Все мы родом из детства. Первая книга романа «Вера и рыцарь ее сердца»
Шрифт:
«Как мама не понимает важность детских дел и наказывает вместо того, чтобы мной гордиться!» – печально думала девочка, мужественно терпя боль в коленках.
Надо сказать, что Римма не любила оставлять дочь одну дома, поэтому Вера после школы должна была дожидаться её прихода с работы у тёти Лизы, которая жила на первом этаже.
Тётя Лиза была очень добра к детям, она плохо ходила, потому что надорвалась в трудовой армии. Вера толком не знала, что означают слова «трудовая армия», но тётя Лиза была довольна тем, что вернулась оттуда живой, а то, что ноги болели и спина отказывала, то тут уж ничего не поделать. О своём столь интересном прошлом тётя Лиза говорить не любила. Верин папа был настоящим героем, фронтовиком, он носил ордена и медали, но
К тёте Лизе часто приходили другие женщины, потому что тётя Лиза умела хорошо шить платья и могла говорить по-немецки! Это умение говорить на двух языках казалось девочке чудом. В доме у тёти Лизы был удивительный порядок, и никому не разрешалось его нарушать, поэтому Вера не могла чувствовать себя у тёти Лизы, как дома. Она должна была или чинно сидеть на диване, или рисовать картинки за большим столом, на котором стояла швейная машинка, но больше всего ей нравилось разглядывать красивые статуэтки, расставленные на этажерках, придумывая для них различные истории.
Девочку очаровывала статуэтка балерины. Она стояла на полочке, на узорной кружевной салфетке, с высоко поднятой стройной ножкой, в исполнении пируэта, застывшего в белом камне. Разрешения взять эту балерину в руки тётя Лиза не давала, потому что статуэтка была очень хрупкая, а Вера могла легко отломать у балерины или ручку, или ножку.
– Я знаю, кем стану, когда вырасту. Я стану балериной!
Это был её первый вызов родителям, которые видели свою дочь либо профессором, как этого хотел папа, либо доктором, как об этом мечтала мама. Теперь во время игр Вера поднималась на цыпочки и бегала перед большим зеркальным шкафом в маминой спальне, размахивая руками, но прыгать, высоко поднимая ноги, ей мешали сервант, стол и стулья. Она танцевала с чувством – это ценила её мама, которая громко хлопала в ладоши, уча дочь делать глубокие реверансы.
Танцы танцами, но больше танцев Вера любила слушать разговоры, которые велись между гостями тёти Лизы. О чём только ни говорили женщины, успокоенные уютом квартиры, мерным тиканьем настенных часов и биением швейной машинки. Эти разговоры обычно велись по-русски, но иногда женщины переходили на немецкий язык. Поэтому Вере приходилось часто самой додумывать истории, услышанные в комнате у тёти Лизы. Особенно её интриговали рассказы о трудовой армии.
Как-то раз Вера не удержалась и перебила рассказчицу, чтобы узнать, что случилось с одной девочкой, которую взрослые забыли в лесу.
– Тётя Лиза, эту девочку в лесу нашли взрослые дяди? А сколько лет ей было, она была пионеркой или, как я, октябрёнком? А что надо делать, если от телеги с брёвнами отвалилось колесо?
В этот момент Вере вдруг сделалось страшно! Как такое могло случиться в стране, где все дети должны быть счастливыми? Слушая рассказчицу, Вера представляла дремучий лес, высокие сугробы, хмурые высокие сосны, стоявшие вдоль дороги, тощую лошадку, которая отказывалась тащить телегу и виновато поглядывала на худенькую девочку, а та дрожала от холода, её не согревало пальтишко, сшитое тётей Лизой из старого мужского костюма, она никак не могла прикрепить к телеге с брёвнами отвалившееся колесо и, наверное, звала на помощь, но никто на помощь не спешил.
Вера вспомнила свою прогулку в грозу, но тогда она была рядом с домом и у неё был верный друг Булат, а остаться одной ночью в лесу гораздо страшнее…
– Как звали эту девочку? Что с ней случилось дальше? Её не спасли?
Верины вопросы остались без ответа, тётя Лиза и её подруги с тревогой посмотрели на маленькую слушательницу и снова перешли в разговоре на немецкий язык.
