Всё включено. Пули тоже

Я чиркнул зажигалкой и спрятал огонек в ладонях.

– Как я понимаю, такие слова, как «соберись и будь мужчиной», тебе сейчас не помогут. Тогда давай я примерно обрисую наше положение. Солнце скоро сядет. Оставаться на этом уступчике мы не сможем, потому что ночью попросту свалимся вниз. У меня в рюкзаке нет волшебной палочки. Ковер-самолет и сапоги-скороходы я тоже не прихватил. Сейчас все зависит от тебя и от меня. А, да, и от господа Бога, чуть не забыл. Только мы втроем сможем решить сейчас наше будущее. Если кто-то из нас вдруг окажется слабаком, наверх мы уже не поднимемся.

Я выпустил дым и стал ждать ответа.

– А что, господь Бог тоже может оказаться слабаком? – угрюмо усмехнулся Эдик.

– Бывает и такое. Но, если что, мы ведь вытащим его отсюда, верно?

Эдик дожевал и снял фляжку с пояса.

– Сейчас попью, и пойдем.

Особенного оптимизма мне его тон не внушил, но для человека, который сорвался первый раз в жизни, он держался совсем неплохо.

* * *

Эдика я пустил первым. Он даже и не понял, почему. Неустойчивая осыпь на склоне должна была выдержать его вес. А там, сверху осыпи, уже шла тропа. Если он доберется до вон того надежного уступа, где можно страховать меня, то скоро мы окажемся на вершине. В общем, шансы на успех у него были. Он должен был пройти. И прошел.

Я посмотрел вверх, на голову Эдика, которая выглядывала из-за камня, и на всякий случай подергал веревку, которая свободно висела над моей головой. Потом мысленно перекрестился.

Если я упаду, а Эдик прозевает этот момент, то мы слетим вниз оба. Я бы хотел, чтобы понимание ситуации дошло бы до самого сердца этого испуганного пацана, который, наверное, отдал бы сейчас с десяток папиных миллионов, чтобы оказаться в привычной обстановке. Но подобный фокус был невозможен, и он понимал это. Перед подъемом я сказал ему:

– Можешь волноваться сколько хочешь, но помни одно. От меня взгляда не отводить. Как только я сорвусь, прыгай на другую сторону камня и держи реп-шнур. Он выдержит, главное, чтобы выдержал ты.

Я дошел до края осыпи и снова глянул вверх, на скалу. Если бы у меня было альпинистское снаряжение, то, наверное, я бы прошел выше осыпи без проблем. Всего лишь несколько метров… а там уже было бы легче пройти между густым кустарником и подняться на плоскую вершину. Но у меня были в наличии только руки и ноги, а также страховочная веревка в руках ненадежного напарника. Я еще раз пожалел об отсутствии крыльев у человека, выдохнул воздух и шагнул на осыпь.

Ничего не произошло. Щебенка слегка просела под ногами, но удержалась на склоне. Тогда я, наклонив корпус, чтобы удержать равновесие, и опираясь правой рукой на мелкие камешки, начал медленное продвижение вперед. В ушах свистела заунывная мелодия ветра, сердце колотилось, а взгляд невольно сползал на подошву скалы. Как по болоту, осторожно нащупывая верные точки опоры, я уже почти что пересек оползень и уже видел крепкую породу, как вдруг щебенка дрогнула, и моя нога ушла вниз.

– Держи! – заорал я, перевернулся на живот и попытался за что-нибудь зацепиться. Ничего из этого не получилось. Оползень начал стекать вниз, словно водопад с горы. Воздух наполнился шорохом тысячи камешков и пылью.

* * *

Эдик смотрел сверху вниз на совершенно постороннего ему человека, осторожно пробиравшегося по камням, с ненавистью и раздражением. Этот седой мужик сразу не понравился ему, еще при первой встрече. Вечно усмехается и отпускает идиотские шуточки. Да и вообще, как он смог поднять на него руку?! Мент поганый. Только гордость удержала Эдика от того, чтобы пожаловаться Сергею в тот вечер. Но ведь всему должен быть предел!

Неужели мужик не понимает, что как только они выйдут в безопасное место, то Эдик сделает с ним все, что угодно? Один звонок отцу, и… например, его можно убить. Лично! А что? Хорошая мысль! Такого желания убивать Эдик давно не испытывал. Застрелить его к чертовой матери. В лоб! Глядя прямо в глаза! Эдик на секунду представил эту картину. Связанный… как его?… ну, не важно… мужик стоит перед ним на коленях, а Эдик упирает ему в лоб свой «кольт». Мужик что-то бормочет и потом начинает плакать. На его штанах расплывается мокрое пятно, и Эдик понимающе усмехается. Он медленно давит на спусковой крючок, а мужик, заметив это движение пальца, валится на пол и начинает целовать ему ноги. Мда, было бы здорово… Эдик поморщился. Картинка была хорошая, даже очень приятная, но какая-то неправильная. А, вот в чем дело… мужик был связан. Стрелять в связанного как-то некрасиво, и Эдик в глубине души понимал это. Тогда можно придумать что-то другое… ну, например, как мужика лупят трое здоровых охранников из спортивной секции кикбоксинга. Отец уже два года спонсирует этот клуб и иногда даже ездит посмотреть бои. Боксеры очень уважают его. Избить так, чтобы мужик корчился от боли и умолял Эдика о прощении…

