Все люди – хорошие
Шрифт:
— Николай Георгиевич…
Но он не дал ей и слова сказать:
— Может, завтраком займетесь, барышня?
— Я тогда лучше снегом займусь, его еще раскидать надо, — сказала Наташка.
Работали они молча и почему-то очень быстро. Наверное, подсознательно соревновались, ждали, когда другой первым остановится отдышаться. Но для Наташки бросать снег — это не работа, а удовольствие, а наследный принц, наверное, двужильный. Она украдкой взглянула на его почти обнаженные руки. Не Шварценеггер, конечно, у которого бицепс как бедро взрослого человека. Но руки у Николая Георгиевича были необыкновенные. Сквозь кожу отчетливо была видна каждая мышца, каждая жилочка. Спина под тонкой
Ровно на половине бывшей крепости он остановился и объявил перекур. Наташка улыбнулась: некурящая она. Этот факт Николай Георгиевич почему-то горячо одобрил. Поинтересовался: не устала ли она? Наташка рассмеялась.
Рассмеялась так открыто, легко, что у него отчетливо защемило сердце. Она первый раз при нем смеялась, значит, все-таки он ей не противен, как подумал вчера.
— Вы вспотели, у вас футболка мокрая, вы простудитесь, — сказала Наташка.
— Вы, Наталья Аркадьевна, видимо, по молодости лет не знаете прописной истины: кто работает — тому не холодно.
— Почему это по молодости? — обиделась Наташка, давно считающая себя взрослой, а с недавних пор еще и солидной женщиной. — Мне двадцать три. Через две недели…
— Ровно? — задал он странный вопрос.
— Что — ровно? — не поняла она.
— Ровно через две недели?
Наташка на секунду задумалась, подсчитывая, и кивнула головой. Он сказал: «Отлично», — и взялся за лом. Через полтора часа они усталые, но чрезвычайно довольные, ввалились в кухню. Все еще спали, но вставать было явно пора. Хотя бы Андрюшке, в школу. Наташка задумалась: разбудить ребенка она, конечно, разбудит, и завтраком накормит, и в школу соберет. Но кто его в город повезет, если Владимир Иванович с Людмилой еще спят? Не ломиться же ей в хозяйскую спальню?
Впрочем, для начала надо пойти переодеться, мокрая она после этих снегоуборочных работ как мышь. Вернулись на кухню они с Николаем Георгиевичем одновременно. Он тоже привел себя в порядок и оказался по-вчерашнему безупречен. Все-таки интересно — сколько лет ему может быть? Как он ломом-то… Она подавала на стол и рассматривала его исподтишка — вчера так и не решилась. Морщинки в уголках глаз, выраженная продольная морщина на лбу. Явно не мальчик уже. Но виденные час назад мощные жилистые руки, мускулистая спина… Противоречие. Как будто голова одного человека, которому точно за сорок, а тело другого, молодого и сильного, очень сильного и выносливого.
— Чем же это, Наталья Аркадьевна, вы меня потчевать собрались? Я, кроме кофе, по утрам ничего не употребляю…
— Кофе тоже будет, — сказала Наташка. — Только сначала надо супа горячего съесть, чтобы голова после… ну, не болела.
Он секунду рассматривал ее, не понимая, а потом захохотал:
— Так вы меня по-кавказски от похмелья лечить хотите! Нет, я не столько вчера выпил, чтобы болеть. И знаете, физический труд на свежем воздухе куда лучше способствует. Так что бог с ним, с супом, давайте я вас кофе делать научу. Вы наверняка так не умеете, это наши северные тонкости.
Он все знал на этой кухне и не нуждался в ее помощи, она просто наблюдала, слушала комментарии и запоминала. Кофе и вправду получился необыкновенно крепкий и ароматный.
Наташка решила просить совета, Николай Георгиевич как-никак родственник: что с Андрюшкой делать? Он раньше школу по неуважительной причине пропускал? Или Людмилу с Владимиром Ивановичем будить? И если будить, то как? Не в спальню же к ним прямо так переться… Он задумался. В спальню и правда как-то неловко… А потом решил: зачем их будить вообще? В школу она парня собрать сможет?
