Все женщины – химеры

– Это только мне не хочется попадать в руки палачей Антриаса?

Фицрой посерьезнел, помог Рундельштотту сесть на коня, поспешно вскочил на своего и взял в руки повод.

– Ну, чего стоим?

Через несколько часов скачки то галопом, то рысью в лесу ощутимо стемнело, хотя до ночи еще далековато. Я с тоской думал, что ночь ни при чем, это солнца дурь творят в небе, как народ только и привык, тут астрономы с ума бы посходили.

Хотя, мелькнула здравая мысль, в сумасшедшем мире и астрономы должны быть сумасшедшие. Только простолюдины всегда сохраняют здравомыслие, они и есть опора любого режима, власти и вообще становой хребет человечества.

Несколько часов двигались темными тропами, а потом в самом деле настала ночь, сперва светлая, потом надвинулись тучи, под конскими копытами то можно рассмотреть каждую травинку, то снова хоть глаза выколи…

Я воровато взглянул наверх, меня не снабдили картами, когда прятаться от зеленой луны, а сам никак не привыкну к этой страшной красоте, какой-то из меня эстет пугливый, вон даже Рундельштотт не обращает внимания, настоящий ученый, что роет от забора и до обеда строго в одном направлении.

Фицрой покосился на меня в некотором ожидании.

– Чего-то ждешь?

Я буркнул:

– Да все не могу привыкнуть. Почему у луны так меняется цвет?

– Всегда так было, – ответил он. – Ты чего?

– Да это ясно, – ответил я, – что всегда, хотя на самом деле не всегда, но в данном случае не важно. Но… почему? При наложении света двух лун должен быть совсем другой оттенок!..

Он пожал плечами.

– А нам не все равно? Может быть, есть и четверная луна. Невидимая!.. Вот и путает тебе все карты, мудрец ты наш.

Я задумался.

– А что… вполне возможно…

Он изумился.

– Ты чего? Это я так брякнул! Не всерьез.

– Устами младенца Фицроя, – пробормотал я, – может глаголить седобородая истина. Луна, невидимая для человеческих глаз, а видимая, скажем, муравьям, жукам и бабочкам, что различают инфракрасный и ультрафиолетовый цвета… Вот так и луна может в ультрафиолете… гм…

– Ничего не понял, – заверил он, – но, по твоим словам, нам эту ночь в лесу не пережить?

– Переживем, – заверил я, но сам не чувствовал в своем голосе уверенности. – Что, опять могильник увидел?

– Нет, – крикнул он, – но вот там замок… Не слишком уж, но одну ночь продержимся.

– Замок нам не захватить…

– А мы зайчиками!

Я привстал в стременах, выискивая взглядом замок. Скал и невысоких гор в этой части королевства намного больше, чем в равнинных Нижних Долинах, потому подсознательно ждал, что замок окажется расположенным на скале, на которую дорога ведет только с одной стороны, это напрашивается само собой, и когда лес отодвинулся и начала открываться широкая долина, я сказал себе молча, что уже разбираюсь в местных делах.

Замок красиво и гордо высится на пологой скале как ее продолжение. Выстроен из этого же камня, явно, что вершинку снесли, придав ей упорядоченную форму небольшой и компактной крепости. Она и смотрится как естественное продолжение скалы.

Такую крепость можно было даже не ограждать стеной, но когда камня в избытке, то ее все-таки воздвигли, хотя только с одной стороны, а с трех других стены замка нависают над бездной. И до этой бездны падать и падать…

– Попробуем, – ответил я с неуверенностью, – лишь бы там не оказалось еще страшнее, чем в лесу.

Он изумился:

– Что тебя в замках может пугнуть? Привидения? Так они обычно безобидные.

– Обычно?

– Ну да, кровожадные как-то не задерживаются надолго…

– Как жалко, – буркнул я.

– Я знал, – ответил он с сочувствием, – что ты огорчишься.

Дорога пошла вверх все круче и круче. Фицрой, подавая пример, соскочил на землю и, ухватив усталого коня за повод, потащил за собой.

Справа и слева массивные глыбы, некоторые наверняка были на этом месте, что сейчас служит дорогой.

– Только бы пустили, – сказал я, – а то зря карабкаемся…

Фицрой оглянулся в изумлении.

– Как это? Почему не пустят?

– Мы чужаки, – напомнил я. – А за нами по пятам отряды королевской гвардии.

Он покачал головой, глаза стали еще шире.

– Юджин, ты… откуда? А как же долг оказывать помощь?.. Хозяин замка не может нам отказать. Это недостойно!

– Ладно, – сказал я нервно, – все-таки я уверен, что попрет в шею. Даже ворота не откроет.

Он сказал обиженно:

– Ну и шуточки у тебя!

Дорога становилась все круче. Задирая голову, словно смотрю на небо, я рассмотрел на верху стен с внешней стороны огромные толстые бревна, с аккуратно срубленными сучьями и даже ошкуренные. Держатся на веревках, которые в любой момент можно перерубить мечом, и тогда такое бревно, катясь по крутому склону, сметет, как веник тараканов, целое войско, даже закованное в железо.

На воротах поднялись две головы, одна спросила хмуро:

– Кто такие?

Я не успел открыть рот, как Фицрой выпалил:

– Право убежища!..

Со стены посмотрели внимательно, один повернулся и что-то рыкнул вниз. В воротах лязгнуло, створки заскрипели, одна приоткрылась ровно настолько, чтобы мы могли проехать по одному.

Фицрой кивнул мне, а я из вежливости пропустил вперед Рундельштотта, тот от усталости уже раскачивается в седле.

На той стороне ворот мы помогли чародею покинуть седло, Фицрой взглядом велел мне задержаться среди сгрудившихся вокруг нас стражников, сам выпрямился и смотрел в сторону донжона.

Через несколько минут оттуда вышли трое: массивный лорд, в котором всякий узнает хозяина замка, как по богатой одежде с золотыми цепями на груди, так и по манерам. И, конечно, хозяина играет свита, оба его спутника демонстрируют предельное уважение и почтительность.

Он шел к нам, цепко всматриваясь в наши лица, блестящие в лунном свете от пота, уже очень немолодой, короткая бородка совершенно седая, как и волосы на голове, только брови еще черные, глаза живые и внимательные, лицо грубовато-мужественное, от таких людей немыслимо ждать удара в спину или двуличных хитростей.