Всадники. История Адама Борута
Шрифт:
Но мысли эти лишь на мгновение промелькнули. Отец Филарет опустился на колени на пыльную землю перед каменными ступенями и на несколько минут замер, вознося Творцу безмолвную благодарственную молитву. Только поднявшись на ноги, он заметил стоящую рядом женщину, совсем еще молодую, в черном вдовьем наряде.
– Благословите, батюшка, - попросила она ясным голосом, глядя на него с робкой улыбкой.
– Бог благословит тебя, - монах осенил ее крестным знаменем и спросил, - как тебя зовут?
– Фрося. Ефросинья.
– Скажи мне, Фрося, а не знаешь ты, у кого ключи от храма?
–
– Она указала на высокое здание напротив церкви.
– Прямо через площадь. Я могу сбегать.
– Сделай милость, очень тебе буду благодарен.
– Да что вы, батюшка, мне не трудно, я мигом.
Ожидая Ефросинью, монах обошел церковь кругом, внимательно оглядывая и дорожку вокруг храма и стены, которые оказались целехонькими, что немало порадовало. Только витражи были кое-где разбиты, но сейчас это казалось мелочью.
Покосившийся крест на колокольне удручал - добраться самому пока не представлялось возможным. Трещины на ступенях совсем не волновали, а вот с крестом надо было думать - не хорошо это.
Наконец на площади снова показалась Фрося. Она отдала ключ, и спросила, может ли еще чем-то помочь. И так как монах, поблагодарив ее, отрицательно покачал головой, Ефросинья ушла, объяснив, что времени сейчас совсем нет, но позже обязательно еще зайдет.
Ключ легко повернулся в скважине и отец Филарет открыл тяжелую, заскрипевшую на заржавленных петлях, дверь. Внутри царил полумрак и прохлада. На каменную плитку пола падали цветные зайчики света от сохранившихся витражей.
Отец Филарет не заметил, сколько времени он простоял посреди храма, оглядывая иконы, проникаясь духом церкви. Потом обошел весь храм приложился к каждому образу. Видно было, что хоть и не идеально, но за храмом следили. Пыли было совсем немного.
Вот в алтаре было похуже - сюда явно уже года два не заглядывали. Хотя все оставалось на своих местах - престол, семисвечник, книги на полках, пара простеньких облачений в ризнице, пожелтевших от времени, но вполне еще пригодных, все было покрыто толстым слоем пыли и казалось серым и неприглядным. Оставив в сторону посох и сбросив котомку, отец Филарет засучил рукава и принялся за уборку. С большой любовью прикасался он к каждой вещи, словно к неожиданно вернувшимся к нему старым знакомым.
За делом незаметно пролетел день, даже голода он не чувствовал, пока вновь пришедшая Фрося не позвала его, сообщив, что принесла поесть. Наспех перекусив и поблагодарив добрую женщину, за подол которой цеплялся малыш лет пяти, монах снова принялся за работу. Лишь, когда свет, падающий из окон, стал совсем тусклым, он засобирался в обратный путь, решив завтра же прийти сюда снова.
Отдав ключи сторожу в Ратуше, который глянул на него острым заинтересованным взглядом, отец Филарет хотел было уходить, когда сторож окликнул его.
– Эй, батя. А ты чего, новым попом у нас будешь?
Монах приостановился:
– Может и буду. Посмотрим.
– А ты дом то церковный смотрел? Ты глянь, глянь, может передумаешь.
– А что не так с домом?
– Отец Филарет скорее
– Так там, батя, одни стены остались. Все обвалилось, крыша течет. Да ты вон возьми ключ, сходи сам глянь. Мож, передумаешь, а мож, это. Скажешь голове. Чтоб нанял кого, это ведь лучше заранее обговорить. А то он тебе дом и не показал, потому что знает. А согласишься, так он после уже гроша ломанного не даст. Скажет, раньше думать надо было. Он такой.
– А большой дом то?
– Ну, как, не хоромы. Да ты чего ж не сходишь?
– Тебя зовут то как?
– Трифон я, а что?
– Да вот, Трифон, устал я сегодня, дом же не убежит. А завтра - с утреца опять приду. Будешь здесь?
– А куда ж я денусь?
– Удивился Трифон.
– Ну, ты, батя, как скажешь, насмешил, ей богу!
– Вот и хорошо. Так я бы с тобой дом и осмотрел. Вижу, хорошо знаешь его.
– А как же, знаю. И покажу. Вон брата, попрошу заменить меня, и покажу!
– Значит, договорились?
– Ну, а как же. Я не голова, осторожничать не привыкши. Раз слово дал - выполню. Труда не составит. А ты бы помолился, батя, в ответ то. Внучка у меня на сносях. Родить должна скоро. Боимся мы, как бы чего не вышло. Первенца ждет.
– Помолюсь, Трифон! А внучку как зовут?
– Милой кличу, а так Людмила, по церковному то. Бывший поп ее и окрестил. Здоровый был мужик. Крепкий, а уж какой голос, на другом конце Гребенска слыхать было. Жаль, помер.
– И давно вы без священника?
– Да как сказать. Был тут один пару лет назад, странный, такой, тихий, так сбежал. Чего уж ему не понравилось, ума не приложу.
– Может дом и не понравился?
– А может! Что-то я и не подумал. Точно ведь. Мож, зря я тебе про дом-то.
– Не зря, руки есть, придумаем что-нибудь.
– Ой, батя, вот я трепло, задерживаю вас разговорами. Ты уж не серчай. А завтра жду. И брат подменит. Или внука посажу - нечего ему лодырничать.
– Прощай, Трифон, после завтрака и появлюсь.
Распрощавшись со сторожем, отец Филарет направился обратно в замок. Дорога в гору давалась труднее, и он часто отдыхал, опираясь на палку. Но и это не могло омрачить его радость. Он ощущал прилив сил и мечтал уже, как начнет служить в храме. Подумал еще, что надо бы и, правда, с головой обговорить. Стать городским священником. Вот оно счастье то будет. И мыкаться по миру уже не так хочется. И службу в настоящем храме ни с чем не сравнишь.
Так, весь погруженный в мысли добрался он до ворот Чернагоры. Оглянулся еще раз на город посмотреть, увидел купол храма и крест вдали в лучах заходящего солнца, подумал растроганно, нет, не оставил его Господь, раз такое счастье посылает, значит на верном пути стоит.
***
Дома Марицу ждали. Все собрались в общей столовой вокруг лежащего с несчастным видом Матвея, тетка пыталась рассказывать детям сказку о драконе с которого началась история Вендии, но выходило у нее не очень. Дети почти не слушали, баловались, стараясь досадить друг другу так, чтобы тетка не заметила. Павел что-то вырезал из дерева, сосредоточенно хмурясь.