Все могло быть иначе

Она была ужасно невкусная.

ГЛАВА 15

Кэрли собрала обрывки оберточной бумаги и куски лент, оставшиеся с утра после того, как все вскрывали рождественские подарки, и запихнула их в мусорный мешок. Руки у нее дрожали от усталости, разочарований, обид и огорчений. Только после нескольких безуспешных попыток ей удалось завязать мешок с мусором.

Итен с Шоном и Эриком полтора часа назад ушли осваивать новые лыжи. Эрик было попытался уговорить ее пойти с ними, но она отказалась, сославшись на то, что если индейку не приготовить сейчас, то им нечего будет есть до самой полуночи. Особо не настаивая, Эрик быстро поцеловал ее и перед тем, как выйти из дома, тихо сказал:

— Без Андреа у нас все как-то не так...

Уже много дней Кэрли едва сдерживала слезы. Она никак не могла примириться с мыслью, что ее дочь в рождественские праздники находится где-то далеко. Когда утром она встала с постели, горе снова захлестнуло ее душной волной. Кэрли пошла в ванную и там дала волю своим слезам. Остаток утра она провела борясь с острой головной болью.

С того самого дня, когда они проводили Андреа в аэропорт, Барбара следовала за Кэрли неотступной тенью. Она появлялась с небольшими сюрпризами в любое время дня, приглашала пойти вместе за покупками по магазинам, утром первым делом звонила дочери, а после обеда посылала Вэлли на патрульной машине посмотреть на Кэрли. Барбара и Вэлли были единственными с кем Кэрли могла поговорить откровенно об Андреа.

Дома, — неважно кто говорил это: Кэрли или мальчики, — упоминание имени Андреа вызывало один и тот же эффект: Итен вставал и немедленно покидал комнату, сопровождаемый горьким взглядом растерянной жены. Не потребовалось много времени, чтобы Шон и Эрик поняли, что нельзя говорить о сестре в присутствии отца. Раньше братья вели себя непринужденно и обращались к матери с разными вопросами. С отъездом сестры и разрывом их взаимоотношений ребятам словно стало чего-то не хватать. Нужно было как-то восполнить потерянное, но Кэрли не знала как, наблюдая происходящее как бы со стороны. По своей натуре братья были добрыми и отзывчивыми, теперь же стала проявляться их озлобленность в преодолении грусти от расставания с сестрой.

Итен — другое дело. Он не позволял себе скучать по Андреа. По крайней мере до тех пор, пока не понял, что отъезд девочки не стал шагом к семейному счастью, как рассчитывал он.

В дверь позвонили. Это напугало Кэрли и вернуло в действительность. Она пошла к двери, убирая за ухо непослушную прядь.

Ванда Стерлинг, соседка, приветствовала Кэрли белозубой улыбкой.

— С Рождеством, — сказала Кэрли, ежась от холодного ветра.

Она немного отошла от двери в глубь дома.

— Заходите, а то тут недолго и замерзнуть на смерть.

— Я не надолго, — сказала Ванда, отряхивая снег с сапог перед тем, как войти в дом.

— Я только хотела передать вам вот это.

Она отдала Кэрли пирожные домашнего приготовления, обернутые целлофаном и с зеленой еловой веточкой сверху.

— И это, — добавила Ванда, вынимая из-под пальто и передавая Кэрли большой пухлый конверт.

— Почтальон принес его нам вчера по ошибке, а Эдд расписался за него, даже не посмотрев кому оно адресовано, и сказал мне об этом только сегодня. Я надеюсь, письмо не очень срочное?

Сердце Кэрли учащенно забилось пока она клала пирожные на стол, чтобы освободить руки и взять конверт. Обратным адресом значился Лондон.

— Спасибо.

— От Андреа?

Кэрли утвердительно кивнула.

— Да, как это приятно, — Ванда снова улыбнулась. — Я могу поклясться, что Рождество без нее не было таким, как всегда. Очень жаль, что она не смогла подождать до окончания праздников, а потом уже уехать со своим новым отцом. Это типично для молодого поколения. Немедленное вознаграждение. Это главное, все остальное потом.

