Все люди – хорошие

— Это велико будет, это из моды вышло, в этом только коровники чистить, давно здесь шмон пора навести, как-нибудь на днях займемся. А, пожалуй, вот. Все равно ни разу не надела, полнит эта туника. А тебе хорошо будет, такую фигурку ничем не испортишь. Поясок сейчас найдем подходящий…

Туника была того странного цвета, про который точно не скажешь, серый он или все-таки розовый. Мелкие вышитые цветочки, белые и бордовые, окружали горловину и края рукавов, шелк был тяжелым и приятным на ощупь.

— Давай же, меряй скорее, интересно, подойдет или нет, — торопила Людмила. — Да где же этот пояс чертов?

Наташка держала в руках первую в жизни по-настоящему красивую вещь и просто не могла представить себе, что вот он, бал, вот фея, а вот наряд. Конечно, туника подошла. Подаренное колье идеально вписывалось в неглубокий вырез, белый поясок обозначил тонкую талию. Наташка в который раз не узнавала себя в зеркале, а Людмила радостно тараторила, что серые Наташкины брюки тоже в тему, а обувь не имеет значения, потому что в боулинге все равно переобуваться надо.

— До «Командора» я дозвонился, две дорожки с семи до девяти наши, Аленку… — Владимир застыл. Все, абсолютно все вылетело у него из головы. Наташка стояла в чем-то очень красивом, лицо у нее было растерянное, а сама она была такая юная, такая чистая… А он еще утром собирался лезть к ней целоваться. Да ее, такую, только на руках носить. И не дышать при этом.

— Правда здорово, а? Как на Наташу шили, — радостно сказала Людмила. И тут же пожаловалась: — А я в тунике этой как лошадь.

— Ну, так и отдай, — тихо сказал Владимир, все еще не придя в себя.

— Уже отдала. Значит, Аленке ты дозвонился? Пойду Идке звонить, а то еще на какой-нибудь институтский сабантуй соберется, ума хватит. Дяде Коле наберешь?

— Люсь, я, честное слово, опаздываю. Надо в конторе баб поздравить и разогнать по домам праздновать. Надо к матери с Аленкой заскочить, к теще. И самое главное… — Владимир достал из кармана бархатную коробочку и вручил жене. — Вот. Люблю, целую, убежал. А дяде Коле пусть Наташа позвонит. Может, ей он не откажет насчет боулинга.

Дяде Коле позвонить! А президенту не позвонить, в боулинг не позвать? Наташка не видела особой разницы… Но ведь придется, хозяин приказал. Тем более что он сегодня ей такой сюрприз сделал, тюльпаны подарил. Надо просто успокоиться и продумать разговор. Отказ не принимать, уговаривать. А то Людмила расстроится. Время есть, пока она с Ираидой разговаривает. Наташка мыла посуду, оставшуюся после завтрака, и продумывала разговор. Думать мешала Людмила, она ахала и охала, вскрикивала и смеялась — в общем, разговаривала очень эмоционально.

Людмила действительно непрерывно ахала, и было от чего. Ираида сказала, что следует получше посчитать количество народа, потому что пойдет она, конечно, с удовольствием, но она не одна. Понятное дело, Егор всегда с ними ходит, ведь боулинг — это без пяти минут спорт, а все спортивное он любит. Дело не в Егоре, она отмечает Восьмое марта еще с одним человеком. Людмила этого человека лично не знает, но догадаться сможет.

Вот тут настоящие охи и ахи и начались. Сережа приехал? И как у них? Они собираются сходиться, а может, жениться? А Егору она сказала, кто это? И что Егор? Ладно, она не будет торопить события, еще наговорятся. Наташа? Конечно, идет, а почему ее это интересует? Егор спрашивал? Вот это номер! Ну да, она же предупреждала…

Наташка была очень рада, что сегодня увидит Ираиду — благодетельницу, как сказала бы мамка. И Егора, ее сына, она тоже помнила, хоть и видела один раз, пять минут, тогда, в больнице. Как не запомнить такого красавца? Интересно, зачем он о ней спрашивал?

