Время Волка

– Вот, – заявляет. – Это Сергей Петрович, генеральный директор строительной фирмы «Авангард».

Я первым делом подумал, что у Сергея Петровича проблемы с сердцем. Я уже привык, что ко мне приводят родственников, друзей и знакомых, которым требуется помощь. Но Сергей Петрович был совершенно здоров и полон энергии.

– Давайте обсудим проект будущего дома! – с энтузиазмом предложил он. – У меня есть пара замечательных вариантов!

У меня глаза на лоб полезли. Какой проект? Я забор поставить не могу. Но Лёнька усиленно мне подмигивал за спиной Сергея Петровича. Как оказалось позже, Лёня заключил какой-то контракт с этой строительной фирмой, стал её «лицом»: пел на корпоративах для сотрудников, снимался в их рекламных роликах, упоминал про них в интервью. Словом, пиарил. А они ему взамен строили дом. То есть строили они мне. Лёне даже в голову не приходило, что он тоже мог бы поселиться за городом.

– Я всё равно у тебя чаще бываю, чем у жены, – пожимал он плечами. – Выделишь мне чуланчик в новом доме.

Чуланчик! Я ему спальню отдельную выделил. Впрочем, я бы так сделал в любом случае.

Новоселье отмечали тесным кругом: мы с Полиной, Мишка и Лёня. Натали сказалась больной. Я жарил шашлыки, Поля готовила какую-то вкуснятину из печёных овощей с нерусским названием «аджапсандал», Мишка охотилась за нами с фотоаппаратом, чтобы запечатлеть редкие кадры для семейной хроники. Всё было отлично, только мне совсем не нравились Лёнькины грустные глаза. Вроде бы смеётся, пьёт со мной водку, с аппетитом ест шашлык, а во взгляде – вся печаль еврейского народа.

– Ну и что с тобой происходит? – поинтересовался я, когда девочки ушли в дом. – Кто опять разбил тебе сердце?

С Кэт он к тому моменту давно расстался, и, по-моему, уже встретил Настасью, но меня ещё не посвящал. Лёнька отмахнулся.

– Да ну их к чёрту. Борь, я так больше не могу. Я пытаюсь быть современным, пытаюсь угнаться за временем, но у меня не получается. И мне тошно от того, что я делаю, понимаешь? Мне тошно петь с сопляками, не попадающими в ноты и даже не знающими, зачем они нужны. Мне надоело изображать дурака во всевозможных передачах. Это же чёрт знает что! Зовут на один канал в викторину про животных, и я надеваю цветную курточку и пытаюсь отгадать, как называется обезьяна с красной задницей! Зовут на другой канал и обливают водой с воплем «Розыгрыш!». А третий канал вообще предлагает поехать на дикий остров, жить в палатке и добывать себе пищу в джунглях. Мне!

– Не согласился? – усмехнулся я, разливая по новой.

– Издеваешься? Я же там коньки отброшу! Боря, мне надоел этот цирк. Я уже не певец, я шут гороховый! Меня учили попадать в ноты, правильно интонировать, показывать красоту звука. Меня учили петь, а не изображать клоуна! Я хочу заниматься своим делом, выходить к зрителю и нести ему красивую музыку. А не бегать по джунглям в набедренной повязке.

– Хотел бы я на это посмотреть, – хмыкнул я, но осёкся: друг выглядел совсем подавленным. – Лёня, я не понимаю, в чём проблема? Тебя кто-то заставляет?

– Почти. Выбор невелик – или ты играешь по правилам нашей новой эстрады, то есть, прости, шоу-бизнеса, и появляешься каждую неделю в телевизоре в диких шоу, даёшь интервью тупым журналистам в бульварных изданиях и делишься своим авторитетным мнением по любому поводу, либо тебя вообще нет ни на экране, ни в газетах. Ты не поверишь, мне позавчера звонят из «Спид-инфо» и спрашивают, в клеточку мне нравятся трусы или в полосочку! Нормальный вопрос народному артисту? Да в советское время их бы в психушку посадили!

