Всегда солдат

–  Каков гусь?
– нарушая гнетущую тишину, обратился к нам Виктор.
– А еще командиром был… Даже не поинтересовался нами. Нет, ребята, не нравится мне все это. Надо сматываться, да побыстрее!

Посоветовавшись, мы решили все же заночевать в [67] селе. И, хотя настроение было вконец испорчено, медленно побрели к пруду.

Возвращались, когда уже совсем стемнело и по селу разбежались тусклые огоньки. От пустынной улицы веяло тишиной и печалью. Недалеко от дома нас встретила Таня.

–  А я за вами, хлопцы, - неуверенно, словно опасаясь чего-то, заговорила она.

– У Василя дружки из города. Он горилки привез и вас приглашает.

Виктор зло уставился на Таню. Но я опередил его:

–  Спасибо, Таня. Только нам нужно выспаться, чтобы пораньше уйти. Скажи брату, что мы уже спим.

Ночевать отправились на конюшню. Настоял Клементьев.

–  Когда мы купались, я заприметил одного мальчугана. Он пригонял на пруд лошадей, - объяснил нам Виктор.
– Так вот, мы обо всем договорились. Паренька зовут Семеном. Сейчас я его разыщу, он здесь, неподалеку.

Виктор вскоре вернулся. Из темноты за ним вынырнул шустрый хлопчик лет двенадцати, и мы двинулись в путь.

Мальчуган был догадлив. Он не задал ни одного вопроса. Лишь перед уходом, когда Клементьев попросил сказать Тане Стаценко, где мы ночуем, Семен лукаво спросил:

–  По секрету?

–  По секрету, - подтвердил Клементьев.

–  И чтоб Василь не знал?

–  Конечно.

–  Правильно, дядько, а то он у нас такой стал…

–  Какой такой?

–  Сами знаете, если на конюшню запросились.

Мы натаскали в свободные ясли сена и тотчас уснули.

Очнулся я оттого, что меня сильно трясли за плечо.

–  Да проснитесь же! Проснитесь!
– умолял женский голос.
– Это я, Таня. Тикать вам надо!

При слове «тикать» я моментально пришел в себя.

–  Будите хлопцев, - продолжала она.
– Василь со своими дружками шукает по селу. В Николаевке не осталось парней, так он надумал вас отправить на неметчину. [68]

Я растолкал товарищей. Спросонья они ничего не могли понять и только шумно дышали.

–  Скорее, хлопцы!
– взволнованно звенел девичий голос.
– Полицаи вас ищут!

Таня вывела нас на дорогу в километре от села.

–  Не поминайте лихом, - сказала она на прощание.
– Не обижайтесь на нас с мамой…

Горсть табаку

До рассвета мы шагали в сторону районного центра Казанка. Когда на фоне белесоватого неба показались контуры элеватора, свернули в поле. Здесь в скирдах лежал прошлогодний, уже почерневший хлеб. На них мы и заснули.

Отдохнув, обогнули Казанку, миновали еще село и вышли к небольшому, утопающему в зелени хутору. До прихода гитлеровцев хутор этот был одним из отделений совхоза имени Чапаева.

Вошли в первую хату.

Дверь отворила загорелая женщина средних лет.

–  Вы, хлопцы, пленными будете?
– сразу догадалась она.

–  Да, - подтвердил Вязанкин.

Хозяйка беспокойно оглянулась по сторонам.

–  Быстрее заходьте. У нас немецкая экономия, и где-то тут полицаи вертятся.

Не успели мы войти в горницу, дверь с треском распахнулась и в хату ввалились двое хлопцев лет по шестнадцати с повязками полицаев на рукавах.

–  Кто такие?
– выкрикнул более высокий, с медно-огненной шевелюрой, и потянул с плеча винтовку.
– Из плена тикаете, мать вашу… А ну, подымайтесь!

–  Куда мы их, Петро?
– спросил второй полицай.

–  Прямо в Казанку, - ответил рыжий и скомандовал: - Выходи!

Усевшись в двуколку, полицаи положили винтовки на колени и велели нам идти впереди лошади.

–  Плохо дело, братцы, - сказал Вязанкин, когда мы выбрались из хутора.
– Влипли, как молокососы.

–  Эй вы там; не разговаривать!
– раздался окрик. [69]

Минут десять шагали молча. Я шел и ломал голову, как выкрутиться из беды, но ничего не мог придумать. Впереди у дороги колыхалась под ветерком нескошенная пшеница. В хлеба броситься? Рискованно, но можно, авось пуля и минует. А дальше? Полицаи поднимут шум, предупредят других, устроят облаву. Нет, такой план не годился.

Захотелось курить. Сунул руку в карман брюк, пальцы нащупали только табачную пыль. Внезапная мысль обожгла мозг.

–  Поищите по карманам табачную пыль, - шепотом передал я Василию и Виктору.

–  Зачем?

–  Надо, - и пояснил: - Ты, Виктор, ближе к лошади. Сделаем остановку, как будто закуриваем. Когда морда коня окажется рядом, брось ему пыль в глаза.

Клементьев понимающе подмигнул.

Табачной пыли набрали целую горсть. Часть ее пустили на закрутку.

–  Вперед, не останавливаться!
– крикнул один из молодчиков.

–  Пан полицай, - заискивающе произнес Василий, - нам только закурить.

Бедарка медленно приближалась. Виктор, скосив глаза, следил за ней.

–  Давай, - шепнул я, - рядом уже.

Клементьев метнулся к коню и швырнул табачную пыль в его огромные агатовые глаза. Животное вскинуло морду, жалобно заржало и резко рванулось в сторону, угодив передними ногами в неглубокий кювет. Двуколка перевернулась, полицаи покатились по земле. Винтовки остались на дороге. Мы с Василием бросились к оружию, Виктор подскочил к полицаям.

–  А ну, снять ремни, живо!

Те молча повиновались. Виктор скрутил им на спине руки.

–  Что делать с сопляками?
– спросил Василий.

–  Расстрелять изменников, - просто ответил Клементьев.

Парни побледнели, потом повалились нам в ноги. Отправлять на тот свет этих мальчишек мы и не собирались, но, чтобы проучить их и нагнать больше страху, [70] разыграли сцену. Виктор настаивал на расстреле, Василий слабо противоречил, я помалкивал. Поняв, что от моего слова зависит приговор, полицаи все внимание обратили на меня.

–  Сжальтесь, дядько, - канючил Петро.
– Мы не по своей воле пошли в полицаи. И лошадь и двуколку берите, только отпустите нас.