Все, что шевелится
Шрифт:
– А ты про гости откуль знашь? – спросила Другмо, которая язык местный к тому времени худо-бедно выучила. – И про то, что они – старики.
– Сорока на хвосте принесла, – отмахнулся Гессер.
– Кака така сорока есть кто?
– Да вон на сосне стрекочет, – показал супруг.
– О-о! – удивилась женщина белобокой птице на ветке. – Моя любимый муж знат-понимат язык птиц! Ты есть великий учёный!
– Ладно тебе, – зарделся от незаслуженной похвалы мужчина. – Она новости не только мне рассказывает, но и лесным жителям. Сейчас, например, ябедничает, что мы с тобой на лесной поляне обитаем, дичь распугивает. Вот я ей! Кыш, сплетница поганая! – И запустил, в птицу коротким сучком.
Сорока возмущённо вскрикнула и снялась с ветки.
Джору сложил губы
– И умываться не надо, – не стал огорчаться Гессер, а пошёл к раскидистому дереву, с которого, ломая сухие ветки, посыпалась дичь – с полдюжины рябчиков.
Ещё посвистел и дождался отзыва. На этот раз поймал возвратившийся очир вытянутой в сторону рукой, и собранная в полёте вода пролилась на землю, а не на охотника. Подобрал битых рябчиков за лапы и пошёл к ручью. Там содрал с них перья вместе с кожей, разрубил очиром на половинки, выкинул внутренности и промыл тушки в проточной воде. На большом лопухе принёс дичь к костру и забросил в котёл, вода в котором уже закипала.
– Соли бы ещё, – вздохнул.
– Моя ходи без соли, – отмахнулась супруга. – Соли не надо.
Старики появились только на закате. Сын ещё разок успел переговорить с маменькой. Склонился к колокольчику и уже привычно пробормотал в раструб:
– Малло!
Маменька и откликнулась.
– Поосторожней, сынок, – посоветовала она напоследок. – Но и жестоким не будь. Старики хорошие, просто дядя Сотон им бошки задурил. Ты уж с ними как-нибудь поуважительней обойдись…
Трое конных подъехали почти бесшумно – коней не гнали. Да по траве и хвое лошадь всегда ступает без цокота. Старичьё вежливо поздоровалось и, кряхтя, спешилось.
– Долго же вы добирались, – огорошил их сын полковника. – Я вас уж полдня дожидаюсь. Или кони у вас совсем худые?
– Да нет, Джорик, кони-то хорошие, да мы – старые клячи. Совсем мяса не осталось на заднице, одни мостолыги торчат, – начал оправдываться Забадай.
– Вы, конечно, старые, – согласился Джору, – но старость ваша – заслуженная годами боёв и мирной жизни. Вы уважаемые старики. И я вас, уважаемых людей, приглашаю к столу. Давайте поужинаем.
Глиняный котёл с горячим варевом стоял на огромном пне. Хозяин раздал гостям деревянные ложки, которые сегодня днём вырезал. Все расселись на чурочки вокруг котла и принялись хлебать похлёбку из рябчиков.
Поели, посидели у костра, поговорили. Боевая тройка поведала сыну полковника поселковые новости, кто за время отсутствия Джору помер, кто женился, у кого родились дети. Рассказали о видах на урожай проса, о том, что стада коней, коров и баранов успешно растут. Потом Гессер нарубил лапника и устроил стариков спать. Убедившись, что старики захрапели, он принёс заранее приготовленное чучело – набитую травой медвежью шкуру и уложил на супружеское ложе. Накрыл одеялом, осмотрел. Получилось недурно: в свете костра не разглядеть, что под одеялом лежит чучело, а не муж, обнявший жену.
– Другмо, – негромко позвал он, – сейчас мы с тобой залезем на дерево.
– Зачем это? – спросила золотая красавица.
