Время зимы

Арэн не любил думать о своем доме, где его никто не ждал. Он согревал себя мыслями о месте, в котором провел детство. Сейчас дасириец отдал бы все содержимое своей мошны, лишь бы хоть на час оказаться в Орлином замке, в окружении родителей, братьев и сестер.

Ступени, ведущие наверх, скрипнули. Один из постояльцев, подумал дасириец, разглядывая мужчину, спускающегося вниз. Судя по дорогом сапогам, хорошо скроенному кафтану зеленого бархата, и тяжелой цепи из переплетенных золотых и серебряных звеньев, постоялец был из купеческой братии.

— Видел его сегодня на местном рынке, — шепнул Раш. — Товары дорогие, местным не по кошельку. Готов спорить, что не торговать приехал. И не проездом через Артум — дальше на север только Пепельные пустоши и Край.

— Может, как и мы, держит путь в столицу.

— Сейчас узнаем.

Раш сгреб в охапку круглолицую помощницу хозяина. Девушка не стала противиться, когда постоялец усадил ее себе на колени, ловким движением выудив из ее волнистых волос серебряный лорн.

— Красавица, — Раш скользнул ребром монеты по лицу, непринужденно и легко — кто не знал уловок карманника, не заметил бы греха. — Ты, я погляжу, расторопная и смекалистая. Не откажешься от лорна, так ведь? Девушка моргнула, соглашаясь.

— Тот господин, в дорогих одеждах — давно он гостит в Яркии?

Монета снова «затерялась» в волосах, но только для того, чтобы снова вернуться к Рашу, теперь — в другую ладонь. Помощница хозяина призадумалась, принялась загибать пальцы.

— Восемь раз солнце встало, как приехал. Раш положил монету ей в ладонь, девица, однако же, не торопилась уходить.

— А что он тут делает? — В свою очередь поинтересовался Арэн.

— Торгует, много у него всяких диковинных вещей.

Видя, что монет ей больше не дадут, она встала, собрала со стола посуду, нарочно несколько раз потеревшись пышной грудью о плечо Раша, и оставила их.

— Я видел у него кинжал, с пламенеющим лезвием и ртутной змеей на рукояти. Дорогой, сто?ит, что мой конь. Банру, который оставался безучастен к разговору, встрепенулся.

— Со змеей? — Спросил он громко и Рашу пришлось шикнуть, чтоб заставить жреца быть тише.

Арэн перевел взгляд на купца — не заподозрил ли тот чего? Но мужчина, получив свой ужин, уплетал за обе щеки и ни на что не обращал внимания.

— В Тутмосе кинжалы со змеей на рукояти носят хасисины из Послесвета, — было заметно, как неприятно жрецу упоминание об убийцах. — И братья Послесвета никогда не отдают своих клинков, не продают их и убьют всякого, в чьи руки он попал по воле случая.

— Этот торгаш выглядит вполне живым и в здравии, на убийцу не похож и, здается мне, не слишком прячется…

— … или не знает, что попало ему в руки, — закончил слова Раша Арэн.

— Хасисины Послесвета — мастера перевоплощений, — добавил Банру. Теперь в его взгляде, обращенном на купца, сквозил священный гнев, жрец для себя уже решил, что перед ним — истинный убийца. — Нужно скорее покидать северные земли. Если здесь есть место одному убийце, значит есть много других, скрытых.

— Не похож на убийцу, — подавив зевоту, сказала Миэ. — Купечишка, ручки холеные, щеки в пудре, глядите, как щурится — близорук, что старый кот моей тетки. Прав Арэн — не знает, что несет и чем светит. Хотя, кто его тут найдет?

— Найдут, — упрямо твердил Банру, — Поселсвет чтит священное оружие убийц, новый хасисин получает его в дар, после ритуала, каждый кинжал сделан по руке хозяина: рукоять, лезвие. Говорят, что их благословляют сами Близнецы.

— Не могу взять в толк — чем вам дался бедняга? — Миэ отчаянно боролась с зевотой. — Если глуп, как пень, так поделом ему. А что ехать нужно, так я согласна с Банру — чего ради торчим в этой дыре?

— У нас нет проводника, — напомнил Арэн, не сводя заинтересованного взгляда с купца.

