Все было не так

— Ясь, я приехал к тебе, потому что Гордей на лютом взводе сейчас. Он не станет меня слушать. Толмачёв и Шолохов в два голоса сказали, что на городской заезд меня не поставят, а мне пиздец как туда надо! Мне очень нужно, чтобы хоть кто-то мне поверил. Ты же умная девочка. И в принципе девочка. У вас там интуиция и всё такое. Посмотри на меня. Я похож на полного идиота?

— Не похож. Но я пока всё равно ничего не понимаю, Кис.

Саркис встаёт и делает несколько нервных шагов в одну сторону, затем в другую. Достаёт сигареты. Прикуривает одну и прячет её в ладони, чтобы дым не попадал на меня. Выдыхает в сторону. Проводит пятернёй по тёмным волосам, наводя на голове ещё больший хаос.

— Они думают, что я предатель. Бля… Да Гордый столько для меня сделал. Если бы не он, я бы мать уже похоронил! Да, мне постоянно нужны бабки. Я тяну её как могу. Не получается отпустить. Но это, сука, не значит, что я готов ради них на такое! — подскакивает он и снова делает несколько нервных шагов, разворачивается на пятках, выбрасывает недокуренную сигарету и садится рядом со мной.

— Яся, я клянусь тебе. Всеми днями, что осталось прожить моей матери, я не подставлял Гордея и не причастен к том, что между вами произошло. Да я даже не знал ни хрена! Я, как все, видел, что он бухой уехал. Всё! Откуда у меня наркота? А, ну да… — сжимает зубы, упирается локтями в колени и запускает обе пятерни в волосы. — От матери. Я же всё время между домом и больницей. Они складывают. Я бы тоже так сложил. Но я ничего ему не подсыпал. Не знаю, как доказать. Есть догадка, кто это сделал. Но, блядь! Они же уже всё решили, хоть ещё и не озвучили официально. И очевидный мотив только у меня.

У вечно дерзкого, всегда улыбающегося, нагловатого парня дрожат пальцы. Он ломает ими очередную сигарету. Сплёвывает между широко разведённых коленей.

— Кис, — осторожно касаюсь его плеча.

У них у всех что-то складывается. У меня пока нет.

— Кис, что за наркота? Я правда не знаю. Мы с Гордеем не говорили с тех пор, как расстались. И больше никто мне ничего не говорил.

— Он за тебя, наверное, боится. У него серьёзные траблы с отцом, насколько я понимаю, — убито отвечает Саркис. — В ту ночь, когда мы сезон толпой отмечали, Гордый ушёл с тёлкой не сам. Точнее, своими ногами, но мозгами он уже был в другой реальности. Ему что-то адское сыпанули в бухло, и его унесло, как его байк, за три секунды. Никто ничего не понял. Я тренера вообще первый раз таким видел, как и другие пацаны, кто одновременно со мной в клуб пришёл. Потом его бомбило. Помнишь, я говорил? Я узнал, что вы расстались. Тренерский состав весь на взводе. Пацаны по кускам услышанного стали собирать относительно понятную картину. Мы только с Гордым проговорили о том, что он выставит меня на городской заезд, потому что мне очень нужны деньги. И со спонсорами обещал поговорить, чтобы лекарства купить. Теперь выясняется, что парни вели своё расследование внутри команды и я крайний. Вот скажи, что там говорит твоя интуиция на этот счет, м? Ясь?

Кис-кис встаёт со скамейки и присаживается передо мной на корточки. Заглядывает в глаза грустным кошачьим взглядом. Своими тёплыми ладонями накрывает мои. Плавно выпутываю руки, но Саркис снова их ловит, сжимает крепче и всем своим видом показывает, что ждёт ответа. А я сижу, глядя сквозь него, и перевариваю новую информацию.

— Я обычно гордый, — с порывом тёплого ветра доносится до меня тихий голос парня. — У девочек помощи не прошу. Но знаешь, сейчас не до гордости. Мне ни одна работа не даст таких возможностей для помощи матери и сестре, как клуб Гордея. У них нет никого кроме меня. Но ты всё равно прости, что я припёрся, — утыкается лбом мне в колени.

Отодвигаюсь.

— Кис…

В глаза бьёт яркий свет фары, ворвавшийся в темноту, и по всему двору разносится агрессивный рёв мотора. Что-то внутри меня падает вниз живота. Я знаю этот звук. Из тысячи одинаковых смогу выделить именно его.

Кис подскакивает на ноги. Гордей роняет едва заглохший мотоцикл на асфальт и с разбегу сносит Саркиса, ухватив его за футболку.

