Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Старички продолжали, перебивая друг друга, просвещать советского командира, попутно удивляясь, как он может этого не знать, а я решил — если получится вернуться, то обязательно узнать всю подоплёку начала этой войны. Обалдеть… В школе этого точно не проходили, да и позже я не знал, что Польша чуть не стала союзником Германии и только её понты поставили пшеков в такое незавидное положение. То, что Варшава урвала себе кусок Чехословакии, когда туда вошли немцы, тоже не знал. Причём не просто урвала, а её войска в союзе с немчурой вторглись в эту страну. То, что Франция посылала своих добровольцев в Финляндию для войны с Союзом — даже не догадывался. Всегда считал, что лягушатники пусть и слабые, но искренние союзники СССР. Ну там Нормандия-Неман, де Голль и прочие…

Хрен

нанась! Когда Франция уже объявила Германии войну, то одного французского комполка отдали под трибунал за то, что он посмел стрельнуть в сторону немцев. Блин, бред просто какой-то… понимаю, когда наших погранцов за ответную стрельбу мурыжили, но тогда никакой войны не было, и был приказ не поддаваться на провокации. А у французов ведь ВОЙНА была в полный рост! Зараза… не зря её «странной войной» назвали…

Я слушал старичков, открыв рот и херея с каждым сказанным словом. А когда узнал, что после того, как немцы вторглись в Советский Союз, тысячи французов ломанулись воевать добровольцами, то очень удивился, сказав, что никаких добровольцев у нас не видел. Игнат Киреевич, зло хохотнув, уточнил, что добровольцами они пошли в немецкую армию. Причём Гитлер их долго брать не хотел, а потом разрешил сформировать из лягушатников отдельное подразделение, так называемый Legion Tricolore. И пёрли в него подданные великой Франции со всех концов страны и даже из африканских колоний. Только бывших военных французской армии туда не взяли, на что последние дико оскорбились.

Вот те бабушка и Юрьев день… Правильно я думал — с такими союзниками никаких врагов не надо. Только думал это про америкосов с англичанами. Получается, галльские виногрызы не лучше…

А последней каплей стало то, что, оказывается, Молотов своим договором рассорил Германию и Японию! Вот почему джапаны в самый ответственный момент Гитлера не поддержали и не ударили по Дальнему Востоку, отмазываясь наличием там крупных советских сил. Они просто фрицам такого предательства не простили и после смены своего правительства, которая произошла из-за Молотовского пакта, переориентировались на войну с Америкой, предоставив немцам самим разбираться с русскими. Однако… Только сейчас стали понятны все брызги и слюни наших и импортных современных мне демократов, изгаляющихся над этим договором. Он ведь все планы им сломал! А я всегда нутром чуял: всё, что хают эти мудаки, — хорошо для России. Выходит — интуиция не подвела.

Бывшие белогвардейцы грузили меня сенсационными знаниями до самого вечера и, только увидев, что слушатель начал клевать носом, наконец угомонились, и после ужина советский капитан был препровождён в мягкую люлю.

* * *

Утром меня разбудил шёпот, доносящийся из-за приоткрытой двери:

— Ну что, он проснулся?

— Вроде спит… Ой, нет — смотрит!

В комнату просунулась Петькина голова, и, не заходя внутрь, он поздоровался:

— Доброе утро, товарищ Илья Иванович!

Рядом с Петрухиной башкой нарисовалась ещё одна, на этот раз пацана постарше. Тот близоруко прищурил глаза и тоже поприветствовал меня ломающимся баском:

— Здравствуйте, товарищ красноармеец.

— Дурак, это не красноармеец, а офицер! Он капитан!

Обладатель баска смутился и попробовал исправиться:

— Доброе утро, товарищ красный капитан.

Мне стало смешно. Демонстративно оглядев руки, спросил:

— Ребята, я что-то не понял, неужели советский капитан похож на краснокожего индейца? А может, у меня лицо сильно красное? И хватит там в дверях топтаться. Заходите уж целиком, если всё равно разбудили.

