Всё так (сборник)
Шрифт:
Мы договорились встретиться в кафе. «Элефанта» тогда еще не было даже в проекте, поэтому «Штирлиц с женой» вынуждены были встречаться в «Макдоналдсе».
Когда Слава вошла, мы с Катей заливали кипяток в кока-колу. Кате холодное нельзя. Тем более был декабрь. И Деда Мороза хотелось встретить какой-нибудь песней, а не хрипами в легких и лакунарной ангиной.
Слава села за столик у окна. Она пила кофе медленными, но какими-то судорожными глотками.
На улице мело. Снег был мелкий, но твердый, как манная крупа. На асфальте он быстро таял, схватываясь льдом только в самых подлых и неожиданных местах. Мы добирались до «Макдоналдса» два часа. Мы не были, конечно,
«Там сидит Слава, – сказала Катя. – Мой биологический родитель. Да?»
«Да», – сказала я.
«Пойдем здороваться, да?»
«Да», – сказала я.
Мы подошли.
«Я – Катя, это – моя мама Наташа, мы скоро выходим замуж. А ты – Слава. Я тебя знаю».
«И я тебя», – сказала Слава.
Почему у барной стойки «Макдоналдса» нельзя курить, поглядывая на часы и смахивая слезу в маленькую фарфоровую чашечку? Почему в «Макдоналдсе» не играет музыка Таривердиева, а играет какая-то чухня? «Oh! Jingle bells, jingle bells, // Jingle all the way! // Oh what fun it is to ride // In a one-horse open sleigh, hey!»
«Приезжай ко мне в гости», – сказала Слава.
«И ты ко мне приезжай. Да, мама? Пусть приезжает же?»
Катя обняла Славу и нежно погладила по волосам.
Больше Слава не приезжала. Можно сказать «никогда». А можно «пока никогда».
Катя утверждает, что не помнит этого эпизода. Вообще не помнит. Такое у нее устройство памяти. У Миши – тоже.
Они не помнят того, что считают неглавным.
Но Слава – точно не такая, какой вспомнилась мне сейчас.
Я просто ревную.
Боюсь и ревную.
20 августа, вечер
– Мама, ты не могла бы сфотографировать падлу и переслать на телефон Милы?
– Прабабушки Милы, – автоматически поправляю я.
– Прабабушки, – соглашается Миша.
Утром Сережа отвез будущего школьника на дачу. Дача у бабушки Милы в городе. В другом. Но город – очень маленький и похож на село. Бабушка Мила и еще несколько представителей рабоче-крестьянской интеллигенции живут в пятиэтажке. Считается, что они мучаются и даром коптят небо.
У них нет огорода, сарая, погреба. Сада тоже нет. Чтобы бабушка Мила была как все, мы купили ей маленький домик неподалеку от пятиэтажки и медсестры, недавно вышедшей на пенсию.
В пятиэтажке бабушка Мила живет только зимой. И тогда ей многие завидуют. В квартире есть батареи, газовая колонка, государственное электричество, которое при хороших, работящих руках и смекалке можно повернуть вспять. Не до полного идиотизма, не до того, чтобы прямо украсть. Так, по чуть-чуть, сэкономить.
Мой биологический отец – здесь его называют Вовкой – режиссер. Можно шире – известный режиссер.
Поэтому я все время слышу голоса: «Как? Как при таком отце? Ты? Ты не сделала карьеры? Как?» Слышу голоса и вижу, как некоторые люди, особенно мои подруги, особенно Инна, заламывают руки.
Еще у бабушки Милы есть два младших сына. Дядя Петя – он работает таксистом в Нью-Йорке, и дядя Жора – он бай в Астане. Бай, потому что очень хороший хирург. Самый лучший. Ему в Астане построили дом, клинику и даже конюшню. Потому что у хорошего бая обязательно должны быть хорошие лошади.
