Все или ничего
Шрифт:
— Я хочу пожелать вам всяческих успехов с Хит-Хаусом, Грант, очень приятно было с вами познакомиться. Спасибо, что сказали нам, что вы новый владелец, и рассказали о своих планах, а уж мы, со своей стороны, обязательно расскажем о Хит-Хаусе у нас дома, в Штатах! Только не забудьте, о чем я вам однажды сказал: эта леди, — при этих словах он с чувством приобнял Брайони, — самое лучшее, что здесь есть. Так что уж вы, пожалуйста, позаботьтесь о ней — без нее это место потеряет свое очарование!
— Я собрала для вас все записи, все
— Спасибо, — коротко поблагодарил он ее и уселся на противоположном конце стола. — Ты ведь не принимаешь никаких подношений, Брайони?
Она с удивлением уставилась на него.
— Если вы хотите сказать, что я беру взятки от поставщиков, то нет, не принимаю.
Грант Гудман проигнорировал ее слова.
— И не снимаешь никаких сливок в виде бутылочки шотландского виски, пачки сигарет, рулона туалетной бумаги, коробочки с салфетками или чего-либо другого?
Она стиснула зубы.
— А также не прихватываешь время от времени какую-нибудь простынку, наволочку, одеяло, полотенце или скатерть?
— Да как вы смеете? — вспыхнула Брайони.
— Смею, — Грант Гудман откинулся назад, — потому что такое здесь случается, к тому же не так редко, и ты об этом прекрасно знаешь. Что же ты тогда так расстроилась? Потому что я обращаюсь с тобой как с рядовым сотрудником? — Он насмешливо приподнял бровь. — Или, может, тебе запала в душу маленькая речь Дуайта?
— Нет, — ответила Брайони побелевшими губами. — А если вы так разговариваете с сотрудниками, то найти их будет еще труднее, чем вы предполагаете…
— Как бы то ни было, вещи пропадают, — спокойно сказал Грант Гудман. — Полотенца, пепельницы…
— И более странные вещи исчезают, мистер Гудман. Одна супружеская пара вывернула все лампочки в своем домике. Если бы вы стали обыскивать чемоданы отъезжающих, вы были бы поражены количеством наших полотенец, но подобное не может быть новостью для вас, а в нашем комплексе это происходит не чаще, чем в других местах.
— Ладно. Поскольку гости воруют или, как говорится, берут "сувениры" и все об этом знают, вряд ли мы что-нибудь можем с этим поделать. Однако если на этом попадется кто-нибудь из персонала, то каким бы несправедливым тебе это ни показалось, твоим долгом будет сообщить об этом в полицию и тем самым преподать хороший урок.
— Пожалуйста, обыскивайте мои комнаты, мистер Гудман!
— Спасибо за разрешение, но я поверю тебе на слово, Брайони.
Она ни за что на свете не могла больше этого терпеть.
— Я знаю, у мужчин болезненное самолюбие, — с горечью сказала Брайони, — но ваше поведение просто выбивает у меня почву из-под ног.
— А-а, — он в задумчивости поиграл ручкой, а затем поднял на нее свои карие глаза. — Я так понимаю, ты имеешь в виду нашу последнюю словесную перепалку. Ты не гордость мою уязвила, я просто сделал открытие, что ты не только упряма, что не так уж страшно, но ты лгунья, что уже серьезней, и…
— Прекратите. Должна предупредить вас, что моему терпению есть предел!
Мне наплевать, что вы считаете меня упрямой, но называть меня лгуньей, это уж слишком!— А разве это не так? — спросил Грант Гудман. — Тогда почему ты не хочешь признать, что возникшее между нами чувство совершенно не похоже на то, как ты его пытаешься трактовать?
Брайони судорожно вздохнула.
— А что вы хотите, чтобы я признала? Что это любовь? Что меня ждет, кроме боли, если я решу, что это так? — Она резко замолчала, спохватившись, что выдала себя, а затем, чтобы скрыть неловкость, спросила: — Почему вы не сказали мне, что вашей женой были Лиза Бернсдейл?
Его глаза сузились.
— Не понимаю, какое это имеет значение, — сухо ответил Грант Гудман.
— Я не то хотела сказать, — неуверенно начала Брайони.
— Тогда что же?
— Я…
И зачем только я это сказала? — беспомощно думала Брайони.
— У нее — у нее могли быть причины вести себя так, как… она себя вела.
— Наверное. Да они и остались. — Грант Гудман пожал плечами. — У нее свободолюбивая богемная душа, она страшно избалована. Суть в том, что я не знаю, найдется ли человек, способный изменить ее, я знаю только, что я этого не могу, вот я и решил, давно уже, не пытаться.
— Однако, — невольно вырвалось у Брайони, — она вас за это уважает.
Лицо Гранта приняло удивленное выражение.
— Ты неожиданно весьма хорошо осведомлена, Брайони. Каким образом?
Брайони густо покраснела.
— Я не сама, это… Неважно.
— Дай-ка подумать. Наша Линда?
Брайони отказалась отвечать.
— Я и без Линды скажу тебе, что у нас двое детей и я не могу лишить их матери, но дети — единственное, что нас связывает. Все кончено. Видишь ли, — проговорил он медленно, — одной физической красоты никогда не бывает достаточно. Я искал в ней большего, но не смог найти. — Грант Гудман поморщился. — А Лиза, очевидно, не нашла во мне того, что искала. Все очень просто.
— А если вы и во мне не найдете того, что ищете? — прошептала Брайони.
— То, каким образом складываются наши отношения, — сухо заметил он, — не способствует тому, чтобы мы друг друга узнали.
— Но что… — Брайони на мгновение умолкла, — нам уготовано, если мы найдем, что ищем?
Грант Гудман бесстрастно посмотрел на нее.
— Что ты имеешь в виду, Брайони? Брак?
Брайони с трудом сдерживала слезы.
— Даже для человека с моим прошлым… — Она покачала головой. — Забудьте об этом.
— Ты боишься обжечься, — серьезно сказал он. — Так, Брайони? Или тебя больше всего интересует замужество? Ты поэтому даже слышать не хочешь о том, что я предлагаю?
Брайони справилась со слезами.
— Возможно, — резко ответила она. — Жаль, вы рыбешка покрупнее, чем Ник Семпль. Вот уже двое сорвались с крючка. Ну да ладно, будут и другие.
Они молча смотрели друг на друга, но тут вдруг неожиданно раздался стук в дверь. Это был юный Роберт, который еще немного прихрамывал, но в остальном выглядел превосходно, как и подобает в его возрасте.