Петькин дружок на вид был года на три его постарше и оказался двоюродным братом, носящим имя Леонид. Они со старшим сыном Кравцова вчера вернулись из Лиона, когда я уже спать ушёл. Узнав от Петра, что у них в доме находится настоящий советский командир, мальчишки часов с шести утра тёрлись под дверью, ожидая его пробуждения и мечтая узнать, сколько на моём счету убитых бошей, подбитых танков и сбитых самолётов. М-да… у нас такие вопросы военным задают детишки лет до десяти, а те, кто постарше, уже начинают хорошо

разбираться в особенностях и различиях воинских профессий, чтобы понимать разницу между противотанкистами, истребителями и пехотинцами. Но у этих импортных щеглов так горели глаза в ожидании рассказа, что я, рассмеявшись, выдал тут же выдуманную историю про героические подвиги, где присутствовали и танки и самолёты и даже корабли. Пацаны восторженно ахали, но минут через пятнадцать появился Аристарх Викторович и, выгнав всех, пригласил выходить к завтраку.

За утренним жором познакомился с его старшим сыном Михаилом. Мишка — высокий кряжистый парень лет двадцати семи, крепко пожал руку и сразу предложил задействовать свои связи для доставки меня до Марселя. Разумеется, после полного выздоровления советского капитана. Воспользовавшись тем, что все немного отвлеклись, шепнул на ухо:

— Документами обеспечу и с кораблём, я думаю, проблем не будет. Только отцу про это не говори, а то он волноваться начнёт.

Ух ты, какой шустрый малый! Везде у него завязки есть. Я удивлённо поглядел на Мишку, но он в ответ только ухмыльнулся и, подмигнув, начал активно работать ложкой. После завтрака генерал хотел было опять уволочь меня в свой кабинет, но его старший сын пресёк эти поползновения:

— Папа, вы наговориться ещё успеете, но ведь Илье надо одежду подобрать. А то он в моём пиджаке как в пальто смотрится. Мы съездим к мадам Ланжо и там его приоденем.

Аристарх Викторович, выслушав это предложение, возмущённо вскинулся:

— Михаил, ты думай, о чём говоришь! Какая мадам Ланжо?! Мы что, нищие, нашего гостя одевать чуть ли не у старьёвщицы? Поедете к Пьеру. Он шьёт быстро, и дня через три у Ильи Ивановича будет нормальный гардероб.

— Хорошо, папа, ты только не волнуйся. Хочешь, чтобы мы шли к Пьеру, значит, пойдём к нему.

Пока грузились в машину, спросил у Мишки:

— Слушай, я ведь по-французски ни бум-бум. И аусвайса тоже нет. Если немцы тормознут, что делать будем?

— Это не проблема. Немцев в нашем захолустье просто нет, а местных полицейских я хорошо знаю, поэтому вопросов никаких не будет. Но на всякий случай — ты мой приятель из Дьеппа. Вы там живёте замкнутой русской общиной, и поэтому с языком ты не в ладах. А кстати, ты кроме русского ещё какой-нибудь знаешь?

— Немецкий, английский и польский.

— Тогда не из Дьеппа, а с Корли. Это маленький городок на границе с Германией. Поэтому по-немецки и шпрехаешь. Но вопросов, я думаю, всё равно никаких не возникнет. И ещё… Мне кажется, что новенькая с иголки одежда в твоём положении будет несколько демаскирующим фактором…

Опаньки… А я ведь только-только рот открыл, чтобы это же ему сказать. Какой предусмотрительный молодой человек. Терзают меня смутные сомнения, что он не только младший партнёр в фирме своего папаши, но ещё и личные дела вовсю крутит, о которых Кравцов-старший понятия не имеет. Поэтому, согласившись отставить Пьера и ехать сразу к мадам Ланжо, спросил у своего спутника, откуда у него такие познания в конспирации. Мишка долго выделываться не стал. Коротко глянув в мою сторону, он просто ответил:

— Я ненавижу бошей. И пусть меня ещё младенцем вывезли из России, но я патриот своей страны.

— Франции?

— Нет, России.

И неотрывно глядя на дорогу, словно говоря сам с собой, продолжил:

— Отец сейчас живёт в своём мирке и слава богу. Благодаря тому, что у нашей семьи были неплохие накопления, мы в эмиграции смогли нормально устроиться. Но я видел, как эти лягушатники относились к другим русским. Хуже, чем к выходцам из колоний. Ты не представляешь, сколько раз в детстве мне драться приходилось, чтобы выбить из дворовых мальчишек чванство и пренебрежение по отношению ко мне. Мы ведь раньше в Орлеане жили, и только десять лет назад перебрались сюда. Да и переехали лишь из-за того, что у отца сердечный приступ случился, когда он увидел, что его бывшего командира полка, который таксистом работать устроился, хлещет по щекам какая-то французская мразь. А тот, боясь потерять работу, даже не защищался… У Игната Киреевича дочь тогда тяжело болела, и деньги нужны были как воздух.

Поделиться с друзьями: