Все романы Роберта Шекли в одной книге
Шрифт:
— Делом мы занимаемся здесь, — продолжал Посланец. — Последние исследования показали, что прямолинейная форма действует успокаивающе на синапсы многих организмов. И я горжусь этим зданием. Дело в том, что прямоугольник изобрел я.
— Черта с два, — сказал Кармоди. — Мы знаем прямоугольники испокон веков.
— И кто же, по вашему мнению, принес вам самый первый? — язвительно спросил Посланец.
— Мне кажется, что тут нечего изобретать.
— Как это нечего? — переспросил Посланец. — Это показывает, как мало вы знаете. Вы принимаете сложность за творческое самовыражение. Знаете ли вы, что природа никогда не создавала правильный прямоугольник? Квадрат — очевидная вещь, это ясно. И тому, кто не вникал в суть
Глаза Посланца затуманились. Спокойным и отрешенным голосом он сказал:
— Я всегда чувствовал, что возможно иное развитие идеи квадрата. Я рассматривал его так и сяк. Эта сводящая с ума тождественность ставила меня в тупик. Равные стороны, равные углы. Некоторое время я экспериментировал с углами. Так появился первый параллелограмм, но я не считаю его большим достижением. Я изучал квадрат. Правильность приятна, но не сверх меры. Как же изменить это изнуряющее мозг однообразие, сохранив все же явственную периодичность? И однажды решение пришло ко мне! В какой-то внезапной вспышке озарения я понял, что нужно сделать. Менять длину параллельных сторон — вот и все, что требовалось. Так просто и так трудно! Дрожа, я попробовал. И когда это получилось, признаюсь, я сделался просто одержимым. Целыми днями и неделями я конструировал прямоугольники разного размера, разного вида, все правильные и все различные. Поистине я был рогом изобилия прямоугольников. То были потрясающие дни.
— Представляю себе, — сказал Кармоди. — Ну а позже, когда ваша работа была признана?
— Это тоже было потрясающе. Но прошли столетия, прежде чем мои прямоугольники начали принимать всерьез. «Это забавно, — говорили мне, — но когда новизна отойдет, что у вас останется? Останется несовершенный квадрат, больше ничего». Я страдал от непонимания. Но в конце концов мои взгляды победили. На сегодняшний день в Галактике имеется более 70 биллионов прямоугольных структур. И каждая из них ведет происхождение от моего первоначального прямоугольника.
— Ну и ну! — вздохнул Кармоди.
— Так или иначе, но мы на месте, — сказал Посланец. — Идите туда, направо. Сообщите требуемые данные и получите Приз.
— Спасибо, — поблагодарил Кармоди.
Он вошел в комнату. В мгновение ока стальные ленты охватили его руки, ноги, талию и шею. Высокая мрачная личность с ястребиным носом и шрамом на левой щеке уставилась на Кармоди со странным выражением: убийственное веселье сочеталось в нем с елейной печалью.
Глава 3
— Эй, в чем дело? — крикнул Кармоди.
— Итак, — изрекла мрачная личность, — опять преступник сам бежит на плаху. Смотри на меня, Кармоди! Я твой палач. Ты заплатишь сейчас за свои преступления против человечества и грехи против себя самого. И позволь добавить, что это лишь предварительное наказание, которое не будет зачтено при вынесении окончательного приговора.
Палач вытащил из рукава нож. Кармоди проглотил комок, застрявший в горле, и снова обрел членораздельную речь.
— Стойте! — закричал он. — Я здесь не для казни.
— Знаю, знаю! — успокаивающе сказал палач, глядя вдоль лезвия на яремную вену Кармоди. — Что еще ты скажешь?
— Но это правда, — выкрикнул Кармоди. — Я думал, что получу Приз.
— Что? — переспросил палач.
— Приз, будьте вы прокляты, Приз! Спросите Посланца. Он привел меня получать Приз.
Палач пристально поглядел на него и отвернулся с видом невинной овечки. Он щелкнул выключателем на приборной доске. Стальные ленты превратились в серпантин, черное одеяние палача — в белый костюм клерка. Нож стал авторучкой. На месте шрама появился жировичок.