Веревка слегка дернулась, Эдик сразу же очнулся, испуганно напряг руки и глянул вниз. Седой не спеша передвигался по склону. Эдик выругался и вздохнул. Его мечты были просто замечательные, самое главное – легко исполнимы, но имели один существенный недостаток. Эдик понимал, что ровным счетом ничего не сможет сделать с этим стариканом. Можно, конечно, наказать его любым способом, избить, отнять все, что угодно, но Эдик понимал всю мелочность своих желаний. Этот неизвестно откуда взявшийся отставной мент имеет над ним неоспоримое преимущество, и дело не в силе и знании приемов. В нем сидит какой-то стержень, тот, которого в Эдике нет. Почему? Ведь домашние тапочки Эдика наверняка стоят больше, чем вся пенсия этого идиота. Не говоря уже об остальном… внезапно Эдик понял, что даже если они благополучно выберутся отсюда, то власть этого мужика над ним не кончится. Мужик всегда будет смотреть на него с легким прищуром, с усмешечкой, которая так бесит Эдика. Вряд ли его можно будет испугать пистолетом. И мокрое пятно на его штанах едва ли появится, даже если его окружить десятком боксеров из папиного клуба. И ему совершенно наплевать, какого года выпуска раритетный «Феррари» у Эдика. Для мужика главным будет другое. А что для него главное? Удержит ли он веревку? И это тоже, конечно, но главное заключается в другом. У его напарника совсем другая система ценностей. Другая, плохо понятная для Эдика. Какая-то примитивная, но действенная и единственно верная. И этот седой сможет за нее умереть…

«Вот сволочь!» – с примесью раздражения и уважения подумал о мужике Эдик. Он вздохнул, сплюнул густую коричневую слюну, оставшуюся от шоколадки, вытерся локтем, потому что руки были заняты веревкой, и отложил свои размышления до следующего раза.

* * *

Я никогда не стремился прыгать с парашютом. Мне всегда становится как-то не по себе, когда нет надежной опоры в руках. Веревки, лестницы или чего-нибудь еще. Если она есть, то высота не страшна и с нервами справиться можно. А вот вытяжное кольцо я никогда опорой не считал.

Когда я заскользил вниз по склону, все быстрее и быстрее, то ко мне в голову вдруг пришла дурацкая мысль: «Как на парашюте. Высота подходящая, падение почти свободное, и случится то, чего я всегда боялся. Парашют не откроется».

Я уже подумал, как мы будем выглядеть с Эдиком через несколько секунд. Два обезображенных трупа у подножия скалы, связанные одной веревкой. А ночью к нам придут шакалы…

Резкая боль от почти мгновенной остановки падения привела меня в чувство. Страховочная веревка врезалась в плечи и грудь. Она еще немного спружинила, провисая под моим весом, а потом подбросила вверх, и я основательно проехался левой щекой по неровному граниту.

Поток щебня разодрал на мне штаны, слетел с уступа и приземлился у подножия скалы. Эхо пошло гулять по ущелью.

Подо мной оказалось метров двести пустоты. Неприятные иголочки вдруг кольнули ноги. Несмотря на ситуацию, я удивился. Эдик держал меня! Он не прозевал мое падение и все сделал правильно. Я инстинктивно, ища опоры, схватился за веревку, потом выругался и огляделся. Если немного раскачаться, то можно ухватиться вон за тот камень. А там уже склон. Пусть крутой, но не отвесный. Если Эдик поможет мне, я выберусь наверх.

– Эдик!

Крикнуть громко не получилось, из груди вырвалось какое-то сдавленное сипение, но я надеялся, что Эдик меня услышал.

– Еще немного! Я сейчас раскачаюсь и зацеплюсь!

Я выбросил ноги в сторону, как на качелях, и начал набирать амплитуду. Веревка слегка проседала после каждого качка, но я старался не обращать на это внимания. Все равно выбора у меня не было.

* * *

Эдик лежал за валуном и смотрел бездумными глазами прямо на щебенку, но не видел ее. Он прислушивался к себе. Его сердце колотилось так, что ему показалось, что дрожит сама скала. Он перевел дыхание, поморгал, сфокусировал зрение и слегка приподнял голову. Эдик лежал за камнем, а веревка, зажатая в его руках, натянутой струной впивалась в уступ и уходила вниз. Было тяжеловато ее держать, но вес Эдика, умноженный на сопротивление трения веревки, лежащей на камне под нагрузкой, позволял экономить силы и удерживать этого мужика.