Взвизгнув, в ужасе смотрю, с какой яростью Калужский наносит Кису первый удар, попадая прямиком в лицо. Между ними завязывается серьёзная потасовка с матом и хрипами.

— Прекратите! — кричу на них. — Слышите меня? Оба! Гордей, остановись! Кис! Чёрт! Да хватит!

Я никогда так близко не видела, как люди бьют друг друга. Это очень страшно. И я не представляю, как их можно остановить. Это ведь всё равно, что попытаться влезть между двумя вцепившимися друг в друга бойцовскими псами.

— Гордый, — хрипит Кис, поваленный на землю. — Это не я. Не я, блядь! Ммм… — стонет, получив кулаком в скулу.

— Остановитесь! — снова кричу.

Потасовка продолжается. Звоню девчонкам, прошу, чтобы спустились. Мне уже нехорошо от всего происходящего. В воздухе стоит пыль и появился запах крови. Пахнет ещё не развеявшимся выхлопом и горючим.

— Я не предавал тебя, — продолжает доказывать Кис.

— Поэтому ты здесь?!

Гордей вздёргивает Саркиса вверх и толкает на ствол дерева.

— Пожалуйста, прекратите оба, — опускаюсь на край скамейки. Голова очень сильно кружится.

Хлопает подъездная дверь. Меня глушит топотом ног. Чьи-то руки касаются моих плеч, и среди всего этого хаоса раздаётся громкий свист, оставшийся звонким эхом в моих ушах.

Всё неожиданно стихает. Мне даже кажется, что я оглохла. Но нет. Я слышу тяжёлое дыхание двух взведённых до максимума молодых мужчин.

Бабушка вынимает пальцы изо рта.

«Она так умеет?» — нервно посмеивается мой внутренний голос, но тут же замолкает и он.

— Вы чего тут устроили на ночь глядя?! — бабуля упёрла руки в бока и нахмурившись смотрит на Киса и Гордея.

Лица у обоих разбитые. У Саркиса сильнее. У него же порван ворот футболки. У Гордея агрессивно раздуваются ноздри, а у меня перед глазами всё плывёт.

— Вон отсюда, оба!

— Я не уйду, пока мы с Ясей не поговорим, — Гордей делает несколько шагов вперёд.

— Остынешь. Приведёшь себя в порядок и утром придёшь. Если захочет слушать, поговорите. А сейчас уходи. Ты не видишь, до чего её довёл?

— Гордый, — зовёт Кис.

— Заткнись, — рявкает Калужский, — пока я тебя не добил!

Подходит ко мне, игнорируя вообще всех присутствующих. Присаживается. Кладёт ладонь со сбитыми костяшками на колено. Меня тут же опаляет жаром, но я пока не могу вменяемо реагировать. Голова всё ещё кружится.

— Девочка моя, — такой тихий, такой родной голос касается моих заложенных ушей. — Ясь, — Гордей старается заглянуть мне в глаза. — Я очень люблю тебя, слышишь? И, — устало и грустно улыбается он, — нашего малыша.

— Мне нехорошо… — делаю вдох. — Я хочу домой.

Глава 30

Гордей

— Здесь будь! — бросаю Кису и поднимаю Ясю на руки.

Не весит ни черта. Дышит тяжело. Положила голову мне на плечо. Соня уже звонит в скорую. Аня бежит вперёд, чтобы открыть мне подъездную дверь. Не отстает и Нинель Эдуардовна, прожигая мои лопатки строгим взглядом.

Сердце лопнет сейчас от переизбытка эмоций. Адреналин всё ещё гуляет по венам. К нему добавляется что-то необъяснимое. Страх за свою девочку и нашего ребёнка, трепет, нежность. Я прижимаю Ярославу к себе. Родную, тёплую, домашнюю, мою. Дико скучал. Меня будто собрали заново в единое целое. Малышка так доверчиво прижимается. Как раньше. Мне орать хочется. В груди распирает.

— Моя, — дышу ей в волосы, переступая порог квартиры. — Ты моя, слышишь? — голос хрипит. Совсем не похож на мой собственный. — Не смогу больше отпустить. Не отпущу.

Кладу на кровать, опускаюсь на пол на колени. Яся такая бледная, такая растерянная. Мне хочется укрыть её собой. Спрятать от ублюдков, разрушающих нашу жизнь. Домой забрать очень хочется. Там наши простыни ещё не остыли. Наши чашки, из которых мы по утрам пили чай. Её смех впитался в стены. Тихие вечера в обнимку на кровати под сериал. Поцелуи.