Все страхи мира
Шрифт:
— Но ты считаешь, что раздоры должны начаться между Америкой и Россией? — спросил Куати, как всегда захваченный рассуждениями своего друга.
— Там они должны завершиться. Было бы неплохо начать их там, разумеется, но это маловероятно.
— Может быть, это не так маловероятно, как ты считаешь, Гюнтер, — пробормотал про себя Куати, даже не заметив, что произнёс эти слова вслух.
— Я не расслышал.
— Так, пустяки. Обсудим это попозже. Я устал, мой друг.
— Извини, что побеспокоил тебя, Исмаил.
— Мы отомстим за Петру, мой друг. Они заплатят за свои преступления! — пообещал ему Куати.
— Спасибо.
Бок вышел на улицу. Ещё через две минуты он поднялся к себе в комнату. Радио все ещё оставалось включённым. Передавали народную музыку.
Куати не мог уснуть. Его удивило, что он испытывает чувство вины. В голове роились воспоминания о Петре Хасслер и её таком гибком, податливом теле — в то время она ещё не была женой Гюнтера, — и он пытался представить её мёртвой, в петле… Как она погибла? По сообщению радио, покончила с собой. Куати верил этому. Они все такие хрупкие, эти европейцы. Умные, но хрупкие. Им подвластна страсть борьбы, но они не умеют терпеть. Их главным преимуществом является широта кругозора, основанная на более космополитическом окружении и высокой образованности. Тогда как Куати и его люди склонны обращать чрезмерное внимание на свои ближайшие цели, их европейские коллеги в состоянии видеть далеко идущие задачи. Момент неожиданной проницательности застал Куати врасплох. Он и его соратники всегда рассматривали европейцев как товарищей, но не как равных, считая их дилетантами в деле революции. Это оказалось ошибкой. Европейцам приходилось решать более трудные задачи в революционной борьбе, потому что им недоставало моря людского недовольства, из которого Куати и его товарищи черпали своих рекрутов. То, что им не всегда удавалось достигать поставленных целей, объяснялось объективными обстоятельствами, а не низким интеллектом или недостаточной преданностью делу революции.
Бок может стать блестящим руководителем операции, потому что отчётливо видит цели и препятствия, мешающие их достижению.
Так что же теперь? — спросил себя Куати. Это был вопрос, однако, чтобы дать ответ на него, потребуется время для обдумывания. На такой вопрос нельзя отвечать поспешно. Он подождёт несколько дней… пожалуй, с неделю, пообещал себе командир, пытаясь уснуть.
— ..для меня огромная честь предоставить слово президенту Соединённых Штатов Америки.
Собравшиеся конгрессмены встали в едином порыве со своих неудобных стульев в зале заседаний. В первом ряду сидели члены кабинета, начальники штабов родов войск и члены Верховного суда, которые тоже встали. В ложах присутствовали гости, включая послов Саудовской Аравии и Израиля, причём послы сидели рядом — впервые за всю историю. Телевизионные камеры передавали панораму огромного зала, который на своём веку был свидетелем как славной истории, так и бесславия. Аплодисменты продолжались до тех пор, пока руки присутствующих не покраснели.
Президент Фаулер положил на трибуну свои заметки и повернулся, чтобы обменяться рукопожатиями со спикером конгресса, президентом pro tempore [15] Сената и своим вице-президентом Роджером Дарлингом. В охватившей зал эйфории никто не обратил внимания на то, что последним оказался Дарлинг. Затем президент обернулся, на его лице появилась улыбка и он помахал рукой, приветствуя переполненный зал. Шум усилился. Пошли в ход все жесты из репертуара Фаулера: взмахи одной рукой, двумя, руки протянуты вперёд и, наконец, стиснуты над головой. Реакция зала была поистине единодушной, независимо от партийной принадлежности конгрессменов и сенаторов. Удивительно, отметил про себя Фаулер, его наиболее заклятые и громкоголосые противники в конгрессе и Сенате усердно выражали своё одобрение, и президент
понимал, что их одобрение искренне. Ко всеобщему изумлению, в конгрессе все ещё сохранился настоящий патриотизм. Наконец он взмахнул рукой, требуя тишины, и аплодисменты медленно стихли.15
Пока что, временно (лат.).
