Всегда твоя

– Нет.

– Брендон!

Я впился в ее губы поцелуем. Она пахла вином и яростью. К черту виски. Именно это коктейль ударил мне в голову и заставил потерять память. Терзая ее рот, я бормотал, как безумец:

– Ненавижу, когда тебя трогаю, даже смотрят… Убить готов. И ты… позволяешь.

– Я не позволяла, - оправдывалась она, всхлипывая, но не делая попытки уклониться от сладко-болезненных поцелуев.- Мы просто танцевали.

– Мне плевать.

– Ты не пошел со мной.

– Ты моя.

– Поэтому ты был, готов продать меня?

– Я разозлился.

Она больно укусила меня за губу.

– А теперь злюсь я.

– Злись, детка. Не сдерживайся.

Я отпустил ее руки, но она не стала лупить меня снова. Алекс встала на цыпочки, чтобы достать до моего рта, притянула мою голову, дергая за волосы, требуя еще поцелуев.

– Чтоб тебя, Брен, - ругалась она. – Почему как только я начинаю думать, что ты можешь быть нормальным, ты выкидываешь что-то в этом духе.

– Не знаю, Алекс. Я не знаю, - бормотал я, прижимаясь губами к ее щекам, векам, шее. – Я с ума по тебе схожу. Совершенно дурею. Я люблю тебя, детка.

Она ахнула и оцепенела.

– Что?

– Люблю тебя, Алекс. Неужели для тебя это новость?

Очевидно – да. Это было сенсацией, судя по недоумению, безмолвию и полной потери ориентации.

Воспользовавшись ее ступором, я подхватил Алексис на руки и понес в дом, забежал на второй этаж и поставил на ноги возле кровати в своей спальне.

Слезинка сорвалась с ресниц и прокатилась по ее щеке. Я поймал ее ртом, ощутив соль и горечь.

– Брендон, ