Все, что остается

Мы разошлись по своим кабинетам. Два часа спустя к моему столу подошла Роза, нежно массируя свое правое ухо.

Она протянула мне листок, не в силах скрыть торжествующей улыбки.

— Аптека на Бульварди-Брод. Там, на имя Джилл Харрингтон, хранятся два закрытых рецепта на либриум.

Она назвала мне даты. — Имя врача?

— Доктор Анна Зеннер, — ответила она. Боже мой!

Скрывая удивление, я поздравила ее.

— Ты бесподобна, Роза. Возьми отгул на вторую половину дня.

— Я в любом случае ухожу в четыре тридцать, а сейчас уже опаздываю.

— Тогда возьми отгул завтра с утра на полдня.

Мне хотелось обнять ее.

— И скажи остальным, что работа закончена. Могут перестать звонить.

— Была ли доктор Зеннер не так давно президентом Ричмондской Академии медицины? — спросила Poза, задумчиво останавливаясь в дверях моего кабинета. — Похоже, я что-то читала о ней. О да. Она еще и музыкант.

— До позапрошлого года она была президентом Академии. И она играет на скрипке в Ричмондском симфоническом оркестре. Тогда ты ее знаешь.

Роза выглядела пораженной.

«Все слишком хорошо», — подумала я, поднимая телефонную трубку.

В тот же вечер мне домой позвонила Анна Зеннер.

— Как видно из газет, ты была занята в последнее время, Кей, — сказала она. — Ты заявляешь о себе?

Интересно, читала ли она «Пост»? В утренней статье было интервью с Хильдой Озимек и ее фотография с подписью «Ясновидящая знала, что все они мертвы». Приводились высказывания родственников и друзей убитых, половину страницы занимала цветная диаграмма, показывающая места, где были найдены машины и тела. Кэмп Пири зловеще обозначался в центре этого участка черепом с перекрещенными костями, словно на пиратской карте.

— У меня все нормально, — ответила я. — Но может стать еще лучше, если ты мне поможешь.

Я объяснила, что меня интересовало.

— Завтра я направлю факсом официальный запрос с указанием статей закона, позволяющих мне затребовать материалы в отношении Джилл.

Это была проформа. Тем не менее, мне казалось неудобным напоминать ей о предоставленных мне законом правах.

— Можешь принести запрос сама. Обедаем в четверг в семь часов?

— Тебе совсем не обязательно беспокоиться…

— Никакого беспокойства, Кей, — мягко перебила она, — я соскучилась по тебе.

Глава 13

Пастельные тона жилых кварталов напомнили мне о Майами-Бич. Дома были окрашены в розовый, желтый, голубой цвета, с отполированными бронзовыми ручками на входных дверях и развевающимися самодельными флагами, вид которых под дождем, перешедшим в снег, казался нелепым.

Движение в час «пик» было ужасным. Мне пришлось дважды объехать квартал, прежде чем я нашла место для стоянки на приемлемом расстоянии от моего любимого винного магазинчика. Я выбрала четыре бутылки вина, две красного и две белого.

Затем поехала вдоль Монумент-авеню, где статуи восседающих на конях генералов Конфедерации нависали над машинами, двигавшимися в призрачно-молочном месиве снега. Летом, посещая Анну, я проезжала по этому маршруту раз в неделю, постепенно мои визиты стали нерегулярными осенью и совершенно прекратились зимой.

Приемный кабинет располагался в доме — приятном старом строении, выкрашенном в белый цвет. Улица была вымощена булыжником, а с наступлением темноты зажигались газовые лампы. Позвонив в дверь и уведомив ее о своем появлении, как делали ее пациенты, я прошла в фойе, ведущее в комнату ожидания. Кожаная мебель стояла вокруг кофейного столика, на котором лежали журналы, старый восточный ковер покрывал паркетный пол. В шкафу, в углу, красовались игрушки для маленьких пациентов. У стены стоял письменный стол, на нем кофеварка, а чуть подальше от стола был камин. В конце длинного коридора распрлагалась кухня, где что-то готовилось, и я вспомнила, что сегодня пропустила ленч.

— Кей, это ты?

Послышался незабываемый голос с сильным немецким акцентом и спешащие мне навстречу торопливые шаги. Затем появилась Анна, которая, вытерев руки о фартук, заключила меня в объятия.

— Ты закрыла за собой дверь?

— Да, ты сама закрываешь дверь после ухода последнего посетителя, Анна, — привыкла говорить я всякий раз.

— Ты мой последний пациент. Я прошла за ней на кухню.

— И все твои пациенты приносят вино?

— Я бы этого не позволила. Но я не готовлю для них. Ради тебя я нарушаю все мои правила.

— Да, — со вздохом сказала я, — смогу ли я отблагодарить тебя?

— Только, конечно же, не своими услугами, надеюсь. — Она поставила пакет на разделочный стол.

— Обещаю быть очень нежной.

— Я буду очень голой и очень мертвой, и мне будет совершенно наплевать, насколько нежно ты будешь обращаться со мной. Ты надеешься меня напоить, или ты занялась продажей вин?

— Забыла поинтересоваться, что будет на обед, — объяснила я, — не знала, какое принести вино, красное или белое. Чтобы не ошибиться, захватила по две бутылки каждого.

— Напомни, чтобы я впредь никогда не говорила тебе, что буду готовить. Боже мой, Кей! — Она выставила бутылки. — Потрясающий вид. Налить стаканчик сейчас или сначала предпочитаешь чего-нибудь покрепче?

— Определенно чего-нибудь покрепче.

— Как обычно?

— Пожалуйста.

Глядя на большой горшок, булькающий в духовке, я добавила:

— Надеюсь, это то, что я думаю. Анна замечательно готовила перец.

— Следует подогреться. Я положила туда зеленый перец и томаты, которые ты в последний раз привезла из Майами. Я сберегла их. В духовке хлеб и тушеная капуста. Кстати, как твоя семья?

— Люси неожиданно стала проявлять интерес к мальчикам и машинам, но не думаю, чтобы это серьезно, поскольку она до сих пор отдает предпочтение своему компьютеру, — сказала я. — Сестра подготовила к выпуску в следующем месяце еще одну детскую книгу, но у нее нет никаких идей относительно ребенка, которого, как подразумевается, она растит. Что касается моей матери, то, за исключением обычных сетований на то, что стало с Майами, где больше никто не говорит по-английски, все в порядке.

— Ты ездила к ним на Рождество?

— Нет.

— Твоя мать простила тебя?

— Нет еще, — ответила я.

— Не могу сказать, чтобы я ее осуждала. На Рождество семья должна собираться вместе.

Я ничего не ответила.

— Но это хорошо. — Она удивила меня, сказав: — Тебе не хотелось поехать в Майами, поэтому ты не поехала. Я говорила тебе, что женщины должны быть эгоистичны. Возможно, ты учишься быть самолюбивой?

— Думаю, эгоизм довольно легко прививается мне, Анна.

— Когда ты не будешь больше страдать от этого, я буду знать, что излечилась.