— Мои сограждане-американцы, я прибыл в это высокое собрание, чтобы доложить вам о недавних событиях, имевших место в Европе и на Ближнем Востоке, а также представить в Сенат Соединённых Штатов два документа с текстом договоров, которые, я надеюсь, будут одобрены вами без промедления и с энтузиазмом. — Новый взрыв аплодисментов. — Подписав эти договоры, Соединённые Штаты Америки в тесном содружестве со многими другими нациями — одни из них наши верные и старые друзья, другие — новые союзники, дружбой с которыми мы гордимся, — помогли установить мир в регионе, который стал источником мира на Земле, однако сам редко знал мир и нуждался в нём.
Заглянув в историю человечества, можно проследить эволюцию человеческого духа. Весь прогресс человечества, все сверкающие путеводные огни, освещавшие наш путь от варварства к цивилизации, усилия всех великих мужчин и женщин, которые молились, мечтали, надеялись и делали всё возможное для достижения этого исторического момента, завершились кульминацией, грандиозным успехом, когда мы перевернули последнюю страницу в истории конфликтов между народами. Мы сумели достичь не исходного, а заключительного момента. Мы… — громкие аплодисменты прервали речь президента. Фаулера охватило лёгкое раздражение — он не рассчитывал, что его прервут на этом месте. Фаулер широко улыбнулся и жестом призвал зал к молчанию.
— Нам удалось достичь заключительного момента. Я счастлив сообщить вам, что Америка проложила путь к миру и справедливости. — Новые аплодисменты. — Да, Америка проложила этот славный путь, и это вполне заслуженно…
— Пожалуй, он немного перебарщивает? — спросила Кэти Райан.
— Немного. — Усмехнувшись, Джек привстал с кресла и протянул руку за вином. — Именно так и должен поступать президент, крошка. Тут существуют определённые правила — как в опере. Приходится им следовать. Вдобавок это действительно крупный — черт побери, колоссальный — успех. У нас на глазах наступает мир.
— Ты когда уезжаешь? — спросила Кэти.
— Скоро, — ответил Джек.
— Разумеется, за это нужно платить, однако история требует ответственности от тех, кто её куёт, — продолжала говорить фигурка Фаулера на экране их телевизора. — Наш долг — гарантировать мир. Мы должны послать американцев и американок для зашиты государства Израиль. Мы поклялись защищать эту маленькую мужественную страну от всех врагов.
— Что это за враги? — спросила Кэти.
— Сирия пока не слишком удовлетворена условиями договора, да и Иран тоже. Что касается Ливана — вообще-то в полном смысле слова Ливана не существует. Есть всего лишь место на карте, где гибнут люди. К тому же ещё Ливия со всеми своими террористическими группировками. Так что есть ещё враги, о которых следует беспокоиться. — Райан осушил бокал и пошёл в кухню, чтобы снова наполнить его. Просто позор так расходовать хорошее вино, упрекнул он себя, так хлестать можно любое пойло…
— Придётся пойти на финансовые жертвы, — услышал Райан голос Фаулера, когда вернулся в гостиную.
— Снова растут налоги, — недовольно заметила Кэти.
— А ты чего хочешь? Пятьдесят миллионов — это моя вина. Миллиардом больше, миллиардом меньше…
— А это действительно что-нибудь изменит? — спросила она.
— Должно изменить. По крайней мере всем станет ясно, верят религиозные лидеры в собственные заявления или они всего лишь пустозвоны. Мы сделали так, милая, что заманили их в их же собственную ловушку… Им придётся сделать переоценку своих принципов, крошка, — произнёс Джек после недолгого раздумья. — Они будут вынуждены действовать в соответствии со своими убеждениями, иначе разоблачат себя как шарлатаны.