– И что ты им сказал?

– Что в дырочку! Ну не мог же я девушку просто послать? Так она это в печать отправила! Вышла статья с заголовком: «Волк любит трусы в дырочку!»

Я мрачно смотрел на друга.

– Лёнь, а нельзя арендовать в Москве зал и дать концерт? Просто сольный концерт Леонида Волка для старых поклонников. Не новой молодёжной публике, которой ты сто лет не сдался, а для наших ровесников. Которые ещё помнят нормальную музыку и нормальных артистов.

– Ты думаешь, кто-нибудь придёт? Сейчас все шоу делают, с балетом, стриптизом и фейерверком. Ну или приглашают кучу «друзей» с громкими именами. То есть чтобы собрать зал, я должен позвать всяких там новомодных «Белок» и «Малышек» и сделать шоу.

– Нет, давай без шоу. Не ради денег концерт, не ради сборов. Пусть ты в ноль даже сработаешь да пусть даже в минус. Что, спонсора не найдёшь, аренду зала оплатить? Сделай концерт для себя! Выкинь весь бредовый репертуар, который ты записал со своими бабами. Отбери хорошие старые песни, запиши что-нибудь новое.

Лёня смотрел на меня задумчиво. Кажется, идея сделать концерт для себя, а не на потребу времени ему в голову не приходила.

– Точно, – вдруг после минутного молчания сказал он. – Спою этот концерт и уйду со сцены. Сыграю красивый финальный аккорд.

Такого поворота я не ожидал. Но переубеждать его не стал, хотя сильно сомневался, что Лёня сможет вот так взять и уйти. Но и его нежелание участвовать в той оргии, которая происходила на телеэкране, понимал.

* * *

«Однажды ты поймёшь, что это конец. Это и будет начало». Смысл данного философского изречения, не иначе, почерпнутого в какой-нибудь умной книжке во время очередного гастрольного перелёта, Леонид Витальевич понял именно тогда – когда спел сольный концерт в Москве.

Он искренне считал, что концерт станет завершающим аккордом в его карьере. Да, жалко уходить сейчас, когда ещё всё в порядке с голосом, когда есть силы творить. Но пора признать, что его время закончилось. То, что происходит сейчас на эстраде, никак не соответствует его эстетике, он просто чужой на этом празднике жизни. И выбора у него нет. Жить по правилам безумного стада, скакать на сцене и рассказывать в интервью про собственные трусы он не хотел, оставалось только уйти. Впрочем, уж лучше так, чем постепенно разваливаться на глазах у всех, цепляясь за любую возможность появиться перед публикой.

– Пусть запомнят молодым и красивым, – с горечью сказал себе Лёня и сел за составление программы.

Он решил последовать совету Бори и включить в концерт только те песни, которые нравились ему самому, так его и назвал – «Мои любимые мелодии». Мелодий собственного сочинения отобрал штук пять, а основной упор сделал на давно забытый репертуар старых мастеров: Отса, Утёсова. Взял несколько песен Петра Лещенко, Александра Вертинского, Вадима Козина – в советское время они были запрещены, а сейчас никому не нужны. Но Лёне очень нравилась их мелодичность, сочетание пронзительной грусти и романтического флёра, мотивы дореволюционных кафе-шантанов и мечты о красивой жизни, которым не суждено было сбыться. Настоящий шансон, а не то, что теперь исполнялось под этим названием.

Волк долго возился с песнями – снимал ноты со старых записей, записывал партитуры, делал новые аранжировки. Тут требовалось соблюсти баланс между современным звучанием и очарованием оригинала, чтобы и зрители не заснули, и ему было удобно петь. Он сидел за роялем до поздней ночи, раздражая Натали и нервируя соседей. Вдруг выяснилось, что без постоянной тренировки руки утратили былое мастерство, и пришлось для начала разыгрываться. Сколько же он не подходил к инструменту? Да фактически с начала перестройки и не подходил. Тем с большим удовольствием Лёня играл, импровизировал, искал новое звучание.