Все мы люди

Поднявшись с постели, он прошел мимо изумленной Сары, и провел следующие пять минут, успокаивая себя очень горячим душем. Это был его дядюшка Рэмси Лиэммойр, который охарактеризовал Арнольда Чонси еще много лет назад, когда Чонси был в школе – интернате для мальчиков в Массачусетс. «Богатые семьи начинаются с берущего, а заканчиваются на дающем» написал Рэмси в письме для матери Чонси. Арнольд нашел его в бумагах после кончины злобной старой женщины. «Нашим берущим был Дуглас Мак Дуглас Рэмси, который заработал наше состояние и обеспечил жизнь в достатке и уважении шести поколениям аристократов Рэмси, Мак Дугласам и Чонси. Наш дающий, кто растранжирил свое богатство еще до наступления двадцатилетнего возраста, когда стал самостоятельным, это твой сын Арнольд ».

Что стало, без сомнений, одной из причин, по которой старая леди окольцевала наследство Чонси (Супружество? С тех пор как оно перешло от его матери?) таким огромным числом колючих проволок. Три бухгалтера и два адвоката должны были дать согласие, прежде чем он мог снять себе на чай более чем пятнадцать процентов; преувеличение, конечно, но небольшое.

С другой стороны он был далеко не бедным человеком. Реальный доход Чонси, отличный от того, который он указал на странице 63 налоговой декларации, был на самом деле достаточно внушительным. Год, в котором он не зарабатывал триста тысяч долларов, был плохим годом. Доход был бы больше, если бы (согласно его внутреннему монологу) он не был таким транжирой. Он промотал свое наследство, как и предсказал его уже покойный дядюшка, всеми возможными способами доступными человеку. Он неудачно женился и заплатил слишком много за развод. Он спонсировал автогонки и даже сам участвовал в нескольких заездах, пока не осознал, что является простым смертным. Он содержал большой штат прислуги в домах и апартаментах в Нью-Йорке, Лондоне, Париже, Антибе и Каракасе. Его любовь к красивым вещам: мебель, картины, скульптуры, к изобразительному искусству в целом, привела его к бесчисленным покупкам, от которых он не был в состоянии отказаться. Таким образом, время от времени Чонси был вынужден прибегать к рискованным альтернативным методам, почерпнутым из книг, среди которых значилась и инсценировка страхового случая (как собственно и существующий план ограбления). Поджог, подкуп, шантаж, вербовка и просто кражи, а также иные методы много лет помогали держаться на плаву ему и его дорогим пристрастиям. Он, например, украл около сорока процентов авторского гонорара у группы Heavy Leather, рок банды, которую он продюсировал в конце шестидесятых, когда работа с рок-музыкантами была обычной вещью. Он не хотел воровать деньги тех невежественных уроженцев Глазго, но тогда ему казалось, что он нуждается в них более, чем они. Такова была его арифметика.

Но как сильно его мучала совесть тогда и как она донимает его сейчас. Стоя в жарком паре своего душа, он проклинал себя за то, что является-таки слабаком, мотом и транжирой.

Дающий, действительно, как и сказал его дорогой покойный дедушка, старый пердун.

Потребовалось всего пять минут горячего душа, чтоб заставить Чонси успокоиться и снова забыть неуважение к самому себе (о Саре он забыл, как только она ушла). Затем он вернулся в спальню (Сара, конечно же, ушла), вытерся насухо, высушил феном свои длинные светлые волосы, натурального желтого цвета, которому завидовали все его друзья, мужчины и женщины и оделся полностью в темные тона. Черные замшевые мокасины и черные носки. Черные брюки и темно-синий кашемировый свитер с высоким воротником. Затем спустился вниз по лестнице (он практически никогда не использовал лифт) к шкафу в прихожей, где он надел темно-синий бушлат и спрятал желтые волосы под черную вязаную шапку, которая сделала его загорелое лицо более худощавым и жестким. Черные кожаные перчатки завершили его образ. Затем он сделал еще один заход к двери, которая размещалась несколько ниже первого этажа и которая вела в небольшой покрытый плиткой сад. Цветущие кустарники и кусты, низкие деревца – все растения в больших декоративных горшках были симметрично расставлены. Плющ взбирался по тыльной стороне дома и покрыл уже на восемь футов в высоту кирпичные стены, которые окружали сад с трех сторон. Теперь, в ноябре, деревья стояли голыми, но летом, когда Чонси практически не бывал в Нью-Йорке, здесь царила красота. Чонси черной тенью пересек сад в направлении двери без ручки, которая находилась на углу стены. Ключом из связки, которую он достал из кармана, он открыл эту дверь и проскользнул в темноту прохода через толстую стену, отделяющую два особняка, по другой стороне улицы. Стена, которая, по-видимому, осталась от какой-то более ранней постройки, была двойной. Она состояла из двух слоев старого известкового клинкера, между которыми было пустое пространство шириной в три ступни. Решетка вверху положили на более позднем этапе и виноградные ветки поверх ее, образовывали плотную покрытую листьями крышу. Проход внизу с обломками камня и кирпича выглядел довольно опасным, но Чонси двигался плавно и расторопно, его плечи касались стен с двух сторон, свисающие ветки плюща цеплялись, время от времени, за его вязаную шапку.

