Время волков

Все, что он хотел или мог сказать, уже не имело значения. Камблер рванулся вперед, выставив клинок. Похоже, Беккет не ожидал атаки, по крайней мере на его лице отпечаталось неподдельное изумление. И ступор. Так выглядят люди, впавшие в ступор. А затем, буквально за миг до того, как меч герцога Лайдерса вошел ему в живот, в темных глазах Майкла Беккета вновь промелькнула искорка смысла - он наконец понял, что происходит. Наверно, Беккет еще успел бы парировать, наверняка успел бы - капитан был опытным бойцом, закалившим искусство фехтования в сотнях ожесточенных схваток, и по скорости реакции намного превосходил регента. Но он не поднял меча. Не шелохнулся, не сдвинулся с места. Он так и не смог поднять оружие против своего господина. Даже для того, чтобы защититься.

Меч Камблера вонзился Беккету в живот, рассек мускулы, пронзил желудок и вырвался обратно, превратив живот в одну огромную зияющую рану. Во все стороны хлынула кровь. Герцог Северных земель вновь погрузил оружие в тело командира собственной охраны, пробив грудь, и насадил Беккета на клинок, как поросенка на вертел. Лайдерс быстро развернулся по дуге, с трудом высвобождая оружие, и бросил тело Майкла под ноги солдатам. Те в свою очередь обнажили мечи, похоже, господа гвардейцы больше ни в чем не сомневались.

–  Стоять!!!
– заорал во всю глотку подбежавший к месту схватки Радлер Айтверн. От его крика, казалось, сейчас вылетят все оконные стекла в замке, так кричат путники в горах, застигнутые несущейся на них смертоносной лавиной. Кричат, тем самым лишь приближая свою смерть.
– Прекратите… - продолжил он хрипло.
– Прекратите… Камблер, не сходи с ума. Давай спокойно поговорим… - церемонность и придворный лоск оставили Айтверна, остался лишь растерявшийся от безумия происходящих вокруг событий смертельно усталый человек. В иных обстоятельствах Лайдерс пожалел бы его, в иных обстоятельствах он бы даже послушал его, но сейчас перед низложенным регентом стоял враг.

–  Нам не о чем говорить, - отрезал он.

–  Отойдите, - бросил Радлер солдатом, - отойдите подальше, чтоб вашего духу здесь не было! Я побеседую с герцогом Лайдерсом один на один, - воины попятились в разные стороны.

–  Айтверн, не сходите с ума!
– крикнул кто-то из дворян. Кажется, граф Ремдон.
– Этот безумец не знает, что творит! Он убьет вас!

–  Пустое, сударь, - герцог Запада широко, по-мальчишески улыбнулся, - мне нечего опасаться. Мой друг никогда не причинит мне вреда.

Он высоко поднял разведенные в стороны руки и двинулся вперед. Зря он это сделал. Камблер ринулся на Радлера, распластав меч в глубоком проникающем выпаде - засвистел разрываемый воздух. Айтверн ускользнул, перетек в сторону от линии атаки - плавным, обманчиво-легким движением, наверняка отозвавшимся в его теле тугой вяжущей болью. Крутанулся на каблуках, разворачиваясь лицом к Лайдерсу. Выхватил меч из ножен - в его руке сверкнула серебристая молния.

–  Я не хочу с тобой сражаться, - мягко сказал Радлер, медленно водя клинком из стороны в сторону.
– Мы не враги.

–  Ты так думаешь?
– усмехнулся Камблер, кружа вокруг него, как настарнийский тореадор танцует вокруг бешеного быка.
– Ты решил свергнуть регента королевства. Меня. Разве это не делает нас врагами?

–  У меня не было другого… - Лайдерс не дал ему договорить. Вновь сделал выпад, на сей раз рубящий в шею. Айтверн закрылся, черты его лица неожиданно исказила ярость. Он крутанул кистью и выбил у Камблера меч из рук. Тот отлетел, описав в воздухе пылающую спираль, и с глухим стуком рухнул на пол. Кто-то из придворных крикнул.

