Все люди смертны

Она взглянула на Фоску. Она бросила ему вызов: она горела, она жила. Регина разжала руку, бокал упал и разбился. Он улыбнулся, и она оказалась голой, до самых костей. Он сорвал с нее все маски, даже ее жесты, слова и улыбки; она теперь была лишь взмахом крыльев в пустоте. «Она пытается, пытается». И он видел, для кого она пыталась: за словами, жестами, улыбками везде была та же ложь, та же пустота.

— Ах! Вот комедия! — со смехом воскликнула она.

— Регина, вы слишком много выпили, — мягко заметил Санье. — Вам стоит отдохнуть.

— Я не пила, — весело бросила она. — Я отчетливо все сознаю. — Она показала Фоске палец, продолжая смеяться. — Я вижу все его глазами.

Смех ее пресекся. В его взгляде она прозрела новую комедию — комедию отрезвляющего смеха и безнадежных слов. Слова иссохли в ее гортани. Все потемнело. Снаружи все примолкли.

— Пойдите прилягте, — умоляла Анни.

— Отдохните, — вторил ей Санье.

Она пошла за ними.

— Пусть расходятся, — велела она Анни. — Заставь их уйти. — Она гневно добавила: — И вы оба оставьте меня!

Она неподвижно застыла посреди спальни, потом растерянно повернулась кругом; она обвела взглядом африканские маски на стенах, статуэтки на столике, старинные марионетки в крошечном кукольном театре: все ее прошлое, все затянувшееся самолюбование было в этих дорогих безделушках. И это был всего лишь хлам! Она сбросила маски на пол.

— Хлам! — громко твердила она, топча их ногами.

Она швырнула на пол статуэтки, марионеток. Она топтала их, рушила это нагромождение лжи.

Кто-то дотронулся до ее плеча.

— Регина, к чему это? — тихо произнес Фоска.

— С меня хватит лжи, — сказала она.

Она опустилась на стул и обхватила голову руками. Она страшно устала.

— Во мне все ложь, — призналась она.

После долгого молчания он сказал:

— Я уеду отсюда.

— Уедете? Куда же?

— Подальше от вас. Вы меня забудете и сможете вновь начать жить.

Она смотрела на него с ужасом. Теперь она превратилась в ничто. Нужно, чтобы он по-прежнему был рядом.

— Нет, — сказала она. — Слишком поздно. Я уже никогда не смогу забыть. Я ничего не смогу забыть.

— Бедная Регина! Что же делать?

— Ничего не поделаешь. Не уходите.

— Я не уйду от вас.

— Никогда, — сказала она, — не покидайте меня никогда.

Она порывисто обняла его, впилась в его губы долгим поцелуем. Фоска сжал ее в объятиях, она вздрогнула. Прежде, когда ее ласкали другие, она ощущала только ласки, а рук не чувствовала, но руки Фоски существовали, и Регина была всего лишь их добычей. Он лихорадочно срывал с нее одежды, будто даже ему не хватало времени, будто каждая секунда сделалась драгоценной и он не мог праздно расточать их. Он подхватил ее, и огненный вихрь взметнулся в ней, сметая слова и образы: их ложе обернулось вселенским темным содроганием. Он был внутри ее, она сделалась добычей древнего как земля желания, первобытного и нового, которое лишь она одна была в силах утолить, и желание это не просто являлось жаждой ее тела, но вселенской жаждой: она была самим этим желанием, жгучей пустотой, вязким отсутствием, она была всем. Миг вспыхнул, вечность покорилась. Напрягшись в судорожно-страстном ожидании и тревоге, она дышала в задыхающемся ритме Фоски. Он застонал, и она вонзила ногти в его плоть, раздираемая торжествующим и безнадежным спазмом, когда высшее созидание означало разрушение, вырванная из жгучего покоя молчания; она, вброшенная всем телом в собственное существо, Регина, бесполезная и преданная. Она провела рукой по его покрытому испариной лбу, по стиснутым зубам.

— Регина, — нежно протянул он.

Он гладил ее волосы, ласкал лицо.

— Спите, — сказал он, — нам можно поспать.

В голосе его звучала такая грусть, что она уж хотела открыть глаза и заговорить с ним, нельзя ли чем-нибудь помочь. Но он тотчас распознал ее намерение, она догадалась, что за этим стоит множество иных ночей, множество иных женщин. Она отвернулась, уткнувшись щекой в подушку.

Когда Регина открыла глаза, был уже день. Она протянула руку. Рядом никого не было.

— Анни! — позвала она.

— Да, Регина.

— Где Фоска?

— Он ушел, — ответила Анни.

— Ушел? В такой час? Куда?

Анни отвела взгляд:

— Он оставил для вас записку.

Она взяла записку — всего лишь сложенный пополам листок бумаги.

Прощайте, дорогая Регина, забудьте о моем существовании. Помимо прочего, это ведь вы живете, и я здесь не в счет.

— Где он? — повторила она. Вскочив, она начала спешно одеваться. — Это невозможно! Я ведь сказала ему, чтобы он не уходил.

— Он ушел нынче ночью, — пояснила Анни.

— Но как ты позволила ему уйти? Почему не разбудила меня? — Регина поймала Анни за руку. — Ты что, идиотка?

— Я не знала.

— Чего ты не знала? Он оставил тебе эту записку. Ты прочла ее?

Регина гневно смотрела на нее.

— Ты нарочно позволила Фоске уйти; ты все знала и позволила ему сделать это. Вот дрянь!

— Да, — промолвила Анни, — это правда. Ему следовало уйти ради вашего же блага.

— Моего блага?! — повторила Регина. — А, вы сговорились, вы оба печетесь о моем благе?!

Она трясла Анни.

— Где он?

— Не знаю.

— Не знаешь?!

Вглядываясь в лицо Анни, Регина думала: если она не знает, мне остается лишь умереть. Она порывисто распахнула окно:

— Говори, где он, или я выпрыгну!

— Регина!..

— Ни с места, или я выброшусь из окна. Где Фоска?

— В Лион-ла-Форе, в гостинице, где вы провели вместе три дня.

— Это правда? — с сомнением в голосе спросила Регина. — А почему он сказал тебе об этом?

— Я хотела знать, — тихо ответила Анни. — Я… боялась за вас.

— Значит, он спрашивал твоего совета! — заметила Регина.

Она надела пальто.

— Пойду искать его.

— Я пойду с вами, — поспешно произнесла Анни. — Вам нужно сегодня вечером быть в театре…

— Я ведь сказала вчера вечером, что отказываюсь от сцены, — бросила Регина.

— Но вы выпили… Позвольте отправлюсь я. Обещаю, что привезу его к вам.

— Я хочу сама привезти его, — сказала Регина. Она распахнула дверь. — А если я не найду его, ты больше меня не увидишь, — добавила она.

Фоска сидел за столиком на террасе гостиницы; перед ним стояла бутылка белого вина; он курил. Заметив Регину, он улыбнулся, не выказав удивления.

— А! Вы уже здесь! — сказал он. — Бедная Анни, недолго она продержалась.