Все, способные держать оружие… Штурмфогель (сборник)
Шрифт:
В соседней комнате, испуганно сжавшись и закрыв голову подушкой, спал Рекс.
Бедный, бедный, подумала Ультима.
Потом ей показалось, что скулит щенок. Она стала прислушиваться, и тут в дверь тихонечко поскреблись.
– Пожалуйста! – Беспомощный рыдающий голосок. – Я знаю, тут кто-то есть. Ну пожалуйста!..
– Кто это? – спросила Ультима сквозь дверь.
– Помогите! Я… я с яхты, под вашими окнами. Вы меня видели, наверное…
– Ну и что?
– Там… там Джо… Он застрелился!
– Ну и что?
– Ну пожалуйста! Я не знаю, что делать…
– Кто там? – спросил сзади Рекс.
Ультима открыла дверь:
– Входите.
Зареванная
Когда Рекс подал ей стакан воды, она не сразу смогла отпить глоток.
Ее звали Никита. Француженка из Нового Орлеана, последние два года она жила в Стокгольме. Так получилось. Джо, ее жених, он имел отношение к химическому производству, закупал в Швеции какие-то лицензии и патенты… он совершил какую-то важную сделку, а потом предложил ей такой вот замечательный отдых… она вообще не знала, что так бывает… он помог ей, и вот они здесь, уже две недели, а там, в Стокгольме, ее тело лежит в клинике… ну, они с Джо так подстроили специально… и все было хорошо, но вчера – нет, позавчера, – когда они гуляли по городу, к Джо подошел какой-то страшный черный пес и пристально посмотрел на него… и Джо… он… из него будто бы вынули пружину. Он стал… никакой. Она пыталась его расшевелить… Ничего не получилось. То есть ему словно бы через силу приходилось вспоминать, что делать, и что говорить, и как реагировать… это было мучительно. И для нее, и для него. А этой ночью все стало еще ужаснее, он почти не узнавал ее… говорил страшные вещи – так спокойно, глядя в глаза… Она – нет, не вспылила, она притворилась перед собой, что вспылила, ушла, заперлась в каюте, накрутила волосы… только чтобы унять страх. А потом – почти уснула…
Ультима принесла мягкую пушистую серую кофту, набросила на плечи девушки. Та благодарно кивнула. Ее била крупная дрожь.
И вдруг эта дрожь прекратилась. Девушка подняла на Ультиму глаза, ставшие вдруг огромными. Может быть… может быть, ей все только показалось? Может быть, это был сон? Потому что ей снились странные и страшные сны…
Рекс что-то буркнул, скрылся в своей комнате и тут же вернулся, уже в брюках и рубашке. В руке его был большой жестяной фонарь.
На берегу легко и тревожно тянуло ветром – теплым, влажным, чуть пахнущим серой. Пятно желтого света скакало по ступеням лестницы, бегущей вниз к причалу.
Так же скакали звуки.
В яхте же, в спертом и смолистом ее нутре, отчетливо воняло горелым порохом и свежепролитой кровью…
…Штурмфогель испытывал неясное чувство то ли вины, то ли ошибки. Не надо было посылать туда Хельгу, подумал вдруг он. Я не хочу, чтобы это была она. Разговаривала бы с этим гадом, принимала его ухаживания… и прочее. У него даже зачесались костяшки пальцев. Он ревновал, как мальчишка.
Уже ничего не сделать. Машина набирает обороты…
До начала операции они немного поспорили с Антоном. Штурмфогелю казалось, что в предложенном плане есть какая-то нарочитость, неестественность. Не лучше ли… и он предлагал другие, более тонкие, на нюансах, на полутонах… У нас есть время? – приподняв бровь, поинтересовался Антон, и Штурмфогель подписал капитуляцию.