Дальнейшее произошло слишком быстро. Камблер выхватил из наплечных ножен изогнутый дарнейский кинжал и попробовал ударить Айтверна, метя в бедро. Тот отшатнулся, взмахнул клинком, а Лайдерс потерял равновесие и начал заваливаться вперед. Чуть правее сердца вдруг вспыхнул огонь, жаркий, как в кузнечном тигле, перед больными глазами заплясали звезды, а рот наполнился кровью. Герцог Севера рухнул на колени, увлекая Радлера за собой, но тот в последний момент разжал пальцы, выпуская эфес, и устоял на ногах. Камблер полубессмысленно скосил глаза вниз - и увидел, что в его грудь вонзился меч Айтверна. Похоже, что Камблер напоролся на клинок… случайно. Все тело тут же сотрясла судорога, плечи повело в стороны и разорвало на части.

–  Брат!!!
– в крике Радлера Айтверна, рухнувшего оземь рядом со смертельно раненным регентом, не оставалось и следа разума.
– Брат, что я наделал?!!

Камблер попробовал что-то сказать, но вместо слов с его губ потекла алая жидкость, обжигающая подбородок. Вокруг что-то кричали наконец повскакивавшие с мест вельможи, но их вопли казались отдаленными и приглушенными, они доносились с огромного, немыслимо огромного расстояния. Рядом раскачивался обезумевший Радлер, бледностью сам напоминавший мертвеца. Лайдерс попробовал опереться ладонями о гранитные плиты и встать на ноги, но тело отказало, и герцог тяжело повалился на пол. Айтверн склонился над ним, но его лицо теряло четкость и уплывало прочь.

Губы Камблера Лайдерса, герцога Северных земель и регента королевства Иберлен, сами собой внезапно раздвинулись в кривой, столь несвойственной им раньше усмешке.

И стало совсем темно.

Глава первая.

Лиртан, столица Иберлена. 1441 год от Воплощения.

Выдалось ясное весеннее утро, и майское солнце карабкалось по неизмеримо-синему бескрайнему небу, поднявшись из-за поросших душистыми травами восточных равнин. Солнце наполняло своим нежным светом расцветающий город. Лиртан купался в дружелюбных лучах, гулявших по его широким улицам, сейчас заполненных людьми, и эти лучи отражались от ровной глади реки Нейры, по берегам которой был выстроен стольный город Иберлена, окружали золотым ореолом высокие стены и башни. Повсюду, от бойких купеческих рядов на южной окраине города, где толклись в суматохе тысячи людей и где на продажу выставлялись товары, привезенные из самых далеких земель, из-за морей и гор, и до возносящихся в надмирную высь исполинских укреплений королевской цитадели, расположенной в северной части столицы, везде царило приподнятое оживление. Ледяная иберленская зима, принесенная стылыми ветрами из-за Каскадных гор, сгинула без следа, уступив место ознаменованному весной преображению озябшего было мира. Прошедшая зима оказалась скупа на снегопады, но морозы держались такие, что иные птицы падали на лету, не в силах шевельнуть заледеневшими крыльями, а капли вина из фляжки норовили застыть на губах инеем. Старушки по деревням болтали, что подобных холодов не случалось с самих что ни на есть стародавних времен, и дескать это Повелитель Бурь в своем ледяном дворце подстегивает зиму стальными бичами, гоня ее на юг. Ученые в Академии сжимали в кулаках пышные белые бороды и, остановившись подле замалеванных непонятными значками схем, начинали рассуждать про пути ветров, движения воздушных масс и прочие премудрости. Их сказки мало чем отличались от бабушкиных, разве что были не столь красивы.

