Все там будем

–  А ну как не дождешься?

–  Что ж, буду льстить себе тем, что в меня был безнадежно влюблен этот бедняжка, - смеялась Елена, - знаменитый ученый Октавиан…

Тот все понимал, но поделать ничего не мог. Ведь Елена вошла в его жизнь прочнее, чем саркома в легкое тяжело больного, гуще, чем наркотик в кровь, цепче, чем паразит в волосы. И вынуть ее из жизни своей Октавиан смог бы, только убрав из своей жизни себя. Но до поры до времени спасала его и любовь к филологии…

–  Когда мы закончим сбор данных, - глядел Октавиан, как сумрак и свет костра танцуют, страстно извиваясь, на лице Елены, - я начну работу над новой теорией.

–  Какой?
– словно нехотя спрашивала красавица, не отрывая взгляда от огня.
– Какой еще теории?

–  Мне кажется, - воодушевлено начал Октавиан, - что нынешняя Италия заняла в сознании этих крестьян место потусторонней жизни вообще.

–  Так не бывает, - лениво прервала его блестящий лингвист, но плохой историк Елена, - есть ведь разделение ада и рая…

–  Это уже более поздняя традиция, - терпеливо объяснил девушке, в которую был влюблен тайно, Октавиан, - а мы имеем дело с невесть как сохранившейся до 21 века ранне-эллинской традицией. Ну, разве не удивительно?!

–  Чем это?

–  Это все равно как… найти в самом центре нынешнего Лондона остатки поселения времен железного века! Представляешь?!

–  Если честно, не очень.

–  Ну, и ладно. В общем, местные крестьяне по складу ума своего принадлежат не к своим современникам по всему миру. Они скорее являются по менталитету обитателями Древней Эллады. В их представлении нет рая и ада, скорее, ад это то, что сейчас представляет собой Молдавия.

–  Вот видишь, есть ад…

–  Но это не ад в его христианской традиции. То древнегреческий ад, в котором нет мучений, а есть лишь небытие. Прерывание жизни, вот что страшило древних греков. Итак, ада у них не было. Соответственно, рая тоже!

–  Олимп…

–  Место для богов и избранных! Причем благочестивое поведение при жизни посмертное место на Олимпе древнему греку вовсе не гарантировало!

–  Интересно…

–  Таким образом, Италия это не рай и не ад для местных крестьян. Это просто сказочная земля, где по рекам текут медовые островки, покачиваясь на волнах молока, а над всем этим свисают утесы из брынзы. Забавно.

–  Немножко да…

Октавиан подбросил хвороста в костер, и, отвернувшись, спросил трещавшие в ночи редкие искры:

–  Могу я задать тебе очень личный вопрос?

–  Задавай, - тихо ответила девушка.
– Если личный…

Октавиан собрался с духом и выпалил:

–  Скажи, почему ты мучаешь меня? Я ведь без ума от тебя, жить не могу, спать не могу, дышать. Ничего не прошу, скажи только, что я тебе просто по нраву. Мне и этого будет довольно, я с этим всю жизнь проживу, как с перчаткой Прекрасной Дамы…

Елена молчала, и молодой филолог понял, что фишка, на которую он все поставил, оказалась проигрышной. Порыв его, казавшийся Октавиану смелым и отчаянно трогательным, девушку лишь напугал и отвратил. Что ж, подумал студент, ждать еще несколько лет все равно бы не смог… не решаясь повернуться к Елене, чтобы не сгореть под ее насмешливым взглядом, он потер руки, и с нарочитым весельем выдохнул:

–  Ну, что ж, пора по палаткам, а то упустим завтра целый сборник сказок.

Девушка промолчала, а потом тихо сказала:

–  Ахрррр-а-ххр…

Октавиан, не веря себя, развернулся. Елена и вправду спала, похрапывая. Дрожащими от обиды пальцами парень застегнул ворот рубахи, и ушел к себе в палатку. Елена полежала еще минут двадцать для надежности. Единственный эффективный способ уйти от разговора, знала она, это - уйти от разговора. Девушка тихонько приоткрыла глаз, и на всякий случай, еще раз сказала:

–  Ахрррр-а-ххр.

ххх

–  Запоминай, сынок, что люди говорят про Италию, - диктовал крестьянин полюбившемуся ему Октавиану, который очень уж смахивал на внука старика.
– Жила как-то в наших краях молодая и красивая девушка по имени ПерсИка.

–  Персик?
– уточнил студент.

–  Персика, - укоризненно поправил дед, - это же она, а не он. Записал? Ну, слушай дальше. Жила она себе, не тужила, потому что мать у нее и отец были из состоятельных. В смысле, из красной голытьбы, которой Советская власть дала все. Поэтому они были в руководстве колхоза, и дочь их за шестнадцать лет пальца о палец не ударила, а воду в дом если и носила, то в волосах поутру росу…

–  О!
– оценил выверт дедовской речи Октавиан.
– Еще раз, чтобы записать точно.

–  А воду в дом если и носила, то в волосах поутру росу, - с удовольствием повторил дед, вычитавший это выражение в литературном журнале "Кодру", подшивка которого за 1967 год валялась у него в чулане.
– А фамилия ее была Цереску.

–  Как-как?
– не поверил своему счастью студент.
– Церера?

–  Какая такая Церара?
– рассердился дед.
– Цереску она была! Понял?

–  Так точно, - затараторил студент, - простите, записываю.

–  И, значит, - повествовал крестьянин, - когда Советы ушли, стало село жить бедно, и потянулись постепенно люди в Италию. Почти половина села уехала! Собралась было в Италию и наша Персика, да мать, старшая Цереску, ее не пустила.

–  Боялась?

–  А как же! Из Италии ить из этой никто еще не возвращался. И вот, плачет Персика Цереску год, плачет другой, потому что и женихов в селе не осталось, ведь кто не в Италии пашет, те спились, а кто спился, тому бочка с вином невеста!

Посопев, дед с гордостью подумал, что "бочка с вином невеста" его собственное изобретение. Студент, затаив дыхание, глядел на крестьянина. Октавиан думал, что тот размышляет о Персике Цереску.

–  И вот, как-то раз, приехал в наши края представитель агентства туристического, - продолжил крестьянин, которое вывозит наших людей в Италию. По-моему, фирма эта до сих пор работает. А фамилия этого господина была Плутонеску.

–  Плутон!
– хлопнул себя по ноге Октавиан.
– Совершеннейший Плутон!

–  Плутонеску, - сердито поправил крестьянин, - ты слушать-то будешь? А раз так, слушай. Ну, этот товарищ посмотрел на Персику Цереску и влюбился в нее по самое не могу. И стал родителям ее предлагать - отпустите, мол, дочь со мной в Италию, я ее туда горничной устрою, будет по тыще евро в месяц получать!

–  Ого, - грустно сказал Октавиан, вспомнив Елену и свою повышенную стипендию в 70 леев [11] .
– Неплохо…

–  И он, понимаешь, так сладко вел свои речи, - не обращал внимания на собеседника дед, которого понесло, - что мать девушки почти было согласилась на эти уговоры! Но отец-то оказался против! И не пустил Персику в Италию.

–  Все?
– спросил Октавиан.
– Закончена история?

–  Нет, конечно, - махнул рукой дед, - куда уж. Плутонеску-то этот взял, да и подбил Персику сбежать с собой из отчего дома. Она, конечно, за ним…

11

 6 долларов США - прим. авт.