В качестве «Джо» использовали настоящего американца, летчика со сбитого над Миланом «Либерейтора». С помощью партизан он добрался до Швейцарии, но в Берне попал к агентам гестапо и по просьбе Ноймана был передан «Гейеру». Его подняли прямо в яхту и застрелили. Что интересно (рассказывал Антон), тело летчика вообще никак не отреагировало
ни на подъем, ни на убийство – продолжало себе жрать спагетти с моллюсками и сыром и ждать обещанной переправы во Францию…У нас с тобой так не получится, с сожалением сказал Штурмфогель.
Женева, 13 февраля 1945.08 часов
– Они отплывают, – сказал Антон и опустил бинокль. – Хельга их уговорила…
Наблюдательный пункт устроен был в мансарде очень старого высокого дома; фасад его выходил в обычный ухоженный тупичок, а тыл – на древний крепостной ров; похоже, когда-то это была башня, или часть ворот, или что-то еще, многократно перестроенное, но сохранившее некоторые фрагменты исходного…
– Ты в ней сомневался? – спросил Штурмфогель.
– В ней – никогда. Но я всегда сомневаюсь в слабостях противника. В том, что у противника есть слабости.
– И всегда ошибаешься?
– Нет, было раза два или три… – Он поморщился, как будто на зуб ему попал камушек. – Очень не люблю, когда противник не совершает ошибок.
– Я тоже, – усмехнулся Штурмфогель. – Ну, все. Ждем…
В комнату стремительно вошел Курт:
– Штурмфогель, вас к телефону.
– Берлин?
– Как ни странно, нет. Местный. Кто-то спросил Перзике и назвал правильный пароль.
– Кто бы это мог… – на ходу. – Алло? – в теплую трубку.
– Это Алим. Мы здесь. Оба.
– Но зачем?!
– Так получилось. Расскажу.
– Ясно. Ты звонишь с улицы?
– Да.
– Ты видишь башню с часами?
– Нет. Я ничего не вижу.
– Почему?!
– Я ослеп.
Штурмфогель несколько секунд молчал.
– Алим, а Полхвоста с тобой?
– Примерно. Да. Он не поможет.
– Боже, как же тебя найти?.. Что ты слышишь?
– Шумит вода. Играет музыка – как шарманка…
– Какая мелодия?
– Что-то из «Вильгельма Телля», из середины.
– Музыкальный фонтан. Знаю. Никуда не уходи, я буду через пятнадцать минут!
И Антону:
– Если не успею – плыви без меня. Ты все знаешь.
– Да.
Здесь, в верхней Женеве, у «Гейера» две машины. Мышастый фургон с надписью «Всё для тебя, дорогая!» и желтый двухместный спортивный автомобильчик. И Штурмфогель, уже отъехав довольно далеко, сообразил, что нужно было взять фургон, потому что агентов-то – двое и сам он – третий…
Но оказалось, что ошибка была не ошибкой, а опережением. То есть действием правильным, но правота эта в момент свершения действия здравым смыслом отрицалась.
Интуиция…
Возле музыкального фонтана, что на площади Ля-Гран, по-турецки сидел слепой. В руках его была деревянная кукла. Он смотрел поверх голов редких в такую рань прохожих и что-то беззвучно произносил белыми губами.
Берлин, 13 февраля 1945.10 часов
Нойман никогда не видел Гиммлера в таком состоянии. Рейхсфюрер был иссиня-бел; вокруг глаз залегли глубокие тени.
– Зигфрид, – сказал он, глядя мимо Ноймана, – ваши люди работали в Дрездене?
– Да. Да, рейхсфюрер.
– Хоть кто-то из них остался в живых?
Нойман помедлил.
– У меня нет сведений оттуда. Боюсь, что погибли все. Но чудеса еще случаются…
– Что вы искали, Зигфрид?
– Я не знаю. Это была операция отдела внутренней безопасности.
– Не знаете? У меня были другие представления о субординации в вашем отделе.
– Так и было, рейхсфюрер. Но я ввел режим «глухих переборок». И приказал даже мне не докладывать о частностях…
– С чем это связано?