Всегда начеку
Шрифт:
Глубоко символично то, что в нашей стране боевые награды вручают за спасение человека. Ведь спасти человека, рискуя собой, способен только Человек с большой буквы — любящий людей и жизнь. Указом Президиума Верховного Совета СССР Калсын Мансуров награжден орденом Красной Звезды.
Вера Шапошникова
НА ПОСТУ
Мотоцикл, влетевший на площадь, сделал крутой вираж и замер у маленького дома, смутно белевшего в свете далекого фонаря.
Водитель приглушил мотор. Спутник его, сидевший в люльке, выбрался на землю, привычным жестом оправил китель и сказал водителю:
— Ты, Вань, давай в парк! А я подежурю
Мотоцикл закашлял, зарычал и ринулся в пролет засаженной тополями улицы. Свет фар выхватил из темноты белые, в два обхвата стволы, пробежал по ним, и снова улица погрузилась в прохладную, чистую дрему.
Человек, оставшийся на площади, — это был старший лейтенант милиции Николай Солодников — прислушался к звуку удаляющейся машины: вот она на улице Токтогула, вот свернула на Первомайскую. Звуки музыки заглушили мотор, — значит, Иван уже в парке. Остановился у танцплощадки. Какая, однако, в городе тишина!
Николай всем существом ощутил этот спустившийся с гор покой.
Горы вокруг. В них упираются улицы Пржевальска. Кончится длинный зеленый коридор — и сразу горы. Вблизи — суровые, в складках, а за ними сияют снежные шапки вершин.
Старший лейтенант отошел в тень домика, откуда хорошо была видна освещенная фонарями площадь. Глядя на серый асфальт, Николай задумался. Самая оживленная площадь города. Больше всего происшествий случается именно здесь. И в парке, на танцплощадке. Но там только вечерами, а здесь, на площади, круглые сутки.
У автобусной станции сонно застыли машины. Их много. Весь день идут из Фрунзе, Рыбачьего, Тюпа, Чолпон-Аты. Тут всегда людно. Торгует шашлычник. Ловко он выдумал с пылесосом. Включит в ларьке и дует в жаровню. За шашлыками толпа, конечно, и выпивка тут же. За угол завернут, оглянутся и прямо из горлышка на двоих... Потом скандалы: «Милиция!» И в ресторане пьют. И тоже: «Милиция!»
По воскресеньям едут экскурсии — тысячи людей. К памятнику Пржевальскому. И там немало происшествий. Конечно, другого рода. Кто потерял сумку, кто не попал в автобус. Жалобы... Слезы... И неизбежное: «Куда милиция смотрит!»
В город приходят туристы. Обветренные, заросшие бородами, они заполняют столовые, рестораны, рынки. На всякий случай заглянут в гостиницу. Мест там почти никогда не бывает. Туристы уходят за город, ночуют в палатках. Это люди покладистые, с ними легко. А вот с «жучками», которые спекулируют фруктами, а также дефицитными промтоварами, возни хватает. Немало их снимали с автобусов.
К осени в Пржевальск собирается молодежь. Пожалуй, ни в одном из киргизских городов нет такого количества молодежи. Педагогический институт, техникумы, училище, школы. Живут без родителей. Вольно. С ними забот хоть отбавляй. Нет, Пржевальск совсем не тихий город, хотя и стоит в стороне от дорог.
Из сумрака Караванной улицы, по которой когда-то уходили в Центральную Азию караваны верблюдов с товарами самаркандских купцов, на площадь вышла пара — парень и девушка. Они медленно добрели до скамейки у станции, посидели, пошли дальше. Потом с гомоном, с гиканьем вывалилась подгулявшая компания, пересекла площадь и растворилась в темном переулке.
Солодников снова ощутил знакомое чувство тревоги. Оно появилось давно и все время точит внутри. Откуда они берутся? Что им нужно? Сыты, одеты так, как мы и не смели мечтать. Доступно все: учись, работай, возделывай землю. А вот, поди же, куражатся, пьют, хулиганят. Друг перед другом, кто больше.
«Когда мы росли, такого не было. Вот хоть бы я, — вспоминал Николай, — работал в колхозе. Пахал, боронил. На лошадь взобраться не мог. За гриву схвачусь и по ноге, как по дереву, лезу. И целый день не сойду с седла. Отсюда и прозвище — «конский овод»».