— Все в порядке, — сказал без тени сожаления бывший палач. — Я же предупреждал их, что
не следует объединять Департамент Мелких Преступлений и Бюро Лотерей. Но нет, меня не слушают. Им на руку, если бы я убил вас. Вот смеху-то было бы, правда?— Мне было бы не до смеху, — сказал Кармоди, дрожа.
— Ладно, нет смысла плакать из-за непролитой крови, — сказал Клерк. — Если бы мы принимали во внимание все обстоятельства, то вскоре исчерпали бы обстоятельства, необходимые, чтобы все принимать во внимание… Да, о чем это я? Впрочем, неважно. Предложение правильно, даже если слова не верны. Ваш Приз где-то здесь.
Он нажал кнопку на своем пульте. В комнате тут же материализовалась массивная конторка, которая на миг повисла в воздухе на высоте двух футов от пола, а затем с грохотом упала. Клерк начал открывать ящики, вытаскивая бумаги, сандвичи, листики копирки, регистрационные карточки и огрызки карандашей.
— Приз должен быть где-то здесь, — сказал он с оттенком отчаяния. Нажал на другую кнопку. Конторка исчезла вместе с пультом.
— Проклятье, нервы ни к черту! — воскликнул Клерк. Он сунул руку в воздух, что-то там нашел и нажал. Очевидно, это была не та кнопка, поскольку на сей раз с предсмертным стоном исчез сам Клерк. Кармоди остался в одиночестве.
Он ожидал, беззвучно напевая про себя. Клерк возник снова; выглядел он не хуже, чем до своего неудачного эксперимента, если не считать синяка на лбу и некоторой грусти в глазах. Под мышкой он держал небольшой пакет в яркой обертке.
— Прошу прощения за задержку, — сказал он. — Ничего не получается сразу и как следует.
— Вам пришлось обежать всю Галактику? — пошутил Кармоди, намекая на общеизвестную сказку.
— Почему вы вообразили, что мы бегаем? — нахмурился Клерк. — Мы только вручаем.
— Знаю, — сказал Кармоди. — Но я полагал, что здесь, в Галактическом Центре…
— Вы, провинциалы, все одинаковы, — устало сказал Клерк. — Вы переполнены беспочвенными мечтами о порядке и совершенстве, которые не что иное, как идеализированные проекции вашей собственной неполноценности. Пора бы вам знать, что жизнь — это большая помойка и что всякий порядок имеет тенденцию нарушаться, а не наоборот; чем выше разум, тем больше сложностей он подмечает. Может, вы слыхали о теореме Холджи: порядок есть самая примитивная и произвольная группировка объектов в хаосе Вселенной. И если разум и сила существа приближаются к максимуму, то его коэффициент контроля (выражаемый через произведение разума и силы и обозначаемый символом Инь) стремится к нулю, поскольку число объектов, подлежащих осмыслению и контролю, увеличивается в геометрической прогрессии, катастрофически опережая Понимание, растущее всего лишь в арифметической прогрессии.
— Я никогда не думал об этом, — вежливо сказал Кармоди. Но ему уже начала надоедать бойкость гражданских служащих Галактического Центра. На все у них был ответ, а по существу они просто не работали как следует, сваливая свои промахи на космические законы.
— Ну да, все это верно, — продолжал Клерк. — Ваша точка зрения (я позволил себе прочесть ваши мысли) хорошо обоснована. Как и все другие организмы, мы используем разум, чтобы выявлять несоответствия. Но дело в том, что вещи всегда оказываются чуточку сложнее наших представлений о них. Справедливо и то, что мы не стремимся охватить их во всей полноте — делаем свое дело машинально и невнимательно, а иной раз даже ошибаемся. Важные документы лежат не на месте, машины барахлят, целые планетные системы выпадают из поля зрения. Но это легко объяснимо: как и всякие существа, наделенные свободой воли, мы подвержены влиянию эмоций. А что вы хотите? Кто-то же должен контролировать Галактику, иначе все полетит к чертям. Ведь галактики — это зеркальные отражения их обитателей: пока все и вся не способны управлять самими собой, необходим определенный внешний контроль. И кто же сделает это, если не мы?