Все зависит от тебя

— Пусть семь. Все равно. Самым впечатляющим было то, как они… даже не знаю, как это сформулировать… сочетались, перекрещивались, переплетались… ну вы понимаете, что я имею в виду. Все при деле, никого вне игры. Ни в одной земной порнушке я ничего похожего не видел. И что еще интересно, ведь кровать на картине была точно таких же размеров, как эта здесь. Наверно, предназначена специально для подобных упражнений. Своего рода подиум.

— Может быть, — улыбнулся Дан. — А кто, кстати, будет на этом подиуме спать?

— Не я, — сказал Маран. И добавил: — А ведь самих кроватей мы на Палевой не видели.

— Не застали, — вздохнул Патрик. — Увы! Эта дурацкая эмпатия убила тысячелетнюю культуру секса… Кстати, Маран, будь человеком, объясни мне происхождение своего откровения.

— Какого еще откровения? — удивился Маран.

— Вот этого. — Патрик извлек из кармана давешний листок и прочел: — «Раса, населяющая планету, та же, что на Палевой. Точнее, палевиане принадлежат к расе, населяющей планету, у которой мы находимся». Я это сохраню. Для музея, — сказал он серьезно, складывая листок и убирая обратно в карман. — Я так понял, что… Ни черта не понял! Объясни. И насчет океанов тоже.

— Это не так просто, — ответил Маран после небольшой паузы. — Насчет океанов, правда, проще. Я еще на Палевой… кстати, и Дан, как позже выяснилось… задумался над тем, почему ее жители вместо того, чтобы купаться в море, воздвигли между ним и городом чуть ли не стену, не имеют водопровода, вообще не используют воду для мытья, заменяя ее совершенно не дающими ощущения свежести излучениями, пьют какую-то дистиллированную гадость заводского производства, хотя вокруг полно чистейшей воды…

— А ты не помнишь наше предположение, базировавшееся на том коричнево-буром пейзаже? — спросил Патрик. — Сильное загрязнение вод когда-то очень давно, из-за чего они перестали пользоваться естественными источниками и со временем утратили тягу к воде.

— Да, такой вариант тоже мог иметь место. Но были и другие факты. Плодородная земля, которую никто не обрабатывал…

— Мы же нашли пару заброшенных плантаций.

— Именно что пару. Следы неудавшихся попыток то ли вернуться к природе, то ли… познакомиться с ней. Но и без всяких плантаций вокруг росли фруктовые деревья, с которых никто не срывал ни одного плода. Плоды созревали, падали и гнили под деревьями. Хотя были не только безвредны, но и довольно приятного, пусть и немного оригинального вкуса.

— Может, не для палевиан.

— Вот! Ты сам подошел к выводу. Почему плоды родной планеты, не содержавшие никаких ядовитых веществ, должны были быть несъедобны для них? Зачем отказываться от земледелия там, где мало ртов, и полно плодородной почвы? Ведь, судя по городам, палевиан никогда не было слишком много. Далее. Эта пресловутая единая цивилизация… У нас на Торене она тоже, в принципе, едина, но разве наши города одинаковы? Словом, мы с Даном, порознь, но оба пришли к одному выводу.

— Что палевиане — пришельцы?

— Да. И явившиеся на Палевую не так давно, по историческим критериям, конечно. Далее следовало допущение, что они с планеты, где мало воды, плохие почвы и тому подобное.

— Это я все понимаю. Но почему ты решил, что палевиане именно отсюда? Догадываюсь, когда ты увидел, что твое допущение насчет океанов оказалось верным, ты счел это доказательством. Но допущение-то ты сделал еще в относительно дальнем космосе!

— Вот это мне и трудно объяснить, Патрик.

— Опять интуиция?

— Частично. Но не только она. Был ряд совпадений. Палевиане знали Эдуру, так? Или, по крайней мере, об Эдуре. Эдуриты имели координаты той планеты, на которой мы находимся, но…

— Но не Палевой.

— Но не Палевой, верно. Возможно, потому что Палевая была колонизирована позже, чем составлялся атлас. То есть палевиане могли побывать на Эдуре — если вообще были — только после того, как первая ее цивилизация погибла. Но они знают ее историю. Неизвестную самим теперешним эдуритам. Откуда? Они могли б ее, так сказать, увидеть, если б попали на Эдуру именно в тот исторический миг, когда все гибло в огне войны, но это было б совсем уж удивительным совпадением, да и не существовало еще палевианской колонии восемь тысяч лет назад, я, по крайней мере, так считаю. За восемь тысяч лет все-таки возникло бы некое, хотя бы архитектурное, разнообразие. Так откуда же? Конечно, нельзя исключить, что существовала еще одна раса, частью которой они были, а с этой, извлеченной нами, если можно так выразиться, из эдурского атласа, только общались. Но я склоняюсь к мысли, что вряд ли в нашем тесном уголке Галактики возникло большое число разумных рас. Они все-таки редкость. Я сосчитал планеты в регистре Разведки. Уже обследованные. Их более четырехсот. И всего три разумные расы. Словом…

— Понятно, — сказал Патрик. — Бритва Оккама. Спасибо за разъяснение. Эй ты, ленивица, — добавил он, обращаясь к тележке. — Пошевеливайся.

Дан вышел вслед за ним на порог и потрясенно ахнул. Солнце давно село, но ночь на смену сумеркам не спешила, равнину вокруг заливал серебристый свет, три луны и в самом деле одновременно висели в темном небе, образуя почти равносторонний треугольник.