«Лучше бы я молчала!» – подумала девочка про себя, вспомнив мамин совет о пользе молчания. О том, что же дальше случилось с этой незнакомой ей девочкой, Вера так и не узнала, но, если честно говорить, то Вера очень боялась это узнать.
Вечером, когда за ней пришла с работы мама, тётя
Лиза дала тарелочку с золотистым ободком, на которой весело перекатывались четыре крашеных яйца. Это были пасхальные яйца. Тогда девочка ещё не знала, что такое Пасха и почему только утром в воскресенье надо есть крашеные яйца, как и не знала она, что её счастливое детство скоро оборвётся…Глава 7
Лежать на полу с каждым часом становилось всё невыносимее.
Ночь тянулась так долго, что казалось ей не будет конца. Теперь Вера вспоминала о девочке, оставленной в лесу, со злой завистью. Может быть, взрослые оставили её одну в лесу, а может быть, просто забыли, только какое это имеет значение для Веры, если та девочка могла бежать по дороге, могла кричать или просто замерзать рядом с лошадкой, а главное, что она могла тосковать по маме и папе, а у Веры такого выбора не было. Она лежала на полу со связанными за спиной руками, связанными ногами и ждала рассвета.
Как ей хотелось уснуть навсегда и никогда не просыпаться. В комнате было темно, но её глаза уже привыкли к темноте. Вера могла различить силуэт мамы, которая спала на мягкой кровати, стоящей у стенки напротив окна. Образ спящей мамы был притягателен и недосягаем, как потерянный праздник её детства. Веру мучило осознание того, что раньше она не ценила всю прелесть сна в настоящей постели. Как она могла раньше не обращать внимание, как уютна и мягка бывает кровать? А теперь всё, что ей досталось от жизни, – это лежать на полу, чувствуя, как деревенеет тело, и завидовать маме, которая даже не радовалась тому, что может нежиться под одеялом и видеть сны.
Смотреть на маму Вера могла недолго, потому что немела шея и голова бессильно падала на пол. Тогда её взору открывался только высокий потолок в маминой спальне, по которому чередой ходили лунные блики.
Что же случилось с её жизнью?
Всё было так чудесно. Вера закончила свой первый класс на отлично, только по рисованию у неё стояла твёрдая четвёрка. Впрочем, и этой четвёрке девочка была рада, потому что рисование представлялось ей очень скучным занятием. Вере всегда было жалко тратить своё детское время на раскрашивание груш и яблок, не имеющих вкуса, на кропотливое выведение узоров на боках у небьющихся ваз, ей совсем не хотелось рисовать под одиноким деревом маленький домик, двери которого никогда не откроются для весёлых гостей.
Верины первые каникулы тоже прошли замечательно. Она играла во дворе с утра до вечера и ездила с родителями на озеро, что находилось в семидесяти километрах от города.
Эти поездки были всегда волнующими событиями в жизни Веры и брата Саши. С раннего утра мама жарила пирожки с картошкой и капустой, варила яйца для пиршества на природе. Потом сумки, набитые до отказа вкусной едой, переносились из дома в багажник автомобиля «Москвич». Когда все приготовления заканчивались, семейство усаживалось в салон папиной персональной машины с Петром Петровичем за рулём (Пётр Петрович не только был бессменным папиным персональным водителем, но и другом семьи Шевченко) и отправлялось в дальний путь. По дороге родители напевали бравые революционные песни, песни военных лет, а также детские песенки, которые, благодаря папиному сильному голосу, звучали очень задорно: «Мы едем, едем, едем в далекие края…»
Вера любила в этих поездках сидеть у окна, но это разрешалось только её брату, как более ответственному за своё поведение. Родители не доверяли непоседе-дочери дверцы машины, но это Веру не огорчало. Сидя между папой и братом на заднем сиденье, она могла любоваться выгоревшей под солнцем степью через лобовое стекло автомобиля.
Степь казалась бесконечной, она разлеглась от края и до края, и путнику укрыться от солнцепёка было негде. Вера подозревала, что за дальними оранжевыми сопками начинался другой мир, где оживали сказочные герои из рассказов Бианки, поэтому она всегда, гуляя по степи, внимательно смотрела себе под ноги, чтобы случайно не раздавить весёлых насекомообразных человечков.