– А вот залезем, вскорости всё сама поймёшь. Другмо не спорила, полезла на раскидистую сосну, на которую указал муж. Они удобно устроились в развилке. Там можно было не только вольготно раскинуться, но даже и поспать, если привалиться спиной к упругим ограждающим верёвкам. Просто так сидеть на дереве было скучно, поэтому женщина от нечего делать стала ласкать руками Янский жезл мужа. Тот напрягся, и Другмо принялась «разгонять облака», потому что ни одна из поз, на которые была падка красавица – «признание в нежной привязанности», «распространение о тесных узах», «рыба, сушащая на солнце свои жабры» и даже «рог единорога», – здесь не годилась. Всё-таки не на мягкой постели они устроились, а сидели на сосне. Но неистовая жительница страны Инь и тут нашла выход, заявив, что тогда займётся музыкой – сыграет
на флейте. Джору не сразу понял, что она имеет в виду, и на всякий случай запретил петь и барабанить. Но потом понял иносказание и обо всём забыл. Занятые новым развлечением, супруги чуть не просмотрели покушение. Не видели, как поднялся Забадай и принялся расталкивать товарищей, как старики стали готовиться к чёрному делу. Сордон и Долбон вытащили хорошо отточенные топоры, а Забадай – боевой бронзовый меч. Троица ветеранов подкралась к супружескому ложу и, по команде тройника – отмашке, без былой силы, но уверенно опустила лезвия, разрубая одеяло и чучело.Надо же было совпасть, но именно в этот миг Гессер, доведённый до экстаза, издал рык, закричал в голос, не помня себя. Случись это хотя бы ударом сердца раньше, нападающие поняли бы, что рубят не живую плоть, а шкуру да траву, а крик их предполагаемой жертвы раздается из другого места. Но всё совпало, и старики с их ослабевшим слухом и зрением не поняли своей ошибки.
– Всё кончено, – сказал Забадай и отёр с лица холодный пот. Всё-таки убивал он не врага, а наследника любимого командира. Как ни запутал его Сотон, как ни заговорил, но тройник чувствовал: вершит худое дело. Поэтому даже не стал нагибаться и отбрасывать одеяло, чтобы убедиться в смерти мальчишки. – Всё, уходим.
Старики оседлали коней и собрались возвращаться в Юртаун. Долбон хотел прихватить золотого коня, но тот не дался. Пытался хватануть за протянутую руку или разворачивался задом к подкрадывающемуся мародёру и отчаянно лягался.
– Да плюнь ты на него, – посоветовал тройник. – Кое-кто знает, чей это конь. Пойдут разговоры, потом не отмоешься. А так мы с чем пришли, с тем и уйдём. И когда найдут тело Джору, то на нас никто не подумает…
Сидящие на сосне видели, как убийцы, кряхтя, забрались в седла и неспешно удалились в сторону столицы. Говорили о семейных делах, хозяйстве, планах на будущее. Об убийстве – ни. слова…
Супруги слезли с дерева, осмотрели одеяло и чучело. Удары были нанесены профессионально: один топор проломил медвежий череп, другой должен был перерубить шейные позвонки, а меч вонзился бы человеку прямо в сердце.
– Не огорчайсь, – сказала Другмо, – что укрывало порвали. Я зашью искусно и вышью драконов, красиво, скажешь.
– Да я и не жалею, подумаешь – тряпка. Давай собираться в путь.
– Куда в путь?
– Надо ехать, – решил муж. – Что мы тут разнежились?
– Хорошо, хорошо, – сказала супруга. – Гессер – сильный муж, нежный муж. Сяо – плохой муж, старый муж, слабый.
– Ух ты, моя птичка. Дай я тебя поцелую…
Вместо того чтобы двинуться в посёлок и на месте разобраться с коварным дядей, Гессер прильнул к Другмо и обо всём позабыл. Дело молодое.
Днём он услышал звонок и бросился к шее коня. Схватил колокольчик:
– Алло! Слушаю.
– Привет, сынок, – откликнулась маменька. – Ты почему меня не послушался, стариков убил?
– Никаких стариков я не убивал, – отказался сын. – Встретил их приветливо, накормил, напоил и спать уложил. Ночью они, как ты и предсказывала, хотели нас с Другмо изрубить, мы с женой на суку сидели, пока они медвежье чучело рубили. Попортили шкуру, ладно что летняя, мало на что годная.
– И ты их за это убил?
– Да ничего подобного. Дождался, пока уедут, и спать лёг. На сосне-то не спалось.
– Ну не знаю, – сказала Булган с большим сомнением. – Кто-то стариков порубил. Кто, если не ты?
– Откуда мне знать, маменька? Может, они сами друг дружку положили. Где их пристукнули?
– Да тут неподалёку, на ручье Смородиновом.
– Вот видишь. А мы с женой с Краснобровой поляны не трогались. У нас вещи пока даже не упакованы.
– Хорошо, что это не ты. Тогда слушай: к вам выехали три охотника – Хабал, Сазнай и старый Мучиря. Поехали проверять – ты или не ты убил стариков. Так что, сынок, ты им расскажи всё по правде, не ври. Да они твои слова и проверить всегда сумеют. Охотники, следопыты. Особенно Мучиря, он опытный следопыт, в полку твоего отца в специальной подсотне состоял. Старый сыскарь, иголку в стоге сена по запаху отыщет.