдера всех возможных собак.

С Диминых слов выходило, что я вырубился, а они стали готовиться к делу. Начали искать порожних дальнобойщиков со ставропольскими номерами. Нашли без проблем, в районе Обуховской обороны возле овощебазы. Договорились с водителем, дали задаток и поехали бухать дальше, в кооперативное кафе на Петроградке. Бухать и знакомиться с овцами. Инициатива бухать якобы исходила от меня. Дескать, пока они договаривались, я очухался и снова рвался в бой, так как был объективно голоден до баб после армии. Объяснение выглядело логичным.