Все в шоколаде

– Значит, тебя подставляют? – изрек он.

– Да нет, – улыбнулась я, – дружески шутят, не более.

Он усмехнулся и стал смотреть на меня, но как-то чувствовалось, что стена ему нравилась больше.

– Я его не убивала, – сказала я, просто для того, чтобы что-то сказать.

– Может быть, – флегматично отозвался Саша, – а может, и убила. Не в том дело.

– А в чем?

– В том, кому это надо, разумеется, – поднял он брови, тем самым выражая недоумение моей бестолковостью. – У тебя есть план? – спросил он.

– А у тебя?

– Буду следить за развитием событий.

– Тоже мне план. Кстати, зачем ты снял наблюдение за Черником? – спросила я. – Выглядит подозрительно.

– Для кого? – хохотнул Лукьянов.

– Для меня.

– Ну, это не страшно. Видишь ли, ситуация сложилась непростая, надо было ее как-то разрулить.

– Разрулить? – хмыкнула я. – И что, разрулил?

– Теперь начинается самое интересное.. Смотри, сколько событий произошло в одну ночь. Дело явно сдвинулось с мертвой точки.

– Гад ты, Саша Тихий, – серьезно заявила я.

Услышав свое прозвище, он и бровью не повел, но его глаза изменили выражение.

– Не пойму, что ты имеешь в виду, – хмыкнул он.

– Да неужто? Ты ж не в шахматы играешь, ты человеком жертвуешь, а не пешкой. Душа-то не болит? Впрочем, душа – это из области фантастики. Значит, ты снял наблюдение за Черником в надежде, что его прихлопнут, а ты выяснишь, кому это нужно?

– Примерно так, – кивнул он.

– А не проще было бы продолжать вести наблюдение? Глядишь, убийца попал бы в поле нашего зрения.

– Вряд ли. У вас секреты не в ходу, метете языком, точно бабы. И о том, что за ним наблюдают, наверняка знала каждая собака. Черник был бы жив и здоров, по крайней мере еще какое-то время, а у нас выборы, надо торопиться. Вся штука в том, что понять на данном этапе, кто есть кто, весьма сложно. Ты понимаешь?

– Еще бы. Верить никому нельзя.

– Точно. И лучшее тому подтверждение – смерть Черника. Пока за ним вели наблюдение, его никто не трогал, а как только его сняли…

– Занятно, – вздохнула я и пошла пить таблетки. Конечно, он прав. Где свои, а где не очень свои, сам черт не разберет. И мы кому-то здорово мешаем, оттого и решили избавиться и от меня, и от Лукьянова. Хотя, может, он сам решил избавиться от меня? А что, у нас застарелая вражда, о которой мне ничего не известно.

– Значит, ты наводила обо мне справки? – спросил он.

– Само собой, – крикнула я из кухни. – Ты же мной тоже интересовался. Так что наша любовь обоюдна. У меня вопрос, – возвращаясь, продолжила я. – Ты собираешься следить за развитием событий из моей квартиры?

– А что?

– Ну.., мне стоит сменить место жительства. Мой друг из органов настроен весьма решительно.

– Я думаю, несмотря на это, он предупредит тебя, и мы успеем смыться.

– Как восхитительно это прозвучало…

– Что тебя восхитило?

– Местоимение “мы”. Ладно, следи за развитием событий, а я отправляюсь спать. Я не могу достойно нести возложенную на меня миссию с повышенной температурой. – Я отключила сотовый и в самом деле уснула.

Разбудил меня Лукьянов, потряс за плечо и, кивнув на телефон, заявил:

– По-моему, что-то срочное. Автоответчик голосом Волкова взывал:

– “Да возьми ты трубку, черт тебя дери…"

– О, события повалили, – вздохнула я и сняла трубку.

– Ты что, спишь? – возмущенно спросил Волков.

– Конечно, сплю, – вздохнула я. – То есть спала. У меня была тяжелая ночь, ты ж видел мои свежие раны; И день ни к черту. А у тебя такой голос, что сразу ясно: просыпаться было ни к чему.

– Спи дальше, если тебя не интересует судьба твоего дружка.

– Которого? У меня их пруд пруди.

– Маркова Виктора, отчества не помню. Я выждала немного, стараясь справиться с дыханием.

– Что с ним?

– Пал жертвой большой любви.

– Своей или кто-то прибил по ошибке? Теперь Волков собирался с силами, потом сказал:

– Приезжай. Манежный переулок, дом семь, квартира восемнадцать.

– Чей это адрес? – удивилась я.

– Одной девицы. Наверняка твоей знакомой. Служит, то есть служила в “Пирамиде”.

Он бросил трубку, а я взглянула на Лукьянова. Особого интереса на его лице не читалось, и все же он спросил:

– Кто преставился на этот раз?

– Марк.

– А, тот весельчак-коротышка?

– Ты поедешь со мной?

– Нет, разумеется, раз я покойник. Будь повнимательнее, – неожиданно добавил он, – вдруг кому-то придет в голову счастливая мысль избавиться от тебя.

Я прошла в ванную, включила воду и долго разглядывала себя в зеркало. Мне очень не нравилось то, что я видела, и не только из-за многочисленных синяков и ссадин. Я умылась холодной водой, пытаясь обнаружить в памяти афоризм, приличествующий случаю, но вместо этого изрекла: “Все там будем”, переоделась и, не обращая внимания на Лукьянова, прошла к выходу.

Я не могла воспользоваться своей машиной, потому что Волков прав: ее наверняка ищут и далеко я не уеду, значит, придется ловить такси. Манежный переулок находился где-то возле цирка, я остановила машину и по дороге до переулка ломала голову над тем, что происходит. Умных мыслей что-то не наблюдалось, а глупые мне надоели. Я совсем было собралась вовсе не думать и подремать, но мы как раз подъехали к пятиэтажному дому, характерной приметой которого в настоящий момент являлись три милицейские машины, стоявшие возле второго подъезда.

Дверь восемнадцатой квартиры была приоткрыта. Я вошла и нос к носу столкнулась с Костей Роговцевым. Выяснилось, что Волкова здесь нет, ну да это и неважно, раз все свои люди.

– Твой знакомый? – спросил Костя.

– Пока не знаю, – пожала я плечами.

– Он в спальне, проходи.

Квартира была небольшой, а народу в нее набилось предостаточно. Я с трудом протиснулась к двери спальни и замерла на пороге. Марк лежал на разобранной постели, лицом вниз, в брюках, без носков и без рубашки, руки раскинуты в разные стороны. Полчерепа у него снесло выстрелом, стреляли с близкого расстояния. Рядом с ним лежала голая девица с залитой кровью грудью, на ее лбу зияла аккуратная дырочка. В торшере рядом с кроватью тоже дырки, еще дважды выстрелили в зеркало. На стене кровью выведена надпись “Сука”. Рот девушки был слегка приоткрыт, и из него торчали две банкноты по пятьдесят долларов.