Так или иначе, зима закончилась. На смену ломким, жестким травам пришла пробившаяся из земли изумрудная поросль, тянущаяся к ласковому небу, молодая листва украсила деревья, даже воздух казался особенно сладким и свежим, вдыхать его было все равно что пить чарку доброго вина. Повсюду разносилось пение вернувшихся с юга птиц птиц, заполнившее тянущиеся через весь город тенистые парки. Сады, окружавшие аббатства Святого Михаила и Святого Джозефа, утопали в цветах. Речные набережные были заполнены прогуливающимися, впереди которых неслись музыка и беззаботный смех. В протянувшихся по восточному берегу Нейры ремесленных кварталах вовсю кипела оживившаяся работа, скорее радостная, нежели обременительная, роскошные особняки в аристократических районах распахнули ворота вернувшимся из родовых владений хозяевам, купечество подсчитывало грядущие в нынешнем году прибыли, обещающие стать немалыми, а на площади Рассвета и на стрелами расходящихся во все стороны от Янтарного Кольца проспектах каждый вечер устраивались гуляния и празднества, многолюдные и шумные, разогретые людской радостью и хорошим вином. В старинном городе, чьи мостовые отсчитали уже много сотен лет, отпечатавшихся по камням конским цокотом, выдалось веселое время. Трактиры полнились оживленным людом, в предместьях развернулись ярмарки, торгующие какими угодно диковинками из каких угодно стран, из дальних мест явились цирковые труппы, ежедневно дающие развеселые представления. Хорошее настало время. Славное время. Время, когда жизнь кипит вокруг тебя, рассыпаясь искрами, когда жизнь окружает тебя на каждом шагу, звеня гитарными струнами, когда ты вдыхаешь жизнь полной грудью и чувствуешь ее кожей.

Наступившая весна казалось созданной для счастья, радости, мечтаний, любви, побед. Наступившая весна казалась временем, когда исполняются любые надежды, временем добрых знамений. Но помнил бы кто в ту весну, что добрые знамения не всегда сбываются.

Артур Айтверн влетел во двор фамильного особняка, чьи ворота по утреннему времени уже были широко распахнуты, и осадил покрытого пеной белого жеребца. Тот разразился заливистым ржанием, напоследок встал на дыбы, полосуя воздух ударами копыт, и лишь затем опустил их на не успевшую еще нагреться брусчатку. Сын и наследник герцога Западных Берегов предпочитал выбирать лошадей с характером. С ними было намного интересней, да и веселей. В компании унылой лошади в одночасье помрешь от тоски, зато норовистый жеребец мигом напомнит, что ты и сам кое-что можешь и на что-то годишься. Так, во всяком случае, считал сам Артур. Означенный Артур Айтверн, герой нашего повествования, и сам обладал до крайности веселым нравом, что неизменно делало его самым первым на дружеских пирушках и попойках, с одной из которых, затянувшихся до утра, он сейчас к слову сказать и возвращался. Сей молодой человек двадцати лет от роду, принадлежавший к едва ли не самому славному и богатому в Иберлене роду, отличался всеми мыслимыми и немалой долей немыслимых достоинств, перечислением которых мы сейчас и займемся. Обладая живым умом, острым языком и завидной статью, юный Айтверн помимо всего прочего отлично фехтовал, отменно держался в седле, всегда умел поддержать светскую беседу и даже недурственно исполнить какую-нибудь серенаду. Пристойно танцевал, знал толк в карточных играх, умел отличить хорошее вино от плохого, и вообще был ровно таким, каким и пристало быть молодому дворянину, обреченному на блестящее будущее - образцом обреченного на блестящее будущее дворянина и в чьих-нибудь глазах даже примером для подражания. А еще Артур, будучи наделен не самым приятным характером, являлся сущим кошмаром для родственников, домочадцев и просто близких, средних и дальних знакомых, кошмаром ходячим, говорящим и вообще, следует заметить, малопереносимым при любом с оным кошмаром соотнесении. Ему нравилось играть на чужих нервах. Он обожал плевать на правила, забывать об обещаниях и доводить до бешенства. Сам Артур был прекрасно осведомлен об этой своей прискорбной особенности, но относился к ней философски. В конце концов, ну у кого не бывает недостатков? Все люди грешны, один лишь Господь всеблаг. Вот и сейчас он насмешливо улыбался, заметив отцовского управляющего и ничуть не сомневаясь, что будет управляющим отчитан.