Все романы Роберта Шекли в одной книге

— Прошу вас, любезный господин Фауст, присаживайтесь, — произнес Энрико Дандоло резким, дребезжащим голосом. Он говорил по — немецки правильно, но с заметным акцентом. — Слуги уже подали вино? Возьмите бокал, сударь, и располагайтесь поудобнее. Как вы находите эти безделушки? — он указал на драгоценности.

— Раз или два мне приходилось видеть нечто подобное, — сказал Мак, наклоняясь над столом, — но я никогда не встречал более прекрасных камней. Великолепная коллекция! Какая дивная игра, какой глубокий цвет!

— Взгляните на этот рубин, — продолжал Дандоло, вертя в белой холеной руке драгоценный камень размером с голубиное яйцо. — Разве он не прекрасен? Его мне прислал набоб Тапробэйна. А вот изумруд… — его пухлые пальцы уверенно потянулись к большому зеленому камню, — согласитесь, у него очень чистый блеск, что является большой редкостью для таких крупных изумрудов.

— Да — да, — ответил Мак, — конечно. Но я удивляюсь, сударь, как вы, будучи лишенным зрения, замечаете эти тонкости. Можно подумать, что кончики пальцев заменяют вам глаза…

Дандоло рассмеялся резким, неприятным смехом, который перешел в сухой кашель:

— Глаза на кончиках пальцев!.. Какая странная мысль! Однако в ней есть доля правды. Мои руки любят прикасаться к драгоценным камням. Перебирая их, они узнают каждую грань так же, как глаза узнают черты знакомых лиц и формы предметов. Другой мой каприз — роскошная одежда. О, в этом я настоящий венецианец. Я могу часами рассуждать о том, какими свойствами должны обладать разные ткани. Но все это лишь старческие причуды. Я пригласил вас отнюдь не затем, чтобы раскрывать вам секреты ткацкого ремесла и обсуждать свойства самоцветов. У меня есть нечто несравнимо более ценное, чем эти игрушки.

— Да, сударь? — сказал Мак.

— Смотрите, — Дандоло протянул руку к крышке громадного деревянного сундука, стоявшего чуть поодаль. Открыв сундук, он некоторое время ощупывал лежащие в нем предметы и наконец вытащил… плоскую деревянную доску, завернутую в мягкий бархат. Венецианский дож развернул ткань, и Мак увидел весьма искусно нарисованную картину.

— Как вы думаете, что это? — спросил старик у Мака.

— Не имею ни малейшего представления, — ответил тот.

— Это чудотворная икона Св. Василия. Говорят, она неким образом связана с Константинополем, и тот, кто обладает ею, держит в своих руках нить судьбы всего города. Предание гласит, что до тех пор, пока икона будет находиться в Константинополе, городу не грозит опасность. Никакие враги не смогут разрушить его неприступные стены. Вы поняли, зачем я показал вам эту вещь?

— Я… я теряюсь в догадках, сударь.

— Я хочу, чтобы вы кое — что передали от меня своему господину. Вы внимательно слушаете меня?

— Да.

Мозг Мака лихорадочно работал, пытаясь разгадать сложную политическую игру, которую вел дож Венеции, настоящий мастер интриг.

— Скажите Его Святейшеству, что я плюю на него, равно как и на отлучение от церкви. До тех пор пока эта икона находится в моих руках, я не нуждаюсь в его благословениях.

— Вы хотите, чтобы я ему это передал? — спросил Мак.

— Да. Слово в слово.

— Хорошо. Я скажу это папе римскому, если, конечно, мне удастся когда — нибудь с ним встретиться.

— Не шутите со мною, — холодно произнес Дандоло. — Я прекрасно знаю, что вы — посланник Рима, хотя вы упорно отрицаете это.

— К сожалению, вы ошиблись, — ответил Мак. — У меня совсем иные интересы.

— Так вы и вправду не представитель папы римского?

Вскинув голову, старик уставился на собеседника своими незрячими глазами, и Маку почудилось, что в мутной глубине этих глаз загорелся адский огонь. Даже если бы он и был послан к венецианскому дожу папой римским, он тотчас отрекся бы от своей миссии.

— Смею вас заверить, нет! Как раз наоборот! — воскликнул Мак.

Дандоло отвел свой взгляд. Некоторое время он молчал, размышляя над словами Мака, затем его тонкие губы тронула чуть заметная усмешка:

— Как раз наоборот, а?

— Так точно!

— Так чьи же интересы вы представляете? — спросил Дандоло.

— Я думаю, вы сами сможете догадаться, — уклончиво ответил Мак, припомнив свой недавний разговор с Фаустом; ему показалось, что эта осторожная манера ведения переговоров более всего подходит исполнителю роли ученого доктора Фауста в данный момент.

Некоторое время Дандоло обдумывал свой ответ.

— Я понял! Вас, должно быть, прислал Зеленая Борода, прозванный Безбожником. Он — единственный, кто до сих пор не имел здесь своего представителя.

Не имея ни малейшего представления о том, кто такой Зеленая Борода, Мак решил продолжать игру в вопросы и ответы вслепую.

— Я не скажу ни да, ни нет, — схитрил он. — Но если бы я и вправду был человеком этой самой Зеленой Бороды, что бы вы хотели передать ему?

— Скажите Зеленой Бороде, что мы всегда будем ему рады, если он примет участие в нашей кампании. Мы высоко оценим ту помощь, которую лишь он один сможет нам оказать.

— Я думаю, ваши слова его весьма заинтересуют. Но не прибавите ли вы что — нибудь более конкретное?

— Он должен начать наступление на Берегу Варваров не позже, чем через неделю. Вы сможете вовремя передать ему мое послание?

— Я много чего могу, — сказал Мак, — но сперва мне хочется узнать, зачем ему нужно это делать?

— Как зачем?.. Кажется, я выражаюсь достаточно ясно. Если Зеленая Борода, которому подчиняются все пелопоннесские пираты, будет и дальше соблюдать нейтралитет, корсары с Берега Варваров могут разрушить наши планы.

— Да, конечно, — поддакнул Мак, — а, кстати, что это за планы?

— Овладеть Константинополем, разумеется. Мы, венецианцы, и так уже до предела ослабили свой флот, когда выделили корабли для перевозки войска франков сюда, в Азию. Если пираты нападут на наши далматские владения в то время, когда мы увязли здесь, боюсь, нам придется очень жарко.

Мак кивнул и улыбнулся; однако на душе у него было отнюдь не так спокойно, как он старался показать. Так, значит, Дандоло собирается взять Константинополь! Этого нельзя допустить! Ни в коем случае! Значит, старик должен погибнуть. Сейчас, когда ему, Маку, представился такой удобный случай. Они одни в шатре, в лагере царит суматоха… Убить Дандоло будет несложно — ведь он слепой, и Мак сможет незаметно подкрасться к нему…

Улыбающийся лже — Фауст вытащил кинжал из рукава.

— Вы понимаете, — прибавил Дандоло, вертя в пальцах свой рубин, словно лаская его, — что мои планы относительно этого прекрасного города простираются очень далеко. Кроме вас и вашего господина, главы пиратов, о них пока еще не знает ни один человек.

— Это большая честь для меня, — учтиво ответил Мак, размышляя, как лучше заколоть старика — вонзить клинок в грудь или в спину?

— Константинополь видал на своем веку лучшие дни, — задумчиво произнес венецианский дож. — Некогда слава о нем гремела по всему свету. Многие народы боялись и любили его; многие искусные полководцы и гордые императоры лелеяли в своем сердце мечту овладеть им, словно редкой драгоценностью или прекрасной женщиной. Теперь этот город за зубчатыми белыми стенами — лишь бледная тень былого Царьграда, дурная пародия на самого себя, в которую превратило его неумелое правление слабых, безвольных и тупых царей. Повелители Константинополя цепляются за остатки прежней роскоши, словно престарелые кокетки — за яркие наряды и румяна, за ту мишуру, которая делает их еще более жалкими и смешными. Что за печальная судьба для города, некогда бывшего столицей могучего государства!.. И я положу этому конец. Нет, сам я не приму константинопольской короны. С меня довольно и той власти, которой я обладаю над Венецией! Но я посажу на византийский трон своего человека. Он будет слушаться меня во всем, и тогда, надеюсь, для этой страны и ее древней столицы еще настанет золотой век! Когда Венеция и Константинополь объединятся, весь мир с восхищением будет глядеть на расцвет науки, ремесел и торговли, который последует за этим союзом. Константинополь вновь обретет свое утраченное величие и былую славу.