Все под контролем

За городом начинались поля, меж которых тянулась узкая дорога с односторонним движением. До конца выжав педаль газа, я понесся по ней со скоростью под восемьдесят, заняв всю дорогу так, словно это моя собственность. Левая сторона была слишком ухабистая, и я старался держаться ближе к правому краю. Живая изгородь царапала бок машины. Впереди был участок бесплодной земли, уходящий вверх. Не притормаживая, я перешел на вторую перед поворотом. Оказавшись на подъеме, снова газанул, используя сцепление резины и асфальта. Преодолев подъем, перешел на четвертую скорость и уже не сбавлял ее.

Через милю впереди замаячил еле ползущий грузовик, занимающий практически всю дорогу. Он тянул за собой большой двухъярусный прицеп для овец, на котором висела табличка, призывавшая меня довольствоваться тем, что есть, в противном случае — позвонить в администрацию. У меня было достаточно времени досконально выучить этот текст, пока я тащился за этим гадом со скоростью двадцать миль в час.

Дорога петляла из стороны в сторону; водитель явно видел меня в своих зеркалах, но уступать не собирался. Стрелка спидометра упала до отметки пятнадцать миль в час, и я посмотрел на часы. Было 9.35, и я находился в пути уже почти три часа.

Я продолжал рулить, посматривая по сторонам и то и дело приостанавливаясь. Теперь даже овцы стали следить за мной. Водитель грузовика был донельзя доволен собой; наши отражения переглядывались в его боковом зеркале, и я видел, как он хохочет. Я знал эту дорогу: даже если он пропустит меня, я обречен еще несколько миль плестись черепашьим темпом. Теперь по обеим сторонам пошли отвалы земли высотой около двух футов, потом — деревья и изгороди. Я весь взмок, пот липкими ручейками стекал по лицу. Надо было использовать возможность, и оставалось лишь надеяться, что не врежешься во встречный транспорт. На этой дороге все повороты были такими, что из-за них ничего нельзя было разглядеть.

Готовясь преодолеть следующий подъем, водитель грузовика стал неспешно переключать передачи, и мне удалось-таки проскользнуть мимо. Если бы кто-нибудь выскочил нам навстречу, мы бы оба погибли. Грузовик возмущенно замигал фарами и засигналил. В первый раз за сегодня мне повезло. Дорога была свободна, и скоро я оставил грузовик далеко позади.

Через четверть часа я подъехал к повороту, который вел в долину Эвана. Я резко крутанул руль влево, и через сто метров дорога окончательно сузилась. Окажись я позади трактора или еще какого-нибудь фермерского драндулета, и нам было бы не разъехаться, но удача по-прежнему сопутствовала мне. Еще через двадцать минут я въехал в долину. Приближаясь к выступу холма, я увидел поднимающийся из-за него завиток дыма.

41

Стены еще стояли, но большая часть кровли обрушилась, и из опаленных пламенем оконных рам валил дым. Две пожарные машины стояли возле дома, и борцы с огнем все еще поливали его струями воды. Они вымокли и выглядели усталыми и злыми. С другой стороны дома стояла машина «скорой помощи».

Неподалеку собралась горстка людей — это были местные в характерных валлийских накидках и резиновых сапогах, — заявившихся с другого конца долины, чтобы поглазеть.

Я остановился у ворот. Двое пожарных обернулись ко мне, но ничего не сказали; они были слишком заняты своим делом.

Выбравшись из машины, я бросился к рощице метрах в пятидесяти от дороги, выкрикивая как безумный:

— Келли! Келли!

Ответа не последовало.

— Это я, Ник! Можешь выходить!

Но ее там не было. Возможно, в глубине души я все время сознавал, что ее там не будет. Ее можно было считать покойницей с того момента, как она взяла телефон.

Я повернулся и стал медленно подниматься к проселку, в направлении плотной кучки зрителей. Они окидывали меня быстрыми, но внимательными взглядами, с явной неприязнью глядя на мое израненное лицо, затем снова поворачивались к останкам дома.

— Внутри кто-нибудь был? — спросил я, ни к кому в особенности не обращаясь.

— Ночью у него горел свет, — ответила одна из женщин. — Какая жалость! Такой был славный молодой человек.

Я обогнул зевак, и навстречу мне двинулся пожарный, поднимая руку в перчатке:

— Простите, сэр, но сюда нельзя. Вблизи еще небезопасно.

— «Радио Уэльса», — сказал я как можно более официальным тоном. — Не могли бы вы рассказать, что здесь произошло?

Я посмотрел через его плечо. Другие пожарные выволакивали во двор обугленные останки того, что еще недавно было домом Эвана, сваливали их в кучу и поливали водой. Теперь я чувствовал запах паленого.

Я вновь посмотрел на пожарного.

— Похоже, сначала начался пожар, а потом взорвались баллоны с газом, — сказал он. — Не могли бы вы все-таки отойти, сэр?

— Есть погибшие, раненые?

В тот момент, когда я задавал свой вопрос, что-то из того, что швырнули в кучу, привлекло мое внимание. Это был то ли Рики, то ли Дженни — кто-то из них: я никогда не мог отличить их друг от друга. Теперь это вряд ли было важно. Кто бы ни был этот мишка, он весь обуглился, и уцелела лишь половинка лапы.

— Мы сможем узнать наверняка только через какое-то время, но вряд ли кто-нибудь выжил после такого взрыва.

Он был прав. При других обстоятельствах таким взрывом можно было бы гордиться.

Келли погибла. Может, это не так уж и плохо. Сволочное дело, но я переживу. Да и что я мог ей предложить?

Келли пришлось бы дерьмово, стоило ей в полной мере осознать, что с ней случилось, и, скорее всего, ей потребовалось бы лечение у психиатра. Кроме того, ей начал нравиться наш образ жизни. Ее смерть все поставит на свои места. Мне больше не придется защищать ее или беспокоиться о ней.

Я повернулся и в глубокой задумчивости зашагал обратно к машине. Что сделано, то сделано; я ничего не мог изменить, не мог перевести стрелки часов назад. Подробности узнаю из новостей.

Издали, сзади донеслись какие-то хриплые, каркающие звуки. Вроде бы кто-то звал меня по имени.

Я остановился и обернулся.

Да, это была Келли, бегущая ко мне из-за деревьев.

Я побежал ей навстречу, стараясь взять себя в руки. Мне хотелось, чтобы все выглядело непринужденно, хотя все внутри у меня тряслось так, что никакой шкалы Рихтера тут бы не хватило.

Она бросилась в мои объятия и уткнулась лицом в грудь. Я отодвинул ее на расстояние вытянутой руки.

— Почему ты не спряталась за деревьями?

Я чувствовал себя наполовину рассерженным, наполовину испытывал облегчение, как отец, который думает, что его дочка потерялась в толпе, потом вдруг находит ее и не знает — то ли устроить ей старую добрую выволочку, то ли прижать к груди и расцеловать. Я не знал, что делать, но чувство было приятное.

— Почему ты не спряталась за деревьями, как я велел?