Все Кавказские войны России. Самая полная энциклопедия

В феврале 1822 года в Чечню из Грозной была направлена карательная экспедиция во главе с полковником Н.В. Грековым. Следуя по маршруту Хан-Кале, Урус-Мартан, отряд вышел к Шали, где произошел бой с чеченцами. После этого командир отряда решил «истребить Шали, как деревню, в коей произошло начало гнусной измены и злодейства». Этот замысел и был осуществлен 11 февраля. «К вечеру не осталось в деревне ни одного фруктового дерева и ни одного дома», — доносил Греков командующему. На следующий день таким же образом была разрушена деревня Атаги.

Оправдывая свою жестокость, Греков писал: «Я уверен, что истребление двух сильных злодейских деревень, падение многих зачинщиков возмущения… послужит лучшим толкованием чеченскому народу о положении оного. Какие бы ни употребляли мошенники обольщения, не могут они вознаградить потерь, понесенных истреблением домов и садов, стоящих тысячам жителей приютом. Это пример весьма сильный и для покорных, и для неповинующихся».

Подобные экспедиции имели место на протяжении 1822 и 1823 годов. Но их особенностью стал поиск русскими опоры среди местной знати, владения или подданные которой объявлялись «мирными». С теми же, кто продолжал сопротивление, расправлялись нещадно. Политика «кнута и пряника» стала поводом для обвинений Ермолова в соблюдении корыстных интересов, которые то и дело поступали в Петербург от некоторых чиновников с Кавказа. В самой же столице имелись силы, недовольные наместником по другим причинам. Общие усилия недоброжелателей делали свое дело. В Тифлис то и дело приезжали различные комиссии, которые только мешали работе. Не выдержав, Алексей Петрович в январе 1824 года направил донесение непосредственно на имя императора.

Александр I внимательно изучил документ и остался доволен его содержанием, поручив исполняющему должность начальника Главного штаба генералу И.И. Дибичу уведомить о том Ермолова. В виде поощрения службы России отдельным представителям чеченской знати по ходатайству наместника высочайше жаловались обер-офицерские чины. Так, в ответном письме И.И. Дибича к Ермолову было указано, что Государь император с удовольствием соглашается на испрашиваемое вашим высокопревосходительством награждение…жалуя Кучуку-Бековичу чин капитана, а владельцев Мундара Алибкачева и Кагермана Алхазова чинами прапорщиков.

Тогда же, в январе 1824 года, А.П. Ермолов снова встречался с Шали Бей-Булат Таймиевым, который к тому времени уже побывал в Дагестане, стал поклонником мюридизма и пролил немало русской крови. Но, потерпев ряд поражений, хитрый горец вновь высказал желание служить России. Но на этот раз Алексей Петрович был более осторожным и предъявил встречные условия. Пока шел торг, Шали Бей-Булат Таймиев убил кумыхского князя Месхти-Гирея — ставленника Ермолова — и ушел в горы. В июле 1925 года он с войском численностью в две тысячи человек вновь напал на русские укрепления, все разграбил и захватил заложников. 25 ноября он даже пытался взять в плен самого Ермолова, но эта попытка закончилась неудачно.

Как ни странно, но Ермолов, несмотря на коварство чеченца, периодически вступал с ним в переговоры. В 1826 году Шали Бей-Булат вновь был принят на русскую службу в чине поручика, участвовал на стороне России в военных действиях против Турции. В 1829 году в Тифлисе он встретился с А.С. Пушкиным, который писал: «Славный Бей-Булат, гроза Кавказа, приезжал в Арзрум с двумя старшинами черкесских селений, возмутившихся во время последних войн. Они обедали у графа Паскевича».

Но чеченец оставался верным себе, и вскоре Шали Бей-Булат Таймиев вновь был уволен с русской службы. Он продолжал заниматься грабежами, ив 1831 году был убит кровником.

Намного мягче в это время была политика Ермолова в Дагестане, многие правители земель которого сохраняли верность России и не участвовали в выступлениях. Остальных же мятежников удалось усмирить путем переговоров при угрозе применения военной силы. 15 февраля 1824 года император собственноручно подписал высочайший рескрипт на имя командира отдельного кавказского корпуса об одобрении его действий в Дагестане.

