Все рассказы о коменданстве в Бугульме

НОВАЯ ОПАСНОСТЬ

Товарищ Ерохимов решительно не хотел понять, что мирные татары из местного населения никак не могут сойти за поляков. Поэтому, когда я отдал приказ выпу­стить на свободу всех «пленных», он почувствовал себя оскорбленным и тотчас же помчался на телеграфное от­деление Петроградского полка и попытался отправить Революционному Военному Совету в Симбирск теле­грамму такого содержания:

«Докладываю, что после трехдневных боев я со своим Тверским Революционным полком разбил противника. У неприятеля огромные потери. Мною захвачено 1 200 белых, которых комендант города отпустил на свободу. Прошу выслать специальную комиссию для расследова­ния дела. Комендант города товарищ Гашек — человек абсолютно ненадежный, явный контрреволюционер и имеет связь с противником. Прошу разрешения создать Чрезвычайку.

Ерохимов, командир Тверского Революционного полка».

Начальник телеграфного отделения телеграмму от товарища Ерохимоза принял, заверив его, что она будет отправлена, как только освободится линия, а сам тут же сел в сани и приехал ко мне.

— Вот вам, батюшка, и Юрьев день! — приветство­вал он меня с выражением полной безнадежности на лице.— Прочтите-ка вот это,— и подал мне телеграмму товарища Ерохимова.

Я прочитал и спокойно сунул ее в карман. Начальник телеграфного отделения почесал в затылке и, нервно мор­гая глазами, проговорил:

— Поверьте, мое положение очень тяжелое, просто чертовски тяжелое! Согласно распоряжению Народного Комиссариата, я обязан принимать телеграммы от ко­мандиров полков. А вы явно не хотите, чтобы эта теле­ грамма была послана. Я ведь пришел не для того, чтобы отдать ее вам. Хотел только, чтобы вы познакомились с ее содержанием и послали одновременно против товари­ща Ерохимова свою телеграмму.

Я сказал начальнику телеграфного отделения, что глубоко уважаю Народный Военный Комиссариат, но мы находимся не в тылу.

— Здесь фронт. Я — командующий фронтом и могу делать то, что считаю необходимым. Приказываю вам при­нимать от товарища Ерохимова столько телеграмм, сколь­ко ему заблагорассудится составить, но запрещаю их от­сылать. И приказываю немедленно доставлять их ко мне!..

— Пока что,— закончил я,— я оставляю вас на сво­боде, но предупреждаю, что всякое отклонение от нашей договоренности будет иметь для вас далеко идущие по­следствия, какие вы себе даже и представить не можете.

Мы попили с ним чаю, беседуя при этом о разных будничных вещах. На прощание я ему велел сказать Ерохимову, что телеграмма отправлена.

После ужина ко мне ворвался стоявший на посту чуваш и сообщил, что здание комендатуры оцеплено двумя ротами Тверского Революционного полка и това­рищ Ерохимов держит к ним речь, извещая, что «пришел конец тирании».

Действительно, вскоре в канцелярии появился това­рищ Ерохимов в сопровождении десяти солдат, которые со штыками наперевес встали у дверей.

Не говоря мне ни слова, Ерохимов начал размещать их по комнате:

— Ты идешь туда, ты — сюда, ты будешь стоять здесь, ты иди в тот угол, ты встань к столу, ты стой у этого окна, ты — у того, а ты будешь все время при мне.

Я свертывал цигарку, а когда зажег ее, был уже окру­жен направленными на меня со всех сторон штыками и мог с интересом наблюдать, что предпримет товарищ Ерохимов дальше.

По его неуверенному взгляду чувствовалось, что он не знает, с чего начать. Подошел к столу со служебными бумагами, штуки две разорвал, затем несколько раз про­шелся по канцелярии, сопровождаемый по пятам солда­том с примкнутым штыком. Остальные солдаты, стояв­шие вокруг меня по всем углам, держались очень строго, и только один из них — совсем мальчишка — спросил:

— Товарищ Ерохимов, можно закурить?

— Курите,— разрешил Ерохимов и сел против меня. Я предложил ему табак и бумагу, он закурил и не­ уверенно произнес:

— Это симбирский табак?

— Из Донской области,— ответил я кратко и, не об­ращая на него внимания, начал разбираться в бумагах на столе.

Наступила томительная тишина... Наконец Ерохимов тихо спросил:

— Что бы вы сказали, товарищ Гашек, если бы я был председателем Чрезвычайки ?

— Мог бы вас лишь поздравить,— ответил я.— Не хотите ли еще закурить?

Он закурил и продолжал как-то печально:

— А что, если я и в самом деле им являюсь, товарищ Гашек? Если Революционный Военный Совет Восточного фронта действительно назначил меня председателем Чрезвычайки?

Он встал и многозначительно добавил:

— И если вы теперь в моих руках?!

— Прежде всего,— ответил я спокойно,— покажите мне ваш мандат.

— Наплевать на мандаты! — воскликнул Ерохи­мов.— Я и без мандата могу вас арестовать!

Я улыбнулся.

— Сядьте-ка спокойно, товарищ Ерохимов. Сейчас принесут самовар, и мы с вами побеседуем о том, как назначаются председатели Чрезвычайки.

— А вам тут нечего делать!— повернулся я к про­вожатым Ерохимова.— Давайте-ка отсюда! Скажите им, товарищ Ерохимов, чтобы моментально исчезли.

Ерохимов смущенно улыбнулся.

— Идите, голубчики, и скажите тем, снаружи, чтобы тоже шли по домам.

Когда все вышли и был внесен самовар, я сказал Ерохимову:

— Видите ли, если бы у вас был мандат, тогда вы могли бы меня и арестовать, и расстрелять, и вообще сде­лать со мною все, что, по вашему мнению, вы должны бы­ли совершать в качестве председателя Чрезвычайки...

— Я этот мандат получу,— тихо отозвался Ерохи­мов.— Обязательно получу, мой милый.

Я вынул из кармана злосчастную телеграмму Ерохимова и показал ему ее.

— Как она к вам попала? — воскликнул потрясенный Ерохимов.— Ее уже давно должны были отправить!