Все, способные держать оружие… Штурмфогель (сборник)
Шрифт:
Потом ей как-то удалось (несколько мелких неловких движений, искрящая электрическая боль от лопаток до затылка – боль, парадоксальным образом прочищающая мозги) понять то, что она видит уже давно…
Со связанными за спиной руками, вывалив черный язык, висел и покачивался под начищенным медным поручнем, за который держатся во время шторма, Рекс. Босые ноги его мокро и вязко елозили по полу, размазывая вонючую грязь и кровь.
Крит, авиабаза Вамос, 14 февраля 1945.4 часа утра
Жутко
Телефонный зуммер вывел Волкова из себя. Он хотел хватить аппаратом об пол, но передумал.
– Алло… – Максимум яда в голосе.
– Дрозд? Это Филин. Я к тебе зайду?
– В такую рань?
– Срочно…
Интонации растерянные и виноватые, что странно. Эйб Коэн никогда ни в чем не может быть виноват. Никогда и ни перед чем не теряется…
– Ну заходи.
Он пришел через минуту, невысокий плотный парень с круглой, наголо бритой головой. Ас диверсионно-террористической работы – и, что характерно, в обоих уровнях. Большая редкость, между прочим…
– Извини, Ал, что рано, но – Натан погиб.
– Что?!
– Натана убили. Ультима только что сообщила…
– Гестапо?
– Если бы. Какие-то то ли швейцарские, то ли французские маки. По ошибке…
– Ни хрена себе!
– Этот дурачок решил показать себя, добрался до какого-то ублюдка, похитителя больших секретов, тот покончил с собой, а тут вдруг эти… и приняли его за этого самого ублюдка. И повесили – вместо. Представляешь?
– Но точно – не гестапо? Не «Факел»?
– Была бы слежка… И – тогда бы уж просто похитили. Зачем гестаповцам его труп?
– Да, это верно… Ты извини, у меня сушняк, так я выпью еще баночку. Будешь?
– Буду. Дурак… влез… Я ведь его специально – подальше…
– Я догадался.
– Мамин любимец. Как я теперь?..
– В каком он виде – здесь, внизу?
– Не знаю. Телом он где-то под Парижем… Понимаешь, Ал, он… он ранения, скажем, переносил очень тяжело. Боюсь даже думать обо всем этом… мы же с ним поклялись: если что… ну, ты понимаешь: кома, или идиотизм, или… в общем… обязательно помочь друг другу. Совсем помочь. Поэтому… Вот ты, Ал, – ты не боишься?
Волков долго не отвечал.
– С нами работал Бокий, – сказал он наконец. – А он считал, что слияние верха и низа должно быть полным. Только тогда возможна полная отдача. И он вырабатывал в нас это слияние. Так что бояться мне, можно сказать, почти нечего: если меня грохнут наверху, то и здесь… мало не покажется. Вот так.
Эйб долго молчал.
– Ты меня отпустишь? Я посчитал: нужно тридцать шесть часов…
– Чушь, чушь… – Волков задумался. – В Париж, значит. Ага. Сделаем иначе. Сделаем так…
Неожиданности
Берлин, 14 февраля 1945.13 часов 30 минут
– Устал? – сочувственно спросил Гуго, бросаясь в кресло; оно вздохнуло и обняло его кожаными складками.
Штурмфогель медленно сел в такое же кресло напротив.
– Нет, – сказал он, морщась. – Просто… что-то вроде опустошенности.
Скорее – дурные предчувствия, но вслух об этом я не буду…
– Это понятно, – кивнул Гуго. – Когда завершаешь такую операцию – блестяще завершаешь! – кажется, расстаешься с куском жизни. Ведь так? Ладно, раздача официальных наград будет позже, а пока – просто прими мое восхищение. Ты прокачал этого маленького жида классически. Никто не смог бы сделать лучше. Никто. Поверь мне, Эрвин. Ты лучший дознаватель из всех, кого я знаю.
– Может быть, – согласился Штурмфогель. – Другой бы стал возражать, но я человек покладистый. Только почему ты говоришь, что операция завершена? По-моему, она только начинается.
– Да-да, этот предатель…
– Предатель – это само собой. Но ведь еще надо взять или ликвидировать группу Коэна.
– Да зачем?! Пусть они делают свое дело. Просто в нужный момент мы выдернем из-под огня Зеботтендорфа с компанией – они еще послужат родине. Остальных же уничтожат еврейские наймиты. Что и требовалось доказать.
– Но после этого…
– Именно. Война перекинется наверх. И здесь у Германии появляется некоторое преимущество, не так ли? – причем именно после бойни, которую устроят эти дурачки. Согласись, что внизу шансов на победу у нас уже не осталось. Что бы там ни болтал маленький доктор.
– Как же Салем? – тихо, почти сам себя, спросил Штурмфогель. Он слишком хорошо представлял, что такое война наверху.
– А как же Гамбург? – еще тише спросил Гуго. – И Кёльн? И Дрезден? А ведь это только начало. Вся Германия будет обращена в пепел. Они не успокоятся…
– Почему?
– Они не успокоятся. Они слишком боятся нас. Придут русские… Нет, Эрвин. Если мы не победим, то просто исчезнем с лица земли. Как питекантропы. Как этруски. И если ценой нашей победы будет разрушение Салема… ну что ж! Потом мы создадим новый Салем. Благороднее и чище нынешнего.
– По проектам Шпеера?
Гуго чуть усмехнулся:
– Ты уже знаешь? Он набросал несколько эскизов. Сейчас ему просто некогда всем этим заниматься…
– Понятно. Гуго, а шеф – он тоже так считает?
– Можешь спросить его сам, если хочешь. Шеф, Юрген, Карл, Эрика… все. Пока ты геройствовал, мы обсудили этот вопрос.
– Так что теперь Дрозд может узнать о наших намерениях…
– Нет. Все накануне прошли контроль лояльности. А ты, кстати?..
– Сегодня вечером.
– Почему тянешь?
– А работал бы кто? Ты же знаешь, я после этой дряни два-три дня полумертвый. Вот, пока пауза…
– Паузы, может быть, и не будет. Твой Ортвин…
– Да, я знаю. Что ж, молодец. Такой удачливости я даже и не ожидал от него. Был этакий честный середнячок.