Все только хорошее

Лиз примерила все парики один за другим. Они решили, что на первый раз ей лучше надеть каре. Заодно она решила сменить и блузку — то, во что она была одета сейчас, выглядело слишком уж просто. Принарядившись, Лиз как ни в чем не бывало вошла в гостиную. Берни раскрыл рот от изумления.

— Откуда у тебя это?

Он улыбался. Ее вид ему явно нравился.

— Бабушка Руфь. Как тебе, а? — спросила Лиз.

— Просто блеск.

Берни говорил совершенно искренне.

— Погоди, ты еще остальных не видел.

Подарок Руфи поднял Лиз настроение, Берни был бесконечно благодарен матери уже за одно это. Вбежавшая в комнату Джейн застыла.

— У тебя опять выросли волосы! — радостно воскликнула девочка, захлопав ручками. Лиз с улыбкой посмотрела на свою свекровь.

— Не совсем так, моя хорошая. Просто бабушка привезла мне их из Нью-Йорка.

Она рассмеялась, и, видя это, Джейн смущенно захихикала.

— Правда? А можно мне посмотреть?

Лиз кивнула и отвела ее в комнату, где стояли коробки. Джейн, разумеется, тут же стала примерять парики, чем несказанно насмешила Лиз.

В этот вечер они отправились обедать в ресторан. В течение всех рождественских каникул Лиз чувствовала себя заметно лучше, чем обычно. Сама она относилась к этому как к божьему дару. Они сумели выехать еще дважды и даже смогли побывать вместе с Берни и Джейн на рождественской елке в «Вольфе». Они отметили и Хануку. В пятницу вечером перед ужином они зажгли свечи. Свекор Лиз торжественным голосом начал читать молитвы. Лиз прикрыла глаза и про себя стала молиться своему Богу — она молила Его о чуде, она хотела быть здоровой.

Глава 19

Вторая годовщина их свадьбы прошла совсем не так, как первая. Джейн и Александр отправились ночевать к Трейси, а родители Берни решили пообедать в ресторане. Лиз и Берни остались совсем одни, и вечер этот провели тихо. Берни хотел было повести Лиз в ресторан, но она наотрез отказалась, сославшись на усталость. Тогда Берни откупорил бутылку шампанского и предложил ей просто посидеть у камина.

Разговоры шли о чем угодно, но только не о ее болезни. В этот вечер Лиз совсем не хотелось вспоминать о ней, тем более что через неделю ее ждал очередной сеанс химиотерапии. Не говорить об этом было почти невозможно, но они усердно пытались занять себя другими темами. Лиз толковала о работе, о детях, об обеде, на который она собиралась пригласить своих подруг, о «молнии», которую нужно было выпороть из куртки, прежде чем сдать последнюю в химчистку… Она соскучилась по простым проблемам. Взявшись за руки, они сидели у камина и вели свою неспешную беседу, пытаясь направлять ее в нужное русло, страшась невзначай задеть запретную тему… Берни вдруг вспомнил о том, какой хорошенькой была Джейн в ту пору, когда у них был медовый месяц. Тогда ей было всего пять, теперь же — почти восемь. Лиз тут же оживилась и неожиданно заговорила о Чендлере Скотте.

— Помнишь, что ты мне обещал?

— Я тебя не совсем понимаю… Берни подлил Лиз шампанского, хотя прекрасно знал, что она не станет его пить.

— Я не хочу, чтобы этот мерзавец встречался с Джейн. Ты пообещал, что этого никогда не произойдет.

— Я тебе это обещал?

— Зря ты думаешь, что я шучу.

Она не на шутку встревожилась, и Берни поспешил успокоить ее, поцеловав в щеку.

— Раз обещал, значит, так оно и будет.

В последнее время он часто думал о том, что ему нужно как можно быстрее удочерить Джейн, но он побаивался начинать судебный процесс сейчас — Лиз, по его мнению, была еще слишком слаба для этого. Нужно было немного подождать.