Тот как раз закончил с первой тарелкой и подвинул вторую. По его рту струились жирные капли, мочили стол и пачкали дорогую вышивку серебром по пройме рукавов. Не было похоже, чтоб купца расстраивала порча дорогой одежды — он наслаждался трапезой, выглядел довольным жизнью. Не как человек, за которым по пятам идут самые беспощадные убийцы юга.

— Девчонка, Хани, знает дорогу, она может провести нас до границы, — предложил Раш.

— Сомневаюсь, что ее выпустят за пределы Яркии в ближайшее время. — Миэ недовольно зыркнула на Арэна, который отобрал у нее кувшин с вином. — Мудрая будет просить духа-защитника о милости и, чтоб задобрить его, отдаст ему Хани. Девчонке повезет, если такая громадина не полакомиться ее жизнью до конца.

— Я ничего не понимаю в обычаях северян, — угрюмо сказал Арэн, — объясни простым языком — что они хотят сделать.

— Ты же был с ней в лесу, — пожала плечами Миэ, — своими глазами видел. Только защитники — особые духи. Это павшие шамаи — избранные воины севера. Тело того, кто заслужил право пройти ритуал посвящения, покрывают кровью тотемного животного; после воин должен съесть его сердце, завернуться в только что снятую шкуру и провести пять дней и ночей без еды и питья. Выжившие становятся шамаи — оборотнями. — За неимением вина, женщина бесцеремонно отобрала у жреца кружку с козьим молоком. Сделав глоток, поморщилась. — Век шамаи не долог. Зверь внутри них стареет быстрее, чем отписано человеку. Когда они умирают, в битве или от истощения духа, их хоронят в деревнях и городах, которые дух будет охранять после смерти, но уже в зверином обличии. Их нельзя тревожить никому, кроме Мудрой.

— Но старая стояла на стене и не собиралась вмешиваться, — прошипел Арэн и, чтобы спустить пар, припечатал кулаком стол. Посуда пошла ходуном, кувшин полетел на пол и с треском лопнул.

Хозяин исподлобья глянул в сторону постояльцев. Пока его помощницы вытирали пол и собирали черепки, за столом царило молчание.

— Устои деревни — не нашего ума дело, — холодно осадила пыл дасирийца Миэ.

— Эта девочка чуть не умерла там, в лесу. А теперь ты говоришь, что ее ждет испытание посильнее. И за что? За то, что спасла детей?

— Только ли детей, — вслух, не обращаясь ни к кому конкретно, произнес Раш. Он задумчиво ковырял стол ножом. Хозяин, то ли зная, что получит свое звонкой монетой, то ли из уважения к воинам, проявившим себя в Яркии, помалкивал. — Людоеды не собирались уходить. Они пришли забрать детей и убить остальных. Когда тролль издох — ушли. И не потому, что испугались. Кто-то вел их.

— Мне тоже так показалось, — согласился Арэн.

— Если собираетесь вмешиваться, то без моего участия. Мне дорога жизнь и я не хочу закончить ее в холодной. Вы пришли в чужие земли, не зная нравов северян, но хотите навязать этим варварам свою волю? Увольте, — Миэ поднялась. Ее качнуло в сторону, язык заплетался, но взгляд оставался трезвым. — Надеюсь, боги вложат в ваши пустые головенки хоть каплю разума до рассвета. Иначе наши пути разойдутся.

С уходом Миэ, ее место за столом заняла тишина. Мужчины переглядывались, но никто не решался говорить. Арэн понимал их — вероятно, и Раш, и Банру мысленно соглашались с Миэ. Он и сам видел истину в ее словах, но нутро протестовало. Образ несчастной, посиневшей от холода Хани, что лежала на снегу, преследовал его. И решительный взгляд, когда она согласилась принять наказание: северянка знала, что последует за ее проступком, но поступила так, а не иначе.

— Дикари, — повторил он слова, сказанные карманником в тот день, когда они натолкнулись на артумцев. То, что огромный, пышущий здоровьем Рок нынешней ночью стал пеплом вместе с остальными павшими, не укладывалось в голове. Думать, что вскоре Хани присоединится к нему, не хотелось.