«С истинным удовольствием читал я донесение ваше из Дагестана от 25 января, — писал Александр I. — Мне весьма приятно было видеть из оного счастливое во всех отношениях окончание предприятия вашего к восстановлению спокойствия, нарушенного в том крае мятежствующими горскими народами. Но особенную мою благодарность заслуживают благоразумные меры кротости, принятые вами для достижения сей цели. Они совершенно соответствуют намерениям моим, почитая жителей Дагестана обитателями части Российской империи, я всегда с крайним сожалением принимал известие о употреблении силы оружия к обузданию их своеволия; тем более остаюсь довольным настоящим укрощением их без всякого кровопролития…»

После серии карательных экспедиций чеченцы приутихли. Продолжали иметь место разбойные нападения и стычки с небольшими группами чеченцев, но до массовых выступлений не доходило. Чувствовалось отсутствие у противника сильного организующего начала, способного увлечь массы общей идеей.

Это хорошо понимали и враждебные России силы в Персии и Турции, где, в отличие от прямолинейной политики северян всегда в достатке было мастеров тайной интриги. Преимуществом и мощным оружием в их руках была религия, которая вернее других средств действовала на горцев. С ее влиянием русские бороться не умели, да и не могли. Но для превращения религиозной идеи в пламя новой войны требовались вожди, которых на Северном Кавказе также найти было нетрудно.

Летом 1825 года среди чеченцев упорно начали распространяться слухи о появлении в горах посланника Пророка, призывавшего правоверных к борьбе с гяурами. Издавна привычная агитация на этот раз сопровождалась действенными аргументами в виде оружия и денег, перед которыми не могли устоять горцы. Вскоре их отряды появились на равнине в окрестностях русских крепостей и постов, участились случаи разбойных нападений не только на дорогах, но и в населенных пунктах.

Генерал А.П. Ермолов вовремя увидел приближение новой опасности. Более того, внимательно отслеживая обстановку в Персии и Турции, он прекрасно понимал откуда дует «ветер» новых настроений. Но, будучи не в силах предотвратить надвигавшуюся опасность другим путем, решил прибегнуть к ранее испытанному средству. «Одни частые наказания народ сей могут держать в некотором обуздании, — считал Алексей Петрович, — и лишь прекратилась боязнь взыскания, наклонность к своевольству порождает у них злодейские замыслы».

В начале августа Ермолову стало известно, что большой отряд чеченцев напал на Амир-Аджиюртский пост и фактически его уничтожил. В ходе разбирательства удалось установить, что значительная часть вины за случившееся лежала на совести начальника русского гарнизона капитана Осипова, халатно отнесшегося к своим обязанностям в условиях нарастания боевой активности противника. По этому случаю позже Ермолов писал:

«Укрепление поста было не прочно, ибо наскоро из плетня сделанное, и рва вокруг его почти не было. Но в гарнизоне находилась рота пехоты и весьма сильная артиллерия. Сего для обороны было слишком достаточно, но начальник гарнизона был чрезвычайно неосторожен невзирая на то, что в тот же самый день выступивший из укрепления генерал-майор Греков предварял (предупреждал) его о намерении чеченцев сделать покушение на пост. Незадолго перед нападением успел он даже прислать одного из приверженных нам аксаевских жителей с известием, что сильные толпы конницы взяли направление к посту и к ночи прибудут к оному.

Начальствовавший оным 43-го егерского полка капитан Осипов, сделав расчет гарнизона по местам, распустил людей в казармы и нимало не усилил обыкновенного караула. Чеченцы со стороны леса подошли, не будучи замеченными. Весьма темная ночь и сильный ветер им способствовали. Внезапно вошли они в укрепление и тотчас опрокинули часть плетня, ограждавшего оное. Люди в беспорядке выскакивали из казарм, когда укрепление уже было наполнено неприятелем. Они не могли противиться малыми силами. Капитан Осипов, защищавшийся с горстью людей и будучи уже ранен, бросился в Терек и утонул. Неприятель был встречен только двумя выстрелами из орудия, стоявшего в воротах, при коем был главный караул не более как из девяти человек при унтер-офицере. Выстрелы сии на некоторое время привели в замешательство чеченцев, но уже не было кому оным воспользоваться, ибо люди наши были рассеяны, и большая часть гарнизона спасалась переплывая Терек».

Правда, чеченцы также не сумели воспользоваться плодами своей победы. Пожар, устроенный ими в укреплении, охватил пороховой погреб и привел к взрыву. Сила взрыва была такова, что орудия, находившиеся в укреплении, были сорваны с лафетов и переброшены на противоположный берег реки. Чеченцы в ужасе разбежались и больше не появились в том страшном месте. В ночном бою русские потеряли убитыми и утонувшими 17 человек, многие из уцелевших были ранены. Число потерь в рядах чеченцев осталось неизвестным.