Людмила наконец освободила телефон и убежала куда-то наверх. Пора было приглашать — от имени хозяев, конечно, — Николая Георгиевича. Наташка украдкой перекрестилась и взялась за телефонную книжку Сокольских. В трубку после второго гудка рявкнули:

— Да!

Наташка испугалась. Голос вроде его, низкий, с хрипотцой. Но даже намека не было на ту любезность, к которой Наташка уже привыкла.

— Да говорите же!

— Здравствуйте, Николай Георгиевич, это Наташа, домработница вашей племянницы, Людмилы. Мне велели позвонить вам и пригласить сегодня в «Командор», это боулинг…

— Это не только боулинг, уважаемая Наталья Аркадьевна. Это целый развлекательный центр. У меня к вам один только вопрос: а вы там будете?

— Да, Николай Георгиевич, — сказала она и хотела добавить: хоть и боюсь до смерти.

— Отлично, — обрадовался он почему-то и спросил: — Форма одежды? Парадная?

— Не знаю. Мне Людмила Александровна блузку свою дала, красивую очень. Так что, наверное, парадная. Хотя Ираиде Сергеевне она что-то про спорт говорила…

— Во сколько собираемся? — спросил он.

— Владимир Иванович сказал, что две дорожки с семи до девяти наши. — Она вдруг как-то потеряла чувство реальности и, наверное, поэтому спросила: — А что хоть там делают, в боулинге этом? Я боюсь…

— Бояться нечего, Наталья Аркадьевна. В случае чего — я буду рядом и смогу защитить вас от кого угодно. — Он сказал это совершенно серьезно, и она почему-то сразу успокоилась. Поверила и успокоилась. Дядя Коля сказал, что все будет хорошо. Значит, так оно и будет. Именно так на все его слова реагировала Людмила. Тогда чего ей, Наташке, волноваться?

Ехать решили на такси, а собираться Людмила увела Наташку еще в половине пятого. Владимир с Андрюшкой уже вернулись из города, но женщинам мешать не стали — пусть священнодействуют без посторонних. Даже обед сами себе разогрели.

Людмила так радовалась предстоящему развлечению, что сама удивлялась. Муж и раньше периодически вывозил ее в свет. Но каждый раз, сидя с ним в ресторане, она думала: за что именно он таким образом извиняется? Украдкой рассматривала девиц за соседними столиками: какая из этих размалеванных мочалок его любовница? Настоящая, бывшая или будущая. Сегодня было все по-другому. Ей предстоял вечер в большой компании людей, которые были ей приятны. Ей очень хотелось посмотреть на Сережу, отца Егора. Но больше всего она радовалась тому, что доставит удовольствие Наташе. Причем такое, которого она еще не знает. Да и дядя Коля в первый раз пойти с ними согласился, сколько раз отказывался непонятно почему, а в этот раз согласился.

Наташка красить ногти ни за что не хотела. Были бы ногти. Но Людмила настаивала, и пришлось согласиться. И на французский крем для лица, и на пудру, и на ресницы. С ресницами вышел казус. После двух взмахов кисточки один Наташкин глаз, тот, который красили, вдруг стал почти в два раза больше и в сто раз выразительнее. Проступила льдистая, неестественная голубизна, с легкой прозеленью, как вода в проруби холодным, но солнечным зимним днем. Людмила от такого эффекта даже растерялась, подумала — и заявила, что тени никакие не нужны. С такими-то глазищами потрясающей красоты. С такими ресницами…

Почему Наташка раньше не красилась? Нет, почему?

И Наташка, смущаясь, рассказала, что по молодости не привыкла, мамка строгая очень была, а когда в город перебралась, так получилось, что комнату ей сдал и на работу взял один и тот же человек. Она… Ну, она стала его сожительницей, так получилось, а он с Кавказа. Он говорил, что женщина должна быть скромной. Вот.

Людмила сначала рассмеялась: это он так говорил, чтобы другие мужики внимания на Наташку не обращали и такое сокровище не увели. Потом вспомнила синяки по всему лицу Наташки в первый день их знакомства и резко оборвала смех. Помрачнела, ничего не сказала, но подумала: теперь эта тварь близко к девочке не подойдет.