Всё хоккей

— Эй, пацан! — крикнул мне в спину золотой зуб. Я похолодел. И оглянулся.

— А все-таки, чего при таких-то бабках ты при такой-то бабе! — он гнусно захихикал, довольный своей шуткой.

Я невольно сжал кулаки. По всем правилам мне следовало ринуться в драку, но мое положение это не позволяло. Меня выручила Смирнова.

— Идемте, Виталий Николаевич, не стоит с ними связываться.

Я сделал вид, что стоит, еще как стоит.

— Ну, я вас прошу, — Смирнова умоляюще на меня посмотрела.

Я облегченно вздохнул. Драться я не собирался. Но, похоже, золотой зуб решительно собирался меня вспомнить. Похоже, он все-таки был болельщиком. И какого черта они все так интересуются хоккеем. Хотя… Судя по золотому зубу, книжки он вряд ли бы читал. И в концертном зале я с трудом мог его представить.

Обратная дорога мне далась гораздо легче. И я понял, что человек может привыкнуть абсолютно ко всему. И к холоду в электричке, и к неудобным грязным сиденьям. Я даже как заправский пассажир занял более удобные места и соизволил хлебнуть остывший кофе из термоса.

— Но ведь у вас нет денег, — робко заметила Надежда Андреевна. — Как вы сможете с ними рассчитаться?

— Не волнуйтесь. Я неплохо в таежных местах зарабатывал.

— Но я должна… Должна как-то с вами рассчитаться. Это все вообще выглядит и странно, и неудобно. С какой стати вы обязаны мне помогать. Совершенно чужому человеку. Чужому…

Я промокнул губы салфеткой и внимательно посмотрел на Смирнову.

— А знаете, вы уже не выглядите такой чужой.

Она слегка покраснела и машинально стала завязывать узел на черном платке.

— Ну, в таком случае… Единственное, что я могу для вас сделать… Это… Вы человек приезжий и необязательно вам платить за квартиру. Это так теперь дорого. Я хочу пригласить вас в свой дом. Вы же видели, есть свободная комната. Кабинет… Моего мужа, — при последних словах ее руки бессильно упали. На концах черного платка виднелись аккуратно завязанные узелки. — Вы можете там остановиться. Я уверена, он был бы только рад. Он умел платить добром за добро.

Добром за добро… Если бы она только на секунду могла представить, какую добрую услугу я оказал ее мужу. Мало того, что убил его, так теперь еще и кабинетик собираюсь прибрать к рукам.

— Спасибо за приглашение, — резко ответил я, но заметив, как она изменилась в лице, смягчил тон и поспешно добавил. — Я подумаю, обязательно подумаю. Просто, вы понимаете, я привык жить один. Свой устав, свои привычки.

— Я понимаю. И все-таки… Мой дом всегда будет для вас открыт. Тем более… Ведь вы собираетесь ознакомиться с его трудами, — она робко на меня посмотрела. Ей так хотелось узнать, читал ли я работы ее мужа.

— Я читал, — ответил я на ее немой вопрос. — Безусловно, не все, в общем, не так много. Но это действительно интересно.

— Вы только скажите правду. Дело в том, что многие называют его мысли не новыми, многие — устарелыми, а большинство — просто ненужными. А как вы думаете?

Я думал и первое, и второе, и третье. Но вслух сказал четвертое. Я сказал, что меня чрезвычайно заинтересовали его труды, но окончательное мнение я скажу лишь после полного с ними ознакомления. И невзначай словил себя на мысли, что моя речь постепенно начинает подстраиваться под лексикон Смирновой. Впрочем, чему удивляться. Уже сколько времени я общаюсь только с ней.

— Кстати, а вы нашли папку? Ну, последнюю его работу?

Она отрицательно покачала головой.

— Как— то странно все. Неправдоподобно. Папка должна быть на месте, я в этом просто уверена.

— Может быть, ее украли?

Смирнова вздрогнула и буквально оцепенела. Похоже, для нее эта мысль показалась чудовищной. И она замахала руками, словно от нее отбиваясь.

— Ну что вы! Виталий Николаевич! Даже думать об этом не смейте! Моего мужа окружали исключительно порядочные люди! Среди них были даже гении!

Я лично тоже сомневался, что порядочные люди и тем более гении могут украсть. Но одолжить на время, особенно если это касалось науки. Почему бы и нет?

— Ну, хорошо, Надежда Андреевна, вы только так не волнуйтесь. Я погорячился. Но ведь вполне допустимо, что ваш муж незадолго до смерти мог сам отдать папку кому-нибудь из своих коллег.

— И это невозможно, — вздохнула она. — Дело в том, что в тот… тот страшный вечер… ну, когда Юра пошел на хоккей… я в общем видела папку в его руках. Он перехватил мой взгляд и спрятал ее в ящик и закрыл его на ключ. Вот так.

— А потом он умер, — вслед за ней вздохнул я, начисто забыв, что явился виновником его смерти.

— Его убили, — тихо поправила меня Смирнова.

— Случайно, — еще тише добавил я и перевел взгляд за окно.

— Но к папке это не имеет никакого отношения.

— А когда он умер, — настойчиво повторил я, — в вашем доме было много народа?

— Сами понимаете, его уважали и конечно пришли с ним попрощаться, — она не выдержала и расплакалась, едва опустив голову на мое плечо. Но тут же встрепенулась. — Извините. Впрочем, не так уж много и пришло попрощаться. Юра был не очень общителен. Скорее замкнут, предпочитал компаниям и гостям наш дом.

«А может быть его просто не сильно любили?» — именно такая мысль пронеслась в моей голове. Мысль, которая не раз меня утешала.

— А вот этот человек, я его краем глаза заметил на похоронах. Такой высокий, красивый… Вы что-то про него говорили. Он вроде бы друг вашего мужа.

— И друг, и враг, — просто ответил Смирнова.

Я невольно вспомнил про Саньку Шмырева. В ответе Смирновой не было ничего нового для понятия дружбы.

— Так друг или враг все-таки? И что перевешивает?

— Полное равновесие, — Смирнова улыбнулась лишь краешками губ. — Он очень много значил для Юры. И Юра для него значил не меньше. Вы, возможно, не успели заметить, но он благополучнее других. Это сразу бросается в глаза. Он — самый успешный из их курса. Они вместе закончили университет. У него вышло много книг, за рубежом в том числе. В общем, вполне удачливая судьба. Но в трудную минуту он всегда бросался нам на помощь. Впрочем, Юрочка тоже не раз его выручал.

— Ну, про друга я все понял. А как на счет врага?