Всё только начинается
Шрифт:
Не было шпилей воздушных дворцов, теряющихся в листве, не было знати, одетой лишь в шелка и бархат, гордо вышагивающих между деревьями. Был народ, одна большая семья, научившаяся выживать в суровом мире, где у них не было дома. Могло ли это продолжаться вечно?
Я стояла у края тента, не смея сделать шага наружу, помня вчерашнее предостережение, но и не в силах оторвать взгляда от этой удивительно простой, и оттого прекрасной жизни. Замечающие мой интерес эльфы все как один недовольно морщились, надеясь как можно быстрее скрыться с глаз чужачки. Малышня была куда проще. Одна девочка осторожно выглядывала
– И за что нам такая честь? – негромко поинтересовалась я у ребенка, кивая на грозное оружие, уже готовое к запуску.
Мальчишка вздрогнул, выронив из пальцев снаряд, но рогатку не отпустил. Убедившись, что шага в сторону я не сделала, он угрюмо насупился, поднимая с земли камешек.
– Ты – плоскоухая, - не слишком внятно пробурчал он, очевидно, плохо понимая, что это значит.
Я озадаченно потрогала кончиками пальцев ухо, как обычно, торчащее между прядей волос.
– Разве? Они за ночь прилежались, что ли?
Грозный воин насупился ещё больше.
– Ты – не доллийка. У тебя нет валласлин.
– Ну так у тебя же тоже нет. Ты, выходит, тоже не доллиец?
– Я ещё маленький! – обиженно возразил он, упирая руки в бока. – Но когда я вырасту, у меня будет валласлин!
– А может я тоже ещё маленькая, - пожала я плечами. – Ну, знаешь, позднее развитие. Вот поумнею, так сразу у меня валласлин на лице и проявится.
Мальчик даже опешил от подобной наглости. Недоверчиво посмотрел на меня, на друзей позади, снова на меня.
– Валласлин рисует старейшина. Он не может сам появиться.
– Кто сказал, что не может?
Кажется, ребенок окончательно запутался, разговаривая с такой большой и уверенной теткой, но продолжить лепетание ему не дали.
Знакомый уже мне доллиец с сединой в висках грозно взглянул на ораву детей, заставив их мгновенно притихнуть.
– Гилас, да’лен.
Малышня испарилась словно по волшебству, оставив меня на съедение эльфу. Холодные водянистые глаза уставились на меня как на мерзкую букашку, прилепившуюся к только что начищенному ботинку.
– Не забивай молодым головы, чужачка. Можешь нести любую чушь своим грязным отпрыскам в эльфинаже, но не трогай наших детей.
Пережив тяжелые взгляды Кассандры, холодную войну с Калленом и орлессианский бал, мне не составило труда выдержать и неприязнь этого мужчины. Гордо вскинув подбородок, я спокойно пожала плечами.
– У меня пока нет детей, а если когда-нибудь и появятся, то очень сомневаюсь, что они будут жить в эльфинаже.
– Но разве не туда шемлены сгоняют всех вас, плоскоухих? – продолжил докапываться доллиец.
– Никто и никогда меня не сгонял, и не называл плоскоухой, если уж на то пошло. Но я слышала, что многие эльфы в городах живут в так называемых эльфинажах, рассказывая детям сказки о мифических
доллийцах, живущих в лесах свободно от людского гнета. Они смелые и гордые, и когда-нибудь они придут в города за своими братьями, чтобы возродить Арлатан. Но мы-то знаем, что это все сказки для маленьких детей.Эльф недовольно скрипнул зубами, не одобряя моего нахального поведения, но промолчал. Неопределенно качнув головой, он отвернулся в сторону основной части лагеря и вдруг неприязненно буркнул в сторону:
– Следуй за мной.
Нахмурившись, я быстро оглянулась назад на своих спутников и твердо им кивнула.
– Ждите здесь.
Наш провожатый не стал меня дожидаться, уже подходя к пещере, когда я его догнала. Он никак не прореагировал и на мое появление, не зайдя внутрь, как я ожидала, а проследовав мимо, к стоящим с другой стороны аравелям.
Мы остановились у одного из кораблей, ничем не отличающегося от других, кроме как большим количеством узоров на деревянной обшивке.
– Хранитель желает встретиться с тобой.
В этой одной фразе, сказанной самым зловещим образом, было обещание самых жутких пыток, какие только существуют на этом свете, если хоть один волосок упадет с головы их лидера. Мне ничего не оставалось, кроме как покорно подняться по деревянным мосткам и зайти внутрь жилища, погруженного в мягкий полумрак.
На немногочисленных окнах висели искусно расшитые занавески, пропуская минимум дневного света, а в воздухе висел ненавязчивый запах каких-то трав. Я несколько раз моргнула, пытаясь сориентироваться в помещении после яркой и солнечной улицы.
– Ты пришла, странница.
Обернувшись на голос, я заметила силуэт мужчины на фоне дверей в следующее помещение. Его волосы уже побелели, но в гордой осанке чувствовалась сила и достоинство старости, доступное лишь немногим. Я подумала, что жилистые руки эльфа все ещё были привычны к тяжелому мечу, хотя и не часто ему приходилось обагрять их кровью.
– Андаран атиш’ан, харен.
– Ты знаешь старый язык, дитя, - едва заметно удивился старейшина.
– У меня был хороший учитель.
Задумчивый прищур выцветших глаз несколько секунд изучал меня, но потом доллиец кивнул, жестом приглашая меня следовать за ним.
Я прошла через несколько небольших комнат, устроенных скромно, но уютно. Большую часть пространства занимали бесконечные сундуки, но нашлось место и для узкой койки, и для рабочего стола с изящной чернильницей и аккуратной стопкой пергамента. Лесным эльфам не чужда была грамота.
Через последнюю дверь, где мне пришлось пригнуть голову, чтобы не стукнуться головой о низкий косяк, он вывел меня на нос аравели, возвышающейся над поляной. Весь лагерь был как на ладони, и мы не привлекали особого внимания его жителей, каждого занятого своим делом.
– Мы нечасто пускаем путников в свой лагерь, Вестница.
Привычное слуху прозвище заставило меня устало закатить глаза. Я облокотилась о перила, разглядывая старейшину при дневном свете, и повторила давно заученную фразу.
– Буду признательна, если вы будете звать меня Рейвен, харен.
Эльф приподнял серебряные брови, рассматривая меня с новым интересом.
– Тебе не нравится прозвище, данное тебе людьми?
– Я просто не считаю его правдивым. И не особенно люблю врать.