— Вот вам и разгадка еще одной загадки, — сказал Маран за его спиной.

— Какой загадки? — спросил Дан, но Патрик перебил его:

— Конечно! Ведь этим лунам тысячи лет. Привычка к постоянному освещению, наверно, уже закрепилась генетически.

— Вы имеете в виду?.. Так вот почему палевиане боятся темноты! — подхватил и Дан. — Но это же еще одно доказательство их здешнего происхождения. Я как-то не подумал. А ты? — спросил он Марана. — Небось сразу свел одно с другим? Признавайся!

Маран только улыбнулся.

— Еще в космосе, — сказал он.

Подземелье было залито мертвенно-белым светом. Дан запрокинул голову, но обнаружить его источник не смог, чуть вогнутая плоскость свода находилась далеко, а свет был слишком ярок, слепил. Под ногами лежала тугая мелкоребристая пластиковая полоса, когда-то она наверняка двигалась, как и плотно прилегавшая к ней соседняя и целый ряд других. Скорость этого движения, была, разумеется, разной, от черепашьей до автомобильной, и увеличивалась от периферии к центру. Городской транспорт. На Земле такой только недавно появился в крупных городах, заменив традиционное метро и пока лишь дополняя наземный и воздушный, здесь же, видимо, существовал со времен более чем давних, как иначе объяснить полное отсутствие улиц. Подземные туннели пронизывали все пространство под городом, а некоторые уходили за его пределы, соединяя и относительно близкие поселения, во всяком случае, посланный для проверки зонд вышел наружу на площади маленького города в двухстах километрах от этого. Ширина туннеля была солидной, уходившие вдаль сплошные светло-серые стены разделяло не менее ста метров.

— Дан, двигайся, — позвал негромко Маран, он стоял перед широким проемом в стене, шагах в пятидесяти. Дан догнал его уже внутри.

Сплетение бесчисленного множества труб, большей частью совершенно прозрачных, большие и малые баки, выглядывающие из их путаного клубка, как мухи из паутины, два огромных котла, конвейерные линии, еще какие-то механизмы, вдоль стены стеллажи, заставленные пустыми пластиковыми ящиками… Очередной завод, производивший, наверно, пищу или напитки, если судить по ящикам, куда, видимо, упаковывали продукцию, по их днищам с круглыми ячейками, в какие обычно удобно ставить банки… Хотя, по идее, в подобную тару можно паковать и любую химию, чистящее средство, например, или удобрения… правда, удобрения в мире, не имеющем сельского хозяйства, без надобности… В общем, делать выводы насчет продукции не стоило, ясно было лишь одно: завод, как и прочие, стоял. Когда его остановили, сказать не мог бы никто, но делалось это не в спешке, трубы были пусты и чисты, вокруг не валялось ни мусора, ни инструментов, ни каких-либо деталей. Словом, никаких признаков аварии или просто наплевательского отношения. Ничего похожего на «после нас хоть потоп». Вообще жители этой планеты варварами не были. Они не стали, уходя, хлопать дверью, а аккуратно закрыли ее за собой. И не только фигурально выражаясь, но и в прямом смысле слова. Закрыли, а не заперли. Все двери в подземельях, как и обнаружившиеся после не очень долгих поисков разбросанные по всему городу серые пластиковые крышки, прикрывавшие входы в эти самые подземелья, с готовностью отползали в сторону при первых звуках человеческой речи независимо от языка или тембра голоса. Казалось, горожане ушли на время и скоро вернутся. А может, так и есть? Однажды утром они шумной толпой или, наоборот, поодиночке, тихо, сдержанно, интеллигентно, выйдут на площади своих городов… для чего-то им нужны были эти площади, наверно, они собирались на них, как древние греки на своих агорах… выйдут, встретятся друг с другом и начнут жить, как прежде… Увы, друг Даниель, опять ты поддаешься своему неистребимому природному оптимизму! Дан покосился на мрачное лицо Марана. Всю последнюю неделю, которую они провели в городе, тот был хмур и неразговорчив. Не он один, впрочем. Настроение у разведчиков вообще было пониженное. Дан отлично понимал, что гнетет его товарищей, собственно, ему и самому было невесело. Они все думали об одном. Почему погибла цивилизация планеты? Хотелось докопаться до причин, чтобы самим избежать подобной участи… А может, ее избегнуть нельзя? Может, обществам так же, как и индивидуумам, отмерен тот или иной срок, и бессмертия не существует ни для людей, ни для народов, ни для целых разумных рас? Он уже не в первый раз за эти дни вспомнил лахинов, доискивавшихся причин гибели Атанаты в тайной надежде опровергнуть утверждение, что существованию каждого государства положен предел… в девять сутов, кажется? Семьсот двадцать девять лет то есть. Периценских лет. Теперь перед лахинской проблемой стояли они сами. А может, им не дано понять того, что здесь произошло, как лахины были не в состоянии постигнуть тайну падения Атанаты? И что же? Они не поймут, не поймет и все человечество и будет жить дальше с подавленностью обреченного?.. Странное все-таки существо человек! Ну не смешно ли? Тревожиться из-за того, что случится через десять тысяч, двадцать тысяч лет! Это ведь срок просто невообразимый, к тому времени ни о ком из них не останется памяти, что б они не совершили, будет забыто, все, что они любили, ради чего жили, обратится в прах, и прах развеется по ветру… И тем не менее, ему не хотелось, чтобы род человеческий перестал быть, чтобы какие-то неведомые существа вот так же ходили по Земле, ее пустым дорогам и необитаемым городам…