Время зверинца
Шрифт:
Как раз это я и хотел сделать, но теперь от задумки пришлось отказаться.
— А я чувствую запах дельфинов, — заявила Ванесса.
— Ты хоть знаешь, как они пахнут?
— Втяни воздух носом, и сам поймешь… Ну, почувствовал?
— Да, — соврал я, подозревая, что Ванесса приписала дельфинам запах жареной барракуды или чего там еще (надеюсь, не младенца) от соседнего столика, где ужинала семейная пара.
А Ванесса уже указывала на что-то в море со словами:
— Смотри туда!
Я посмотрел туда, но ничего не увидел.
— Вон там! Видишь их?
Опять дельфины.
С не меньшим успехом она могла бы разглядеть там мартышек. На таком расстоянии, да еще ночью, просто невозможно увидеть в Акульей бухте серого гладкого дельфина, ждущего, чтобы ему погладили брюхо. Однако Ванесса была настроена восхищаться и изумляться.
— Боже, Гвидо, — сказала она, беря меня за руку, — разве это не чудесно?
— Еще бы не чудесно, — согласился я.
И мы поцеловались. После стольких лет в браке мы все еще практиковали поцелуи, а это уже нечто. Она давно бросила курить, но до сих пор, целуя ее, я вспоминал табачный вкус нашего самого первого раза. Возможно, все мои последующие страстные поцелуи были попытками оживить то воспоминание. Этак в духе Пруста — поцелуй, перегруженный ассоциациями на фоне тоски по прошедшему и безвозвратно утраченному времени.
Быть может, и она целовала меня по тем же причинам? Кто знает? Я до сих пор терялся в догадках, почему она поцеловала меня в самый первый раз. Вроде бы я ей нисколько не нравился. Мы расходились во мнениях практически по всем вопросам; она считала, что из меня не выйдет писателя (поскольку я не понимал ее, а следовательно, вряд ли мог понять кого-либо вообще); она принципиально отказывалась носить предложенные мной наряды и не упускала случая подчеркнуть нашу разницу в росте. Что, если в тот раз она поцеловала меня только затем, чтобы я не подкатил с поцелуями к ее мамочке? Или чтобы ее мамочка не подкатила с поцелуями ко мне? Спустя много лет мне пришло в голову, что к браку со мной Ванессу могла косвенно подтолкнуть ее мать посредством телепатической связи, безусловно существующей между ними. Согласно этой теории, Поппи желала меня для себя — возможно, сама того не осознавая, — и ее желание подспудно повлияло на выбор Ванессы. Оставалось лишь найти подтверждения тому, что Поппи меня желала, однако таковые, увы, не находились. Как и ее дочь, Поппи с самого начала относилась ко мне индифферентно (включая тот вечер в Натсфорде, когда она все же составила мне компанию). И, в отличие от Ванессы, она не изменила своего отношения даже после того, как Квинтон О’Мэлли наугад вытянул «Мартышкин блуд» из стопки забракованных рукописей и продал его Мертону Флаку, который объявил этот роман шедевром, дав старт моей писательской карьере.
Также не исключено, что Ванесса меня в самом деле любила — на свой необычный манер, — да только я слишком закоснел в обыденности, чтобы это распознать и оценить по достоинству. Если, конечно, не считать достойной оценкой мою любовь к ней, невзирая на все искушения и прегрешения.
Наш поцелуй в Манки-Миа, как его ни расценивай, был прерван появлением моторной яхты, которая, сверкая огнями и гремя музыкой, бросила якорь на том самом месте, где Ванесса якобы видела резвящихся дельфинов.
— Этого нам только не хватало! — воскликнула она, словно яхта была последней каплей, переполнившей чашу ее терпения.
Для нее это характерно: любой раздражающий пустяк способен разом вытравить из памяти Ванессы все счастливые моменты, какие только были в ее жизни.
Я предложил ей перебраться за другой столик, подальше от огней, однако от музыки и громких голосов спасения не было.