Ну и замечательно, пусть начинает. А отвезет он Андрюшку сам.Глава 11
Владимир поставил будильник на шесть утра. Рань несусветная, а что делать? Восьмое марта. Коробочки он разложил с вечера, чтобы не перепутать — что жене, что матери, что теще, что сестре. Подарок для Наташки был не в бархатной коробочке, а в плотном нарядном пакете с какими-то букетами по бокам. Интересно, что сказали бы его родственницы, если бы узнали, что сумочка дороже любого из колечек, предназначенных для них, раза в полтора? Одна Людка, наверное, нормально среагировала бы, остальные наверняка разобиделись бы, особенно Аленка.
Два букета ночевали в гараже. Цветочная барышня, строя ему глазки, сказала, что если температура не минусовая, ничего с растениями не случится. Для жены он купил красные розы. Он всегда дарил ей красные розы. Считал — классика. А вот с букетом для Наташки ему пришлось крепко задуматься. В конце концов, он остановил свой выбор на крупных белых тюльпанах и купил аж полтора десятка. Выглядел букет — просто прелесть. И вроде скромно. Не розы же, в самом деле.
Он поставил Людкин букет в спальню, сбегал на крыльцо покурить. Волновался: вот сейчас он увидит Наташку спящей. Эх, поиграть бы в принца, разбудить поцелуем…
А почему бы и нет? Белые тюльпаны вполне достойный повод. Он отшвырнул недокуренную сигарету и решил рискнуть. Скажет, что у них в семье так принято. Один маленький поцелуй. Ничего криминального. А как здорово было бы, если в ответ она обвила бы его шею теплыми со сна, сильными руками и что-нибудь сказала ему этим своим невозможным голосом. Например: поцелуй меня еще. Или: не бойся, никто ничего не узнает. А еще лучше: я так этого ждала…
Владимир крался по темному дому и думал, что он сошел с ума. Это его дом, чего он, как вор, от каждого звука шарахается? Белые тюльпаны слабо пахли в его руках. Он открыл дверь — как хорошо, что она не запирается на ночь, значит, ничего не боится. Наташка спала на спине, откинув одеяло до пояса. К сожалению, спала она в футболке. У него закружилась голова. Хорошо, что она в этой дурацкой футболке, а то у него совсем бы крыша съехала. Владимир бесшумно подошел к кровати и стал наклоняться. Для того самого досконально продуманного поцелуя…
Слава богу, хоть глаза не закрыл как дурак. А ведь собирался…
— Доброе утро, Владимир Иванович. Что-то случилось?
Голос у нее был совсем не сонный, но встревоженный.
— Ничего не случилось… — Он был готов просто завыть от разочарования. — Пришел тебя с праздником поздравить. Вот.
Он протянул ей цветы, которые ему сразу разонравились и стали невыносимо мешать.
— А я от запаха тюльпанов проснулась, — сказала Наташка. — Думала, приснилось. А вы мне цветы подарили. Мне раньше никто цветов не дарил. Спасибо, Владимир Иванович…
И вдруг тихо заплакала. Увидеть почти в полной темноте он этого не мог, но догадался потому, как у нее изменилось дыхание.
— Наташа, можно я тебя поцелую? Чуть-чуть. В честь праздника… — тихо спросил он.
Наташка ничего не ответила, но ему показалось, что она кивнула. Владимир медленно наклонился к ней и очень коротко и аккуратно коснулся губами щеки. Щека была мокрая. Он положил тюльпаны на одеяло и молча быстро вышел. Никто никогда не дарил ей цветов. Застрелиться можно. И он, как дурак, в ее спальню со своим веником. Отдал бы в кухне, за завтраком. Тогда бы она, наверное, не заплакала. Идиот. Поцелуев ему захотелось. Вот и получил что хотел. С таким же успехом мог стенку поцеловать. Ответная реакция такая же примерно…