Кэрли немного нервничала, торопясь вскрыть конверт. После телефонного звонка из Лондона прошло две недели, а от Андреа не было никаких известий. Письмо было первым и долгожданным. Кэрли послала ей уже два письма — длинных, путанных послания — с рассказом о некоторых местных новостях и положением дел в семье. Кэрли начинала писать каждое из них в воскресенье, что-нибудь дописывала каждый день и отсылала только в следующую субботу.

— Не хотите ли кофе? — спросила Кэрли, мысленно молясь, чтобы Ванда отказалась.

— Спасибо. Мне надо успеть испечь еще два пирога.

— Я удивляюсь, как вам хватает времени на все это, — неудобно было так быстро заканчивать разговор и Кэрли продолжила: — Сыновья будут очень рады попробовать ваши пирожные. Я в этом году мало занималась выпечкой сладостей.

— И это Неудивительно. При всем том, что у вас творится, наверное, на душе.

Ванда пошла к двери, но обернулась, чтобы высказать последнюю мысль.

— Кэрли, если у вас возникнут проблемы или желание поговорить с кем-то о чем-нибудь, не стесняйтесь, я же рядом, живем почти дверь в дверь.

— Спасибо, я буду помнить.

— Счастливого Рождества.

— Я вам желаю того же, — ответила Кэрли, впервые поверив, что это все еще возможно.

Закрыв дверь за Вандой, Кэрли задумалась — подождать ли Итена и мальчиков или прочитать письмо прямо сейчас, наедине. Решение не заняло много времени. Направляясь в гостиную, она ощупывала конверт. В конверте вместе с письмом находился плоский и мягкий предмет в рождественской упаковке, перевязанный серебристой ленточкой.

Кэрли не заинтересовал подарок, она жадно рассматривала почерк Андреа на конверте. Она обратила внимание, что марки на конверте не были погашены. Осмотрев конверт, Кэрли поняла, что Андреа хотела отправить письмо просто по почте, но Дэвид, для ускорения доставки, отослал его заказной авиапочтой по отдельной накладной. Поэтому и не были погашены марки. Осторожно, боясь повредить хорошо сохранившиеся марки, Кэрли открыла конверт и вынула два листа хорошей мелованной бумаги, плотно исписанные округлым почерком Андреа.

«Дорогие мама, папа, Шон и Эрик.

Казалось, что самолет будет лететь бесконечно, но, наконец, я прибыла сюда и с тех пор все время в делах. Я в Лондоне всего девять дней, но уже побывала на трех приемах, видела лондонский Тауэр, Биг Бэн и Гарродский рынок. (Мы там ничего не покупали — Виктория считает, что здесь очень много туристов, но зато интересно все посмотреть. Он действительно огромен.) Дэвид сказал мне, что на приемах будет много людей из королевского окружения, но я пока не видела ни одного, а, может быть, и видела, но не признала. Кстати, мама, ты можешь за меня не беспокоиться. Виктория действительно очень добра ко мне. В первый же день она купила мне все необходимое и очень модное из одежды. Она боялась, что меня будут плохо воспринимать в ее кругах общества, если не буду одеваться так, как здесь принято. Это означает — нет джинсам и свитерам, да — по-настоящему дорогим вещам, таким как кожаная юбка и соответствующий жакет, шелковые блузки, пальто для поездок за город. Мне еще купили полный набор формы, в которой я буду ходить в школу. И даже, — вы не поверите, как это смешно выглядит, — соломенную шляпку.

Эрик и Шон, вы не можете представить, какая здесь школа. Ей не меньше тысячи лет, и учатся здесь одни девочки. Думаю, вам бы это понравилось, а мне нет. Дэвид сказал, что он объездил много школ и выбрал именно эту потому, что здесь учится больше всего американских детей и мне будет проще освоиться со школьной жизнью. Учеба в Англии отличается от нашей. В шестнадцать лет школьники сдают экзамены по всем предметам. И если кто-то не захочет учиться дальше, то может не учиться. (Виктория сказала, что принцесса Ди так и поступила. В общем, из школы никого не исключают и ничего подобного этому вообще не происходит.) Если же вы решили продолжить обучение, то надо выбрать только три предмета и учить их дальше. (Дэвид говорит, что можно взять еще и четвертый — словесность, если я справлюсь.) В восемнадцать лет вы заканчиваете учебу. В институте здесь учатся три года, конечно, если не решите учиться еще дальше — в докторате. Мне это очень нравится.»