Николай представил себя маленьким крепышом, прочно сидящим на спине у каурой лошади, представил
ровное, подкатившееся под самые горы поле. Вспомнил полынный ветер, и сладкие запахи земли, и нагромождения облаков, летящих куда-то за горы. Отец болел, и Николай принял ответ за семью. Трудно было, конечно. Не дай бог пережить такое ребятам. Но вот странно: тогда-то он и почувствовал себя человеком.Потом пошел в школу. Долго учиться не пришлось, болел отец. Николай стал работать. Затем его призвали на военную службу. Попал на Север, в войска МВД. Наблюдая в колониях молодежь, он почувствовал тревогу.
Кто-то говорил,что молодость — это главное человеческое богатство, ключ жизни. Опасный, однако, ключ — как повернуть. Сердце открыто всему. Как глубоко оно впитывает и прекрасное, и дурное. Что сумеешь увидеть, почувствовать, выучить — это потом на всю жизнь.
А хорошего в жизни неизмеримо больше. Хотя бы здесь, в Киргизии, — какая вокруг красота! Озеро. Горы. И город хорош — не улицы, а сплошные аллеи. По утрам, когда солнце встает из-за гор, по городу пролетает ветерок. Прохладный, легкий, как чей-то вздох. Потом скользят лучи. Солнце коснется сначала верхушек, потом опускается все ниже, ниже. И тополя уже золотятся, купаются в тонкой прозрачной дымке. Нет, Пржевальск хорош. Зеленый — не город, а парк. И все насадили люди. Это их труд. Они развели сады. В Пржевальске у всех сады. На улицах у арыков — мята. В палисадниках и на газонах, огороженных ровно подстриженными кустарниками, цветут мальвы — тонкие, как девушки в сарафанах.
В городе много старожилов — добропорядочных, старого воспитания горожан, которые раскланиваются учтиво и уважительно при встречах. Они уважают людей и их уважают. Когда умерла учительница Мария Ивановна Синусова, весь город вышел ее провожать: почти шесть десятков лет она учила, воспитывала пржевальских детей. Добру учила. Откуда же зло?
Николай вытер ладонью лоб. Он вдруг остро почувствовал, как соскучился по своим ребятам. Дети у тещи в Отрадном, неподалеку. Завтра они с женой поедут их навестить. Жена его оттуда же, из Отрадного. Явился жених на побывку, а укатил с молодой женой. На Север увез — несколько лет служил сверхсрочно. Потом потянуло домой. Приехал и сразу в милицию. Пошел сознательно. Понял: нужно с дурным бороться.
Сначала сам поступил, а там и братьев уговорил работать в милиции: родного — Владимира и двоюродного — Ивана.
Правда, были иногда сомнения. Может, уйти на завод работать? Здоровый, сильный, недавно закончил одиннадцать классов. Как-то в минуту усталости сказал начальнику пржевальской милиции подполковнику Корчубекову:
— Очень уж много преступников у нас развелось, товарищ подполковник. Раньше как будто этого не было...
— Было, и даже больше, — сказал Корчубеков. — Целые села конокрадствовали. В драках друг друга убивали. Даже по закону ненаказуемым было убийство мужем жены, детей родителями. Богач мог убить батрака. А уж избиения... В Тюпском районе богачи держали специальную шайку бандитов, которые грабили, совершали насилия. А басмачи?.. Вспомните, какое это было страшное насилие над людьми. Массовый бандитизм, зверства, убийства. А сейчас даже незначительное нарушение на виду, не то что прежде. Спросите любого работника, который вступил в милицию в первые годы Советской власти. Он вам расскажет, как трудно тогда приходилось работать. Сейчас другое дело.
Конечно, немало мы получили в наследство «добра», которое называем пережитками. Ну, а молодые дебоширы — наше нажитое. Недосмотрели чего-то, не учли, теперь и расплачиваемся.
Да, Корчубеков верно говорил.
Был у Николая в Отрадном друг, Ванюша Поцепунов, — паренек редкостной доброты и отзывчивости. Слова дурного от него не слыхали. Оба они с Николаем тридцать шестого года рождения. Вместе играли, бегали в школу. Работали в поле, в саду.
Потом у Ванюши мать умерла, и он переехал к тетке в Пржевальск. Тетка целый день на работе. Заботы, своя семья. До Вани не доходили руки.