Все дороги ведут сюда

Пришлось попробовать отправить несколько сообщений.

Первое было Роудсу.

Я: Опаздываю. Я в порядке. Возвращаюсь.

Затем я отправила Кларе тоже самое сообщение.

И, наконец, Амос получил моё третье.

Я: На обратном пути. Я в порядке. Погода испортилась.

Я решила не включать авиарежим, надеясь, что в конце концов смогу снова соединится с вышкой. Батарея была на 80 %, поэтому я подумала, что этого будет достаточно. Я надеялась.

Земля была скользкой, гравий опасен под моими ботинками, и это еще больше замедляло меня. Вокруг никого не было. Я не могла рисковать причинить себе вред.

Я знала, что мне придется идти еще медленнее, чем я планировала.

Тучи сгустились ещё больше, а я показывала себе средний палец за то, что была упрямой идиоткой.

Я должна была быть осторожна. Я должна была быть медленной.

Я даже не могла позвать на помощь, потому что не было никакой связи, и я не собиралась позориться перед Роудсом, будучи тем человеком, которого нужно спасти. Я могла сделать это. Моя мама могла это сделать. Но…

Если я выберусь отсюда, я больше никогда не буду делать это дерьмо в одиночку. Разве я не знаю этого лучше кого-либо? Конечно, черт возьми, это так.

Это было глупо.

Я должна была остаться дома.

Я хотела, чтобы у меня было больше воды.

Я вообще не собиралась ходить в походы в следующем году.

Я больше не собиралась никуда ходить.

О Боже, мне ещё нужно было ехать домой.

Черт, черт, черт.

Я не сдавалась. Я могла сделать это. Я собиралась сделать это.

Больше я никогда не стану совершать трудных походов. По крайней мере, не за день. К черту это дерьмо.

Одна нога за другой валила меня вниз. Я остановилась. Я спряталась под брезентом. Температура начала падать, и я не могла поверить, что не взяла с собой более толстую куртку. Мне следовало знать лучше.

Я накинула куртку Роудса поверх пуловера, когда меня начало знобить.

У меня было мало воды, хотя я наполнила бутылку водой из ручья, и мне приходилось делать самые маленькие глотки каждый раз, когда я останавливалась, потому что источников воды больше не было.

Мои ноги болят все сильнее и сильнее.

Я не могла отдышаться.

Я просто хотела вздремнуть.

И появление вертолета, который меня спасет.

Мой телефон по-прежнему был вне зоны доступа.

Я была так глупа.

Я шла и шла. Вниз и вниз, иногда скользя по мокрому гравию и изо всех сил стараясь не упасть.

Я упала. Дважды, прямо на задницу и поцарапав ладони.

Два часа превратились в три, и я так медленно двигалась. Становилось слишком темно.

Я замёрзла.

Я плакала.

Затем я плакала больше.

Поселился настоящий страх. Неужели моя мама испугалась? Знала ли она, что облажалась? Я надеялась, что нет. Боже, я надеялась, что нет. Я уже испугалась; Я не могла представить….

Полмили до финиша, а ощущалось, как тридцать.

Я вынула фонарик и сунула его в рот, изо всех сил цепляясь за треккинговые палки, потому что без них я, вероятно, умерла бы.

Большие, толстые, неряшливые слезы разочарования и страха потекли по моим щекам, и я доставала фонарик изо рта, чтобы пару раз выкрикнуть «черт».

Меня никто не видел. Меня никто не слышал. Здесь никого не было.

Я хотела вернуться домой.

— Черт! — Я снова закричала.

Я заканчивала эту чёртову тропу, и я никогда больше не пойду в этот «так себе поход». Это был бред. Что я должна была доказать? Мама любила это. Мне нравились шестимильные походы. Легкие и средние.

Я просто шутила; Я могла сделать это. Я делала это. Я заканчивала это. Было нормально бояться, но я выбиралась отсюда. Выбиралась.

Оставалась десятая часть мили, где нужно было свернуть назад и спуститься, а я была холодная, мокрая и грязная.

Это отстой.

Я взглянула на часы и застонала, когда увидела время. Было шесть. Я должна была закончить несколько часов назад. Я собиралась ехать в темноте, я имею в виду, в кромешной тьме. Теперь я почти ничего не видела.

Хорошо. Все было хорошо. Я просто должна идти очень медленно. Не торопиться. Я могла бы это сделать. У меня было запасное колесо. У меня был Fix-a-Flat (прим. герметик для шин, эффективно заделывающий пробои). Я знала, как поменять колесо.

Я собиралась вернуться домой.

Все болело. Я была уверена, что мои пальцы на ногах кровоточат. Суставы в моих коленях стреляли.

Это отстой.

Я могла это сделать.

Было чертовски холодно.

Это отстой.

Еще пара слез полились из моих глаз. Я была идиоткой, раз делала это в одиночку, но я сделала это. Град, немного снега, дождь, гром, дерьмовая вода. Я сделала это. Я совершила этот гребаный поход.

Я устала, и еще пара слез выкатилась из моих глаз, и я подумала, не свернула ли я не туда и оказалась на охотничьей тропе, а не на настоящей тропе, потому что ничего не выглядело знакомым, но опять же было темно, и я едва могла видеть что-либо, что было вне света моего фонарика.

Черт, черт, черт.

Потом я увидела его, большое низко нависшее дерево, под которым мне пришлось проходить в самом начале похода.

Я сделала это! Я сделала это! Я дрожала так сильно, что у меня стучали зубы, но у меня было аварийное одеяло в сумке и в машине, и у меня была толстая старая куртка Амоса, которая каким-то образом оказалась там.

Я сделала это.

Еще больше слез наполнило мои глаза, и я остановилась, запрокинув голову. Часть меня хотела, чтобы были звезды, с которыми я могла бы поговорить, но их не было. Было слишком облачно. Но это не остановило меня.

Мой голос охрип от крика и отсутствия воды, но это не имело значения. Я все еще говорила слова. Еще чувствовала их.

— Мама, люблю тебя. Это отстой, но я люблю тебя, и я скучаю по тебе, и я буду стараться изо всех сил, — сказала я вслух, зная, что она меня слышит. Потому что она всегда так делала.

И в приливе энергии, которой, как мне казалось, во мне не было, я бросилась бежать к своей машине, мои пальцы ног болели, мои колени отказывались от жизни, а мои бедра собирались гореть до конца моего существования — по крайней мере, так чувствовалось в данный момент. Машина была здесь.