Сыновья бабушку Милу берут. И ненадолго, и насовсем. Как она захочет. Но она не хочет насовсем. Хотя Нью-Йорк ей понравился. И Астана. Особенно если не летом. А в Санкт-Петербурге, где чаще всего живет Вовка, бабушке Миле совершенно не подходит климат. Еще ей повсеместно не подходят невестки, внуки, говорящие со странными акцентами, и правнуки,
почти не говорящие по-русски. Бабушке Миле не хватает на них здоровья.Хотя медсестра, тетя Света, говорит, что на ней пахать можно. Тетя Света не очень деликатная, но других, согласных смотреть за нашей бабушкой так, чтобы и хозяйство рядом, и пациент, не нашлось.
В этом городе бабушка Мила – Королевишна. Она – гораздо лучше, чем телевизор, потому что из всех своих поездок привозит чистую правду и разные подарки. К ней ходят за советом и чтобы просто послушать «про другую жизнь».
«Другая жизнь» в исполнении бабушки Милы гораздо хуже, чем своя. «Другая жизнь» – дороже, продукты в ней химические, женщины – несвежие, одежда – очень маленьких размеров, и официанты плюют в суп.
«Только смотри, чтоб вернулась! – говорят бабушке Миле соседи и знакомые. – Смотри там! Мы ж тебя ждем!»
Это с ее слов. Но, думаю, ждут. Еще думаю, что бабушка Мила считает себя виноватой перед моей мамой. За то, что Вовка-паразит пил, дебоширил и водил актрис прямо под окно роддома, когда там рождалась я.
Еще я думаю, что бабушке Миле нравится мой папа. Мой папа Леша. Папе Леше тоже нравится бабушка Мила. Он говорит: «У всех нормальных людей – тещи, а у меня – свекровь!»
Когда я была маленькой, бабушка Мила и дед Дима писали мне письма и присылали открытки. Я не отвечала им. Мы ведь и так виделись раз в месяц. Они, нагруженные соленьями, вареньями, сушеными грибами, свежими ягодами и подсолнечным маслом, приезжали к нам в воскресный день. И бабушка Мила вместе с папой лепила пельмени. Много-премного пельменей. Так много, что мы не успевали их съесть. В субботу, перед приездом бабушки Милы, папа вытаскивал пельмени из морозилки, раскладывал их в целлофановые пакеты и ехал с ними на работу. Там в ординаторской у папы был общий холодильник для дежурантов. Папа стеснялся вручать пельмени лично. Говорил так: «Люди, в холодильнике подарки от моей свекрови».
Люди с папиной работы тоже любили бабушку Милу.
А я так и не ответила ни на одно письмо.
А они, дед и баба, подходили к почтовому ящику и дважды в день (на всякий случай) открывали его маленьким ключиком. А в ящике были газеты. И больше ничего.
Хорошо, что бабушка Мила дождалась, пока я повзрослею и научусь так же тревожно и бесполезно заглядывать на gmail.com. Научусь ждать ненаписанных писем…
Я приехала. Миша сидел и смотрел на сарай медсестры Светы.
Медсестра Света носилась по двору и кричала: «Ути-ути, уточки. Цыпы-цыпы, лапочки. Куда, падла? Куда, кому сказала? Ути-ути, уточки. Цыпы-цыпа, курочки… Ах ты падла гонористая! Поймаю – голову оторву. Ути-ути, уточки…»
– Вот, – сказал Миша. – Вот. Уток видел, кур и цыплят тоже. Корову узнал по книжке. И индюков. Собака у нее Джек. Кошка Маруська. Но падлы нет… Где она ее прячет? Как думаешь?
21 августа, ночь
Я сняла два документальных фильма. Как режиссер и как сценарист. Марина была моим соавтором, и мы мечтали с ней поехать на фестиваль. На фестивале нас должны были заметить и прославить.
Один фильм был об очереди. О разных очередях и всяких правилах их организации. Нам очень повезло: мы сняли интервью двух супружеских пар. Одна в очереди познакомилась, а другая приняла решение развестись. Вот эта вторая стояла в очереди на жилье. Еще мы сняли детей, потерянных в очереди и в ней же обретенных. И чудеса: когда то, что дают, не кончается, а попадает в руки и уносится домой. И анекдоты еще. И иностранцев, заболевших от раздвоения личности по дороге между кассой и прилавком.