Все это очень странно

Вчера Луиза проснулась в три ночи. На полу рядом с кроватью лежал мужчина. Голый. Он лежал на спине и разглядывал потолок — с открытыми глазами и ртом, но совершенно беззвучно. И лысый. Абсолютно.

На руках и ногах ни волоска, даже ресниц не было. Дородный — не толстый, но плотный. Да, именно плотный. Трудно определить возраст. Было темно, но Луиза решила, что он не обрезан.

— Что вы здесь делаете? — громко спросила она. Мужчина молчал. Отлично, подумала Луиза. И пошла на кухню за шваброй. Когда вернулась, его уже не было. Луиза заглянула под кровать, но гость, видно, и впрямь ушел. Она обошла все комнаты, проверила на всякий случай, закрыта ли входная дверь. Закрыта.

По рукам побежали мурашки. Ее знобило. Луиза налила в грелку горячей воды и забралась в постель. Свет гасить не стала, так и уснула сидя. Утром она сочла бы это за страшный сон, если бы не швабра, которую так и не выпустила из рук.

Официантка несет заказ. Перед Анной появляется тарелка горошка, обычной и брюссельской капусты, картофельное пюре, булочка. Тарелка зеленая. Луиза достает из сумочки пузырек пищевого красителя и капает три капли в пюре.

— Размешай, — просит Анну.

Девочка возит вилкой в пюре. Какая-то жутковатая зеленая масса пенится теперь на тарелке. Луиза тем временем капает красителем на масло и намазывает его, уже зеленое, на булочку.

— Когда я была собакой, — начала Анна, — у нас дома был бассейн. А в гостиной росло большое дерево. Прямо сквозь потолок! Я на нем спала. Только в бассейн меня не пускали, потому что шерсть лезла.

— А у меня есть привидение, — сказала Луиза. Она сама не ожидала, что у нее это вырвется. Но если Анне можно вспоминать о своей прошлой жизни в качестве собаки, тогда ей, Луизе, уж точно можно рассказать про привидение. — По-моему, это привидение. Оно у меня в спальне.

— Когда я была собакой, я кусала привидений, — сказала Анна.

— Анна, помолчи минутку, — сказала Луиза, — давай, ешь свою зеленую еду, пока не остыло. Луиза, ты в каком смысле? Я думала, тебя одолевают божьи коровки.

— Нет, это давно прошло.

Месяц назад Луиза проснулась от того, что кто-то шушукался по углам ее комнаты. На лицо сыпались опавшие листья. Стены ожили, покраснели и стали менять форму. «А? Что?» — сказала она, и в рот попала божья коровка, горькая на вкус, как мыло. Пол под ногами хрустел, будто красный целлофан. Луиза распахивала окна. Выметала божьих коровок шваброй. Собирала их пылесосом. В окно и в каминную трубу вылетела целая туча красно-черных жучков. Пришлось на три дня уехать из дома. Когда она вернулась, божьих коровок не было — ну, почти не было — Луиза до сих пор время от времени находит их в туфлях, в белье, в глубоких тарелках, в винных бокалах, между книжными страницами.

До божьих коровок были мошки. А до мошек опоссум. Наложил кучу на ее кровати, а когда она загнала его в кладовку и прижала к стенке, начал громко шипеть. Луиза позвонила в приют для диких животных. Оттуда приехал мужчина в джинсовой жилетке и толстых перчатках и выстрелил в опоссума шприцем с транквилизатором. Опоссум чихнул и закрыл глаза. Мужчина взял его за хвост и немного подержал, позируя. Может, надо было это сфотографировать? Мужчина с опоссумом. Луиза потянула носом воздух. А ведь он не женат. От него пахло только животными.

— Как же он сюда попал? — спросила Луиза.

— А вы сами-то как, давно здесь живете?

Наверно, заметил на первом этаже не распакованные коробки с посудой и книгами. Луиза даже мамин обеденный стол не успела собрать — так и лежал на полу расчлененный, крышка отдельно, ножки отдельно.

— Два месяца, — ответила Луиза.

— А он, может, тут еще дольше живет, — сказал друг диких животных, баюкая опоссума, как дитя. — В зазорах между стенами или на чердаке. Или в каминной трубе. Вот Санта Клаус хвостатый, — и он рассмеялся собственной шутке. — Понятно, да?

— Уберите это из моего дома, понятно, да? — сказала Луиза.

— Из вашего дома, как же! — Он сунул опоссума ей под нос, будто в надежде, что она изменит свое решение. — А он знаете, что думает? Он думает, это его дом.

— Теперь это мой дом, — сказала Луиза.

— Привидение? — переспрашивает Луиза. — Слушай, Луиза, а это не кто-нибудь из твоих знакомых? С твоей мамой ничего не случилось?

— С мамой? Нет, это была не мама. Это был голый мужик. Я его в жизни не видела.

— Голый-преголый? — встревает Анна. — Или только немножко голый?

— Не твое дело, — отвечает Луиза.

— А оно было зеленое? — не унимается Анна.

— Это не мог быть какой-нибудь парень, с которым ты гуляла в старших классах? — рассуждает Луиза. — Какой-нибудь давнишний любовник, а? Может, он покончил с собой или попал в аварию. Он был весь в крови, да? Что-нибудь тебе сказал? Может, он хочет тебя о чем-нибудь предупредить?

— Да ничего он не говорил, — вздыхает Луиза. — Он исчез. Сначала уменьшился, а потом вообще исчез.

Луиза ежится, вторая Луиза тоже. Только сейчас она понимает, как испугалась. Призрак голого мужчины плавал в воздухе по всему дому! Плавал в пустой ванной… он может быть где угодно. Может, ночью он летает над кроватью и заглядывает ей в лицо. Смотрит, как она спит. Теперь по ночам придется держать под рукой швабру.

— Может, он не вернется, — говорит Луиза. Вторая Луиза кивает. А если вернется? Кого ей тогда позвать? Ну не того же грубияна в толстых перчатках.

К ним снова подходит официантка:

— Десерт? Кофе?

— Если бы вам явился призрак, что бы вы сделали?

Луиза пинает Луизу под столом.

Секунду официантка думает.

— Я бы пошла к психиатру. Он бы что-нибудь прописал. Кофе заказываете?

Но Анне уже пора на занятия по акробатике. Там их учат стоять на голове, падать и не ушибаться. Луиза подзывает официантку, чтобы та упаковала им с собой недоеденное зеленое пюре, завернула булочки в салфетку и сложила их в сумочку, отправив туда же несколько пакетиков сахара.

Из ресторана они выходят все вместе. Сначала Луиза, за ней Анна, которая что-то шепчет Луизе.

— Луиза! — зовет Луиза.

— Что? — оборачивается та.

— Иди вон туда, за мной, — заявляет Анна. — Я должна идти первая, а не ты. Тебе нельзя.

— Иди сюда, я тебе скажу кое-что, — Луиза призывно машет рукой. — Анна, ты спасибо говорить будешь?

Анна ничего не говорит. Она просто идет перед ними, очень медленно, и им волей-неволей тоже приходится замедлить шаг.