Отец Ванессы увлекался парусным спортом и за то недолгое время, что она с ним общалась, успел привить дочери презрение к моторным судам. Мол, настоящие люди ходят под парусом или на веслах, а двигатели — удел слабаков и дилетантов. Накануне австралийского путешествия мы посетили разгульную вечеринку на борту моторной яхты в Доклендсе, [54] устроенную Гартом Родс-Райндом, сочинителем фэнтезийных романов с чехардой параллельных миров (это когда ненормальные герои из других времен и пространств перемещаются в неправдоподобную современность — или наоборот). Яхту — этакий плавучий бордель грязно-розового цвета — он приобрел на паях с кем-то еще благодаря удачной продаже своих авторских прав на роман о средневековом алхимике-ясновидце с орлиным профилем,
вдруг очутившемся в современном Лондоне, где все буквально помешались на алхимии. На тот момент яхта временно носила имя «Лулу» в честь гламурной пиарщицы, к которой Родс-Райнд сбежал от жены, перед тем сорвав гонорарный куш за роман о современном лондонском банкире с орлиным профилем и ранними симптомами болезни Альцгеймера, вдруг очутившемся в средневековом монастыре на вершине горы Мон-Ванту. [55] У трапа дежурили частные охранники, нанятые для пресечения возможных попыток жены прорваться на борт.54
Портовая зона в восточной части Лондона.
55
Гора в Провансе, на юге Франции.
— Ты когда-нибудь думал о чем-то подобном? — спросила Ванесса, щурясь на меня сквозь бокал с розовым (под цвет «Лулу») шампанским.
— О том, чтобы сбежать с пиарщицей, или о найме охранников, чтобы тебя не подпускали к моим развлечениям? — уточнил я.
Она покачала головой, что в ее системе жестов символизировало глубокое отвращение.
— Не пытайся быть остроумным, Гвидо. Ты прекрасно знаешь, о чем я.
— Ви, неужели я хоть раз, хоть намеком дал понять, что хотел бы завести яхту? Я и плавать-то не умею. У меня начинается морская болезнь даже при купании в ванне.
— Интересно, что ты запоешь, если тебе привалят гонорары, как у Родс-Райнда.
— Во всяком случае, покупать яхту я не стану.
Больше мы эту тему не поднимали, но я заметил, что ее обеспокоила мысль о моих гипотетических тратах и приобретениях (будь то яхта или что еще), если бы мне вдруг удалось разбогатеть. С этим была связана еще одна тема, периодически дававшая нам повод для трений: Ванесса вбила себе в голову, что внутри меня сидит вульгарный нувориш, который при первой же возможности вырвется наружу, а я категорически и возмущенно это отрицал. Споры не имели под собой реальных оснований, так как мы прекрасно понимали, что уровень доходов от городского фэнтези Родс-Райнда объективно недостижим для бытописателя провинциального разврата, пусть даже с некоторыми потугами на фантазерство.
Короче говоря, Ванесса считала меня неудачником, да и сам я считал себя таковым. Особенно остро это ощущалось на фоне того же Гарта Родс-Райнда, которого я знавал и поддерживал — правда, лишь морально — в пору его безденежья, побуждая не оставлять сочинительство и уверяя, что рано или поздно он добьется успеха (хотя сам я тогда в это нисколько не верил).
Шумная яхта подпортила нам остаток вечера, и вскоре мы отправились спать в фургон. Утром было решено позавтракать в том же ресторанчике, чтобы и Поппи могла насладиться видом, который она проспала накануне. Отдохнула она основательно и смотрелась впечатляюще в платье-сафари со множеством карманов, которое лишь цветом отличалось от платья Ванессы. Удивительным образом, не советуясь друг с другом, они не только выбрали для этого утра одинаковые платья, но и уложили волосы на один манер, а также надели идентичные сандалии.
Картинка та еще — ни дать ни взять отважные спутницы колониальных охотников на крупную дичь, носящие в карманах платьев запасные патроны для своих возлюбленных.
Хозяин давешней яхты стоял в аквамариновой матроске на палубе и отдавал команды. С берега им подвозили припасы — не иначе, ящики шампанского и корзины лобстеров, подумал я. Между партиями грузов он занимался осмотром своего судна: расхаживая туда-сюда, проверял натяжение канатов, гладил окрашенные поверхности и гневно тряс головой при обнаружении пятнышка или царапины. По сути, та же работа по дому, разве что сам дом плавучий.
Лет сорока с небольшим, обветренный и сильно загоревший, яхтсмен мог похвастаться моложавой фигурой, но я был готов биться об заклад, что при близком рассмотрении он окажется преждевременно постаревшим. Наверняка капризный и вздорный, как многие праздные богачи. «Бойтесь желаний своих, ибо они могут сбыться», — гласит мудрость. Он пожелал иметь яхту, и теперь заботы о судне поглощали все его время и силы.
У него было по телефону в каждой руке и еще один висел на поясе. Все три аппарата звонили наперебой. Ванесса и Поппи пили свой чай и посмеивались над беднягой, погрязшим в «домохозяйственных» мелочах.