Лиз так и уснула, сидя у камина. Он осторожно перенес ее в спальню и, положив на кровать, сел рядом. Он думал о том, что может произойти с ними в ближайшем будущем. Они все еще надеялись, что со дня на день ей станет лучше.

Пятого января родители Берни вернулись в Нью-Йорк. Руфь было предложила Лиз свою помощь, сказав, что может задержаться в Сан-Франциско на неопределенное время, пока в ней будет нужда, но Лиз, поблагодарив свекровь, отклонила ее предложение, отговорившись тем, что выходит на работу. Речь шла всего о трех днях в неделю, но это было уже не принципиально. Последний сеанс химиотерапии Лиз перенесла очень легко, и это не могло не радовать ее и всех близких. Она с нетерпением ждала того момента, когда снова окажется в школе — ей хотелось работать.

— Ты уверена, что это следует делать? — спросила Руфь у сына за день до отъезда в Нью-Йорк.

— Что поделаешь, если она этого хочет… — развел руками Берни. Ему самому эта идея не очень-то нравилась, но Трейси убеждала его, что Лиз так будет легче, и, вполне возможно, она была права. В любом случае, ничего дурного в этой идее не было, тем более что Лиз могла в любую минуту уволиться из школы.

— А что об этом думает доктор?

— Что хуже ей от этого не станет.

— Ей бы следовало побольше отдыхать…

Берни согласно кивнул — он говорил Лиз то же самое.

Она же, понимая, что жить ей осталось совсем немного, даже обижалась на него. Так можно было проспать остаток жизни.

— Она вправе делать то, что хочет, мама. Я обещал ей, что так оно и будет.

За несколько последних дней Лиз умудрилась вытянуть из Берни ряд обещаний.

Он помог матери спуститься вниз. Говорить было особенно не о чем, все было понятно и без слов. Происходило что-то чудовищное…

— Не знаю, что и сказать тебе, моя радость. Они стояли возле входа в «Вольф». Мать со слезами на глазах смотрела на своего единственного сына. Кругом сновали люди.

— Понимаю, мама… Понимаю…

На его глаза тоже навернулись слезы. Изумленно взиравшие на них люди понимали, что стали невольными свидетелями неведомой им трагедии, и тут же, вспоминая о собственных заботах, устремлялись прочь.

— Мне так жаль, Берни…

Он кивнул, не в силах вымолвить ни слова, легонько коснулся ее плеча и, по-прежнему не поднимая головы, отправился наверх. Его жизнь обратилась в кошмар, он не волен был изменить ее, и ему оставалось одно — относиться к происходящему как к должному.

В канун отъезда родителей Лиз вновь настояла на том, что всю еду будет готовить сама. Как и обычно, все вышло у нее замечательно вкусным, но смотреть, как она мучается, занимаясь привычными делами, не стоившими ей прежде никакого труда, было почти невозможно. Все ей теперь давалось с трудом.

Он проводил родителей до отеля. Поцеловав мать, пожелал ей спокойной ночи. В аэропорт родители должны были поехать сами — их никто не провожал. Берни повернулся к отцу, чтобы на прощание пожать ему руку, и встретился с ним взглядом. Он вдруг вспомнил то время, когда был совсем еще ребенком… Как он любил своего папу… Однажды летом они поехали ловить рыбу в Новую Англию… Ему было тогда лет пять, не больше… Отец, мгновенно понявший его настроение, нежно обнял Берни, и тот уже не смог сдержать слез. Мать отвернулась.

Отец вывел его на улицу. Они стояли под ночными небесами бесконечно долго.

— Ты зря стесняешься своих слез, сынок… — сказал отец, сам вытирая глаза.

Да, сейчас ему не мог помочь никто. Берни прекрасно понимал это… В конце концов он попрощался с родителями, поблагодарив их за все, что они сделали для него и для Лиз, и вернулся домой. Лиз уже лежала в кровати. На ней был один из париков, подаренных матерью. Теперь она носила их уже постоянно, над чем он порой подтрунивал, хотя в глубине души корил себя за то, что не догадался купить парики сам. Лиз очень любила их и постоянно говорила о них с Джейн.