В дальнем конце виднелась еще одна безликая деревянная дверь. Чонси открыл ее тем же ключом и вышел на мощеный пассаж перед особняком, который разительно напоминал его собственный. Дверь, через которую он вышел, выглядела так, как будто принадлежала этому дому, возможно, была входом в подвал, хотя в этом не было никакой логики. До места встречи с Дортмундером и специалистом по сигнализациям оставалось два с половиной квартала. И Чонси двигался медленно, полный решимости увидеть первым Дортмундера и того другого прежде чем они обнаружат его присутствие. Было начало двенадцатого, улицы были переполнены толкающимися такси, неуклюжими автобусами и съежившимися частными авто, а тротуары практически пусты. При дыхании изо рта и носа Чонси шел пар. Он почти пришел на место и, нахмурившись, стал наблюдать за перекрестком. Дортмундера не было.

Может быть, что-то пошло не так? Чонси верил, что видит Дортмундера насквозь – эту темную личность с низменными желаниями и бесперспективным будущим. Этот человек созрел, чтобы им управляла такая сильная личность как Чонси. Он был доволен выбором Стонвилера и уверен, что может иметь дело с Дортмундером, не опасаясь быть обманутым. Это не значит, что он не выполнит обещанное. Он заплатить мужчине сто тысяч и добро пожаловать. С другой стороны, где он был? Не понимая, что происходит, Чонси двинулся к темному входу ближайшего магазина, и его левая пятка наступила на что-то мягкое, которое зашевелилось.

– О-о-о, – прокричал голос в ухо Чонси, – сойди с моей ноги!

Чонси обернулся изумленный:

– Дортмундер! Что ты здесь делаешь?

– Тоже что и ты, – ответил Дортмундер и, прихрамывая, пошел по тротуару за худощавым интеллектуально выглядящим мужчиной в широких очках и с черной кожаной сумкой, с которой доктора обычно навещают больных на дому.

Дортмундер посмотрел через плечо на Чонси, спросив:

– Ну? Ты идешь?

Глава 7

Дортмундер и Чефуик осторожно продвигались по крыше дома Арнольда Чонси подобно паре охотничьих собак в поисках следа. Чонси, освещенный узкой полоской света, падающей через вентиляционную дверь, стоял и наблюдал с вялой выжидающей улыбкой на лице.

Дортмундер не был уверен в этом парне, в Чонси. Это нормально, например, если Дортмундера и Чефуик торчали в темных углах, что было, более или менее, частью их работы, но Чонси создавал впечатление добропорядочного гражданина и не простого, а состоятельного. Что он делал, скрываясь в парадных?

Дортмундер был убежден, что в каждой сделке с гламуром, будь то кражи с взломом или, скажем, политика, киноиндустрия, пилотирование самолета, было два типа людей.

Первый, который фактически выполнял работу и был профессионалом в этом и второй тип – люди, выходящие за рамки дозволенного, которые были слишком заинтересованы в гламуре и не достаточно заинтересованы в работе, и это были люди потерянные для мира.

Если Чонси был еще одним клоуном, живущим в мире фантазий, то Дортмундеру придется переосмыслить многое.

Между тем, пока они находились здесь, можно было, как следует осмотреться. Даже если сделка провалится, будет полезно узнать, как проникнуть в этот дом попозже. Это был один из десяти домов с общей стеной, возведенный незадолго до окончания столетия, когда богачи Нью-Йорка только начинали строительство на север от 14-ой улицы. Высотой в четыре этажа, шириной в двадцать пять футов, с фасадами из камня и стенами из кирпича они имели общую цельную, длинную, плоскую крышу и были разграничены клинкерными стенами. Трое из домов, включая дом Чонси, выделялись навесами для лифта, которые были встроены несколько позже. Телевизионные антенны проросли, словно щетина подростка на всех крышах, но многие из них наклонились, искривились или вовсе пришли в негодность – своеобразные следы распространения кабельного ТВ.

Крыша здания был покрыта смолой, словно черной бумагой. На переднем парапете отпечатались следы пожарной лестницы, которую сняли.

В то время как Чефуик, кудахтая, бормоча и вглядываясь сквозь очки, изучал провода из близлежащих силовых и телефонных столбов, которые пересекались на крыше, Дортмундер бродил по крыше. Он переступал через низкие кирпичные стены, хрустя смолой, пока не достиг конца линии, где очутился перед глухой кирпичной стенкой. Или, не совсем цельной: тут и там виднелись контуры окон.

Что это за здание? Дортмундер подошел к фронтовой части, наклонился через парапет, пытаясь краем глаза разглядеть тротуар, сорока футами ниже, и увидел, что это был своего рода театр или концертный зал на Мэдисон-авеню. Все, что он смог рассмотреть отсюда, была стена здания с пожарными выходами и афишами предстоящих развлечений.

Отошев от края, Дортмундер продолжил изучать эту глухую стену, которая возвышалась на пятнадцать или двадцать футов над другими крышами домов. Внизу стены было несколько решеточных отверстий, но ни одно из них не выглядело пригодным для человека ищущего проход.