Все зависит от тебя

— Ты объясняешь это мне? — спросил Маран с иронией. — Дверь! — добавил он, Дан повернул голову и увидел вошедшего Поэта.

Тот послушно закрыл неплотно притворенную створку, прошел к дивану и сел. Маран продолжал стоять, глядя на Дана в упор. Потом негромко сказал:

— Я немало размышлял над своим отношением к Наи. Или, если хочешь, над нашим с ней отношением друг к другу, ее ведь зеркальное отражение моего. Но я буду говорить о себе. Да, она та женщина, которая подходит мне по всем статьям. По всем. Без исключения. Но это не объясняет той силы, с которой меня влечет к ней. Это нечто иррациональное.

— Любовь всегда иррациональна, — заметил Поэт.

— В такой мере? Разве от любви теряют контроль? Мы с тобой на одной ступени, знаем и умеем одно и то же, на всех уроках старого Титы были вдвоем. Разве он когда-нибудь говорил, что любовь может сбить контроль? Я этого не слышал. Напомни мне, если я забыл.

— Нет, — сказал Поэт. — Насчет контроля — нет.

— Нет. Это не укладывается ни в какие рамки. Это неодолимо. И неутолимо. Это уносит, и сопротивляться невозможно. Я пытался понять и как будто понял. Дело в разнице миров. Мы с ней сплошное открытие друг друга.

— Но не в постели же, — возразил Дан.

— Там тоже. Не меньше. Нет, больше. Ведь именно в этой сфере мы отличаемся особенно. Разные модели отношений, соответственно, другой менталитет, поведение. В ней гены тысяч поколений, которые совершенно иначе чувствовали и понимали все, что касается любви. Это содержится в подсознании, то и дело прорывается и зачаровывает… Дан, ты понимаешь, почему я говорю с тобой о столь интимных вещах? Будь осторожен! Тем более с Нилой. Это опасно вдвойне.

— Почему вдвойне?

— Да потому что она весьма обольстительная женщина. И знает толк в том, что ты называешь сексом. Я не раз думал в свое время, что когда она найдет мужчину по себе, он станет ее обожать. Однако, извини, этим мужчиной не можешь быть ты!

— Но я… У меня и в мыслях нет…

— В мыслях нет? Ты до сих пор не спросил меня о письме.

— Каком письме?

— Каком письме! Поэт, ты только посмотри на него! Разве могла Наи не привезти тебе письмо от Ники?

Дан почувствовал, что краснеет.

Маран удрученно покачал головой.

— Это хуже, чем я думал, — сказал он. — Дан, остановись, пока не поздно. Остановись, иначе… Иначе я тебя остановлю. Я отошлю тебя на Землю!

— Как это? — пробормотал Дан растерянно.

— Так. Ты забыл, что находишься в моем подчинении? Отошлю, и все.

Дан не выдержал.

— Да почему ты, в конце концов, вмешиваешься?! — возмутился он. — Это тебя не касается!

— Касается! Во всем ведь виноват я.

— При чем тут ты? Ну не послал бы ты ее за мной ухаживать, я встретил бы ее чуть позже здесь…

— Я не об этом, — сказал Маран мрачно.

— О чем же?

— Не вынуждай меня говорить о таких вещах, мне и без того неловко, я уже вывернулся перед тобой наизнанку!

— Но я, правда, не понимаю…

— Он действительно не понимает, Маран, — вступился за Дана Поэт. — Надо объяснить ему. — И, поскольку Маран не ответил, он повернулся к Дану.

— Видишь ли, Дан, — сказал он мягко, — ты забыл о специфике нашей второй культуры. Помнишь, я говорил, что женщина созревает в тени мужчины? И какова она, во многом зависит, так сказать, от того, кто отбрасывает эту тень…

Маран остановил его нетерпеливым жестом.

— Оставь, я сам скажу. Пойми, Дан, эта женщина — мое творение. Водоворот, который тебя затягивает, создал я. И я не могу стоять и смотреть, как ты тонешь… — Он подошел, присел на угол стола напротив Дана и заглянул ему в глаза. — Она тебе не пара, Дан, — сказал он тихо. — Не пара, понимаешь? Я не об интеллекте говорю и прочем подобном, а именно о том, что тебя к ней влечет.

— Откуда ты знаешь? — спросил Дан.

— Великий Создатель! Я знаю о ней все. Я могу описать тебе каждое ее движение. Она хороша. Для большинства мужчин она мечта. Но не для тебя. Ты способен на большее.

— Ну да! Меня еле хватает на то, чтобы…

— Это сейчас. Пока. Но ты отнюдь еще не дошел до своего предела. А она дошла. Ты обгонишь ее. Поверь мне. Я знаю, что говорю. Поверь и прекрати эти отношения, пока не очень завяз. Пока твое влечение к ней не поднялось из второй сферы вверх и не захватило душу. Ты ведь вырос с иным пониманием этой стороны жизни и не умеешь сопротивляться. Пойми, если ты завязнешь, а потом осознаешь… а это случится неизбежно, если ты продолжишь заниматься кевзе… осознаешь, что она не твоя женщина, это будет самая настоящая трагедия. Прекрати. Так будет лучше и для нее. Прекратишь?

Дан упрямо молчал. Маран, который прекрасно распознавал моменты, когда он вроде бы не возражал, но упирался намертво, вздохнул, встал и отошел. Сел за свой стол, взял пачку бумаг, стал рассеянно перебирать, но через минуту снова бросил их на стол.

— Ну что ты прикажешь делать с таким упрямцем? — с досадой спросил он Поэта.

Поэт в задумчивости крутил в пальцах карандаш, который машинально взял со столика перед диваном.

— Видишь ли, Дан… — сказал он не очень решительно, потом повернулся к Марану. — Только ты не вмешивайся, ладно?

Тот хмуро кивнул.

— Тебе будет не слишком приятно это слышать, — предупредил Поэт Дана. Он положил карандаш, откинулся на спинку дивана и вперил в Дана испытующий взгляд. — Итак. В последнее время я, как тебе известно, часто тут бывал и имел возможность наблюдать… А я довольно наблюдателен для человека моих занятий.

— Знаю, — буркнул Дан.

— Знаешь. Это облегчает дело. Значит, ты мне поверишь. Так вот, ты полагаешь, что нравишься Ниле. Впрочем, ты ей нравишься, отрицать не буду. Но главное, что ею движет, не это.

— А что? — спросил Дан, уже догадываясь.

— Разве ты не знаешь женщин? Подобным образом они частенько пытаются кому-то что-то доказать. Что, в общем-то, абсурдно. Нелогично. Но для женщины логика — понятие пустое. Ты понял, или мне продолжать?

— Продолжай, — сказал Дан упрямо.

Поэт вздохнул.

— Ты хочешь, чтобы я назвал действующие лица по именам? Изволь. Нила спит с тобой, конечно, и потому, что это доставляет ей удовольствие, но главным образом ради того, чтобы доставить неудовольствие Марану. То есть она воображает, что этим может доставить ему неудовольствие.