Всегда на страже (сборник)

–  Идите, раздавайте паспорта пассажирам, а после приходите в дежурную комнату КПП.

В досмотровом зале таможенник осторожно вскрыл внутри чемодана одну боковинку и оттуда извлек массу маленьких беленьких целлофановых пакетиков.

–  Похоже, товарищи, что это наркотики.- И он принялся за другую боковинку - там то же самое. Так было и в остальных.

–  Что это такое?
– держа пакетик, спросил капитан.

–  Мы не понимайт,- развел руками Хием.- Мы дат-ча-нин,- вычитал он из разговорника.

–  А датчанин ли вы, господин Хием?
– оборвал его Яскевич, увидев, что разговорник немецко-русский.

Хием насупился и, подумав, ответил:

–  Да, я эст датчанин, господин капитан.

Как хотелось капитану Яскевичу бросить в лицо этому отвратительному субъекту: «Нет. По этому грузу, да по вашему разговорнику вы, господин Хием, на датчанина не похожи. Бот в соседнем вагоне едут туристы из Копенгагена, да и в нашем вагоне - ученые, так это датчане! Хорошие, приветливые люди, без подобной пакости».

Глава шестая

Составив акт на все, что было найдено у так называемого датчанина, и сдав его майору госбезопасности, капитан Яскевич с сержантом Куреней поднялся в дежурное помещение КПП и там, в одной из свободных комнат, один на один, не стесняясь в выражениях, по-отечески отчитал его. В заключение сказал:

–  За невыдержанность и грубость, проявленные при исполнении служебных обязанностей к пассажиру, отстраняю вас от дежурства и приказываю немедленно отправиться в роту. Командиру роты я сообщу. Идите!

Но Куреня стоял, как пригвожденный к полу, и смотрел на капитана.

–  Что вам непонятно?

–  Мне, товарищ капитан, все понятно,- дрогнувшим голосом ответил Куреня.- Но одно непонятно. Ведь я же сорвался, защищая свою честь, честь советского пограничника, честь Родины.

–  Я так и понимаю,- видя волнение Алеся, более мягко проговорил Яскевич.- Но при таком вашем состоянии вы сегодня службу досмотра и контроля нести не можете. Ступайте!

И пошел Алесь, но не к автобусу и даже не стал ожидать попутного поезда к границе, а, удрученный горем, пошагал напрямик пешком.

Уже вечерело, когда Куреня подходил к своей казарме. Багровое солнце, предвещая грозу, садилось за темный горизонт, а Буг дышал не прохладой, а духотой. С лица Алеся катился пот и не столь от духоты, как от переживания: он очень боялся, что командование вызовет и скажет: «С вашим характером, сержант Куреня, служить на КПП нельзя. Так поступать, как поступили вы, законом запрещено! Ясно?» «Все ясно,- с большой душевной болью вздохнул Алесь.- Только обидно…»

–  Чего это, сержант, вы раньше времени вернулись? Не заболели, часом?
– поинтересовался дежурный по контрольному посту.

–  Заболел, товарищ прапорщик.- У Алеся не повернулся язык сказать правду.

И если ничего не ведал этот дежурный, то дежурный по роте Миша Савченко знал. Это заметил Алесь по его странному взгляду.

Савченко искренне переживал за Алеся, встретил его в коридоре и утянул прямо в Ленинскую комнату:

–  Как же это там, Алесь, ты сорвался?
– голосом, полным сожаления, спросил его Савченко.

–  Ты бы тоже сорвался.

Михаил дружески ответил:

–  Нет, не сорвался бы.

–  Не сорвался бы!
– повторил Куреня,- Брось, Миша. Кто-кто, а я хорошо помню, какой ты был, когда милая девушка, дочь отъезжающих в Израиль Гинзбургов,- ввернула тебе валюту, только чтобы ты вторично не вскрывал багаж, куда ее папаша, закрывая ящик, втихую сунул мешочек с золотом. На тебя было страшно смотреть. Ты тогда не только швырнуть, но убить бы мог.

–  Но, как видишь, не швырнул и не убил… А то, что вспыхнул, так это ничего. Хотя и вспыхивать, дорогой Алесь, нам тоже нельзя. И за ту вспышку я тогда себя очень корил.

–  И я себя тоже корю,- словно от боли, нахмурился Алесь.- Скажу тебе как другу, уж очень я полюбил нашу службу. Здесь всегда как на войне. Все время начеку, в боевой собранности, в действии. Лицом к лицу с врагом. Врагом коварным, но с доброй рожей гостя. И вот когда я раскрываю такого диверсанта, то чувствую, что совершил благое дело и ногой придавил ядовитую гадину.- Тут Алесь, закусив губу, замолк и сощуренным взором смотрел далеко-далеко.

–  Ты чего?
– спросил его Савченко.- Так хорошо говорил и вдруг замолчал. Алесь, да ты хоть меня слышишь?

Куреня с шумом выдохнул полной грудью!

–  Слышу. И вот на этом месте, когда гадюка пускает свой змеиный яд - яд подкупа, я еле-еле сдерживаюсь… И сегодня, как видишь, сорвался.- Алесь, закусив губу, отошел к окну и, чуточку передохнув, оттуда более тихо продолжал:

–  А теперь, Миша, боюсь, как бы начальство меня не махнуло совсем из погранвойск.

–  Что ты, пограничник, раньше времени с ума сходишь?
– Савченко по-дружески потряс его за плечи.- Не махнет. Только ты перед командиром роты не ерепенься. Сейчас он у себя. Иди помой физиономию, а то она у тебя, как спьяна, красная, и сейчас же к нему ступай.

–  Сержант Куреня, доложите обязанности и права контролера и старшего контролера КПП!
– комроты в упор смотрел на него. Этот взгляд не предвещал ничего хорошего.

Алесь подробно рассказал все, что по этому поводу предписывало наставление.

–  Вот видите, какая у контролера власть! Так что совеем не следует к нарушителям применять грубость, какую вы позволили себе при досмотре с датчанином. Спокойно бы положили порнографическую колоду карт на стол, вызвали бы старшего контролера, а дальше пошло бы все своим чередом. А так швырнули, и - чэпэ! В нашем деле, сержант, требуется выдержка и к тому же - большая! И это зарубите себе на носу.

–  Ясно, товарищ майор. Только прошу вас - не отчисляйте меня…

–  Не отчислять?
– еще строже насупился командир роты.- А как же иначе с вами поступить?
– встал он и заходил за столом.- В мае француженку толкнули, да так, что она аж рухнула на диван и чуть стенку не проломила…

От этих слов горькая обида охватила Алеся, и он вопреки субординации выкрикнул:

–  Не толкал я ее, товарищ майор, не толкал. Она сама, сама грохнулась. Вот честное комсомольское, я ее не трогал…