Все девушки любят опаздывать

— Какая Надежда? Ах, Надежда… — отмахнулся Грин. — Да при чем тут она? Нет, Юленька, просто после разговора с ней я окончательно понял… никого, кроме тебя, я не любил так искренне, так нежно…

Это походило на строки из стихотворения Александра Сергеевича, но я отогнала от себя подозрения в плагиате.

— Правда?

— Разумеется! Ни с кем мне не было так упоительно хорошо, так прекрасно, как с тобой, Юлия!

— Зачем же ты тогда меня бросил? И заблокировался… — возмутилась я.

— Ты требовала невозможного. Ты хотела, чтобы я всегда, постоянно был с тобой.

— Разве это не естественное желание?

— Пойми, мы — взрослые люди, и помимо желаний у нас есть…

— Да, конечно, — не захотела я слушать скучные доводы. — У тебя есть бизнес, семья, обязанности и все такое. Но я бы ради тебя что угодно оставила!

— И я оставлю, — легко пообещал Грин.

— Не надо, — попросила я, стараясь не поддаваться обольстительному тону Грининых речей и обволакивающей, маслянистой интонации. Но слова попадали мне прямо в сердце, окутывали его, оплетали, как муху паутина.

— Надо! — твердо возразил Гриня.

…«Самый лучший способ избежать соблазна — поддаться ему» — есть такое мудрое изречение. И я поддалась… Очень скоро Гринберг лежал в моей постели, и его терпкий дух перебивал запах стирального порошка, тревогу за Сашку, досаду на трех медведей и всю горечь осени с ее дымными туманами, ледяными ночами и не менее холодными рассветами. Тело Грини будто вовсе не ведало, что такое осень: загорелое, сухое, напитанное лучистой энергией, оно было до глубин пролюблено, насквозь исцеловано солнцем. Никакого жира, никакого пота, только упругие, выпуклые мышцы и шелковистая гладкость кожи. Не мужчина, а совершенство!.. Его хотелось трогать и трогать, гладить по юркой спине, любоваться подвижным кадыком, смуглой ложбинкой между ключицами. Но я вскоре и любоваться оказалась неспособна, поскольку совсем растаяла, растеряла остатки разума в его объятиях, утратила обособленность. Растворилась, точно таблетка в воде. А очнулась мокрая, обессилевшая от неги, просто сама не своя.

Кое — как приподнялась на локте. Возвращенный «шедевр» лежал неподвижно с закрытыми глазами.

— Гриня, Гринечка… — тихонько позвала я и провела пальцем по его мягким, чутким губам. Палец скользнул ниже, слегка оцарапался о седые колючки на подбородке, что тоже показалось приятным.

— Пить хочу, — сказал Гриня, не открывая глаз, и дернул кадыком.

— У меня есть водка в морозилке…

— А минералки нет?

— Нет.

— Тогда приготовь зеленый чай.

Как была, голая и без очков, я направилась на кухню. Достала чашки, включила чайник и обнаружила, что заварки в доме нет ни крошки, никакой — ни зеленой, ни черной: кончилась. Зато сигареты остались, и я ими немедленно воспользовалась.

— Любимый, чая у меня тоже нет! — сообщила я и выпустила дым к потолку.

Гриня поморщился от такого сообщения и встал, чтобы распахнуть форточку. Он ценил свежий воздух превыше моих удобств. Сварливо спросил:

— Юль, когда ты уже бросишь курить?!

Я дернула одним плечом, что означало: а зачем? Поборник здорового образа жизни пообещал, что подарит мне специальный пластырь, помогающий справиться с никотиновой зависимостью.

— Классно, вот тогда и брошу…

Пластырь мне был безразличен, я не могла оторвать глаз от его груди, кубиков мышц на животе и кое — чего еще. Размышляла, как бы снова затащить в постель это сокровище строптивой мужской породы. Но Грина на подвиги больше не тянуло. Он взял со столика мои очки и, повертев их, нацепил на кончик носа:

— Ну, как я тебе, крошка? Нравлюсь?

— Безумно!

— Смешные очки. Почему бы тебе не носить контактные линзы?

Я снова подняла и опустила левое плечо: зачем? Однако попробовала изложить свою теорию преимущества близорукости перед стопроцентным зрением. Гринберг слушал рассеянно, думал о чем — то своем, и это обстоятельство лишало меня красноречивости. Получилась совершенно неубедительная белиберда. Почему — то и курить расхотелось. Загасив сигарету, я забралась под одеяло. То ли «Донормил» продолжал воздействовать, то ли от восхитительного секса меня укачало. Широко зевнув, я словно проглотила дневной свет и отчалила в царство полного, безмятежного блаженства… Гриня о чем — то спрашивал, но его голос в меня уже не проникал, струился мимо, улетучивался в форточку вместе с табачным дымом.

Кажется, спала я не больше пятнадцати минут. Грин вдруг откинул одеяло с моей головы, обнажил мое ухо и громко сообщил:

— Юля, тебе звонят, — и протянул трубку.

— Не — ет… не могу разговаривать. — Я спрятала голову под подушку. — Спать хочу!

— Ответь! — стал настырничать он, отбирая у меня подушку. Растребушил сладкий сон в пух и прах, а сам сел в кресло полностью одетый, с безупречно повязанным галстуком, но какой — то взвинченный, настороженный, нахохленный.

Звонила мама.

— Дочь, сколько вас можно ждать? — с места в карьер отчитала она меня. — Поразительная безалаберность! Борщ готов, я уже чесночные пампушки в духовку поставила, а вы и не чешетесь… Ты что, забыла? Мы с папой ждем вас с Александром Анисимовым на обед!

— А Александр… он… это… — Я чуть не выдала, что Саша спрыгнул с балкона и его местонахождение мне теперь неизвестно. — Он еще спит.

— Ну, так разбуди, поторопи его!.. Кстати, твой фотохудожник нам с папой в целом понравился: далеко не красавец, конечно, и не бог весть какой интеллектуал, но для семейной жизни интеллект не столь важен…

— Мам, если честно, то Санька ушел.

— Как?! Вы поссорились?

— Вроде того.

— Господи, все дети как дети: Вика маленькая, но до чего практичная, самостоятельная. И Севочка — мальчик, а целеустремленный, разумный. Одна ты, Юлия, у нас…

— Что — я?

— Вечно преподносишь сюрпризы!

— Мам, сейчас приеду, — неуверенно пообещала я и нажала кнопку отбоя. Спросила Гриню: — Ты проголодался?

— Как серый волк, — заверил он и согласился пообедать за компанию со мной. Но тут же стал уточнять, кто такой Санька.

— Угу, ревнуешь, да?.. Но я ведь тебя не спрашиваю, каких девушек ты вместо меня возил на бережок минувшим летом!

— И правильно делаешь, — огрызнулся Гриня, — никого я не возил. Мне никто, кроме тебя, не нужен. — Гринечка поцеловал меня, но раздеваться почему — то не стал… Ну и правильно, мы и без того опаздывали. Хотя…

Передать не могу, как здорово мчаться на модном, квадратном, черном «хаммере»! Мощные колеса разбрызгивали лужи и распугивали голубей. Машина летела быстрее ветра, а я не отрываясь глядела на самого чудесного шофера на свете и курила вкусную, длинную, тонкую сигарету Virginia slim light с ментолом. Душа моя от гаммы прекрасных ощущений радостно приплясывала — ехала бы так и ехала. Но «хаммер» невероятно скоростной автомобиль, почти что вертолет: вроде только тронулись, а через миг уже очутились возле родительского дома.