Всё разрушающий прибой

— Я принесу ему ужин.

— Нет. — Мама выпрямилась на коленях. Она вздохнула, на мгновенье прикрыв глаза. — Нет, Молли, пожалуйста. Не утруждайся. Я позабочусь об этом.

Потому что она должна была быть единственной, кто обслуживал его. Я крепче сжала тарелку.

— Тогда позволь мне помочь тебе прибраться. — Я поставила тарелку на стол и опустилась на колени.

— Молли, пожалуйста, встань.

— Шейла, — рявкнул отец. Послышались шаги по древесине, и мое сердце ускорилось.

Я быстро зачерпнула стекло с пивом, не беспокоясь, что осколки впивались в мои ладони подобно занозам. Я отряхнула руку над мусорным ведром, желая, чтобы кухня была вычищена, и чтобы мама могла набрать ему тарелку, и отец бы заткнулся и ушел обратно смотреть игру.

— Шейла, я устал просить.

— Молли, встань, — молила мама.

— Нет, — сказала я твердо. Это должно прекратиться. Неуважение отца к маме и собственное пренебрежение матерью своей ценности озлобили меня.

— Черт возьми, Шейла, — отец зашел в кухню, — самое время… Молли, встань с пола.

Мама подняла свою голову, кидая мне «я-тебя-предупреждала» взгляд.

— Нет, — возразила я. — Маме нужна моя помощь. — Я зачерпнула больше смеси осколков стекла и пива.

— Поднимайся. Твоя мать неправильно уложила холодильник. Это ее беспорядок, чтобы убирать.

— Нет.

— Я. Сказал. Встань. — Он схватил меня за плечо, его пальцы впились в мои подмышки, и дернул меня вверх.

Мои колени оторвались от пола.

— Не трогай меня. — Я повернула руку, вырываясь с его хватки.

— Я буду трогать тебя, если захочу.

Он снова схватил меня, и я оттолкнула его.

— Оставь меня в покое.

Отец наткнулся спиной на холодильник. Его глаза расширились от шока, а затем его лицо окаменело, пьяный румянец стал фиолетовым. Он поднял свои кулаки.

— Будь ты проклята, девчонка. — Он ринулся на меня.

Я ахнула, отскакивая от него. Жар пронесся по моему позвоночнику. Слова вертелись у меня во рту: — Уходи! УБИРАЙСЯ!

Что он и сделал. Он повернулся на пятках, промаршировал по коридору и вышел через парадную дверь. Я пополза по полу кухни, выглянув в коридор и убедившись, что он ушел. Он оставил за собой широко распахнутую дверь.

— Давай поторопимся. — Я поползла назад к маме. — Он не будет раздражен нами, если на полу не будет беспорядка.

— Он вернется, — сказала мама как само собой разумеющееся.

— Я знаю, — встав, я схватила рулон бумажных полотенец с кухонного островка и оторвала несколько кусков, скомкав их в комок.

— Он будет чертовски зол, когда вернется, — заметила мама. Она продолжила собирать голыми пальцами осколки стекла среди пузырьков пива.

Я тоже это знала, но все равно, я чувствовала облегчение от того, что его не было в доме. Папа никогда до этого не прикасался ко мне в гневе, и это потрясло меня. Я запаниковала, когда он бросился на меня, и принуждение выстрелило.

Мы с мамой работали молча. Я быстро проложила себе путь с помощью рулона бумажных полотенец и промокала пиво, которое затекло под холодильник, когда вернулся отец.

Тяжелые шаги послышались в коридоре. Мое сердце подпрыгнуло к горлу, тяжело стуча. Поднимаясь на колени, я быстро собрала полотенца и повернулась, чтобы выкинуть их в мусорку.

Рука схватила меня за хвост и дернула. Моя голова откинулась назад, и я шлепнулась на спину.

— Ауч, — ахнула я. Кожу головы жгло, и копчик болел.

— Я говорил тебе встать. — Отец поставил меня на ноги, потянув за хвост.

— Папа! — закричала я от боли. — Что за черт? — Мои руки взлетели к голове, хватаясь за резинку для волос. Я держала ее, нейтрализуя жгучее натяжение, в то время как отец вытаскивал меня из кухни.

— Брэд, отпусти ее, — умоляла мама, следуя за нами.

— Она мешает твоей работе. И она использовала свои мысленные трюки. Ей нужно преподать урок. — Он рывком распахнул дверцу шкафа и движением его запястья я была зашвырнута внутрь, падая лицом на пальто. Я пыталась повернуться, тяжело дыша.

— Больше никогда, никогда не используй свои трюки на мне. — Отец погрозил мне пальцем.

Я сглотнула, пробуя на вкус страх, заполнивший мой рот. Стены сужались, а он еще не закрыл дверь. Все мое тело покрывалось потом.

— Мне очень жаль. Я не хотела заставлять тебя уходить. Не закрывай дверь. Пожалуйста, — выдохнула я, резко втянув воздух и покачала головой. — Не закрывай дверь.

Он не запирал меня внутри с тех пор, как мне было тринадцать, что, казалось, было вчера.

Желчь наполняла мой рот. Воздух вырывался из моих легких.

— Еще раз, тебе нужно найти шкаф в своей голове, — цыкнул отец. — В этот раз убедись, что ты выкинула ключ. — Он начал закрывать дверь.

Я взмахнула руками, останавливая его.

Мама подошла к отцу.

— Брэд, милый, — сказала она, используя свой сладкий голос, умиротворяя. Этот мягкий тон был единственным способом, который она знала, уменьшающий злость отца.

— Отправь ее в свою комнату. Она слишком большая для шкафа. — Она положила руки на его предплечье, прижалась щекой к его плечу, глядя на него снизу вверх. — Пожалуйста, Брэд. Это не ее вина. А моя.

Отец похлопал ее по рукам.

— Ты права. Она не смогла бы проделать эти трюки, если бы не ты. — Он скинул руки мамы с себя, а затем, прижал ладонь к ее плечу, отвел ее в сторону.

Он начал снова закрывать дверь.

— Почему ты делаешь это? — Я выставила вперед ногу. — Ты ненавидишь меня настолько сильно?

Отец склонил голову набок. Он изучал меня, и на секунду его глаза прояснились.

— Я не ненавижу тебя. Я никогда не смогу ненавидеть тебя. Мне просто не нравятся те части тебя, которые смущают меня. Тебе нужно контролировать их. И если ты не можешь их контролировать, то они должны остаться спрятанными.

Он отпихнул мою ногу назад в шкаф. Это пошатнуло мое равновесие. Я опустилась на висящие пальто и свитера, мои руки взлетели, чтобы схватиться за боковые стены и не упасть на пол.

— Позволь мне рассказать тебе маленькую историю, — сказал папа, прислонившись к дверному косяку. — Когда я был ребенком, я шепелявил. Чертовски неловко. Я смешно разговаривал, и другие дети смеялись надо мной. Они высмеивали меня. — Он сжал губы и резко выдохнул через нос. — Ты не можешь спрятать шепелявость, Молли, поэтому я исправил это. Я работал и работал над упражнениями, которые мне давали терапевты. Шепелявость прошла, и дети перестали говорить обо мне. Поддразнивания и насмешки прекратились. Я, наконец-то, стал нормальным, как и они. И не было ничего во мне такого, что привлекло бы их внимание. Но виденье твоей мамой судьбы и вещи, которые ты можешь заставить других людей делать? Ну, — он потер свою шею, — это привлекает снова ко мне внимание. Мои знакомые и коллеги по работе, они странно смотрят на меня, когда слышат о вас двоих. Мне очень, очень, очень не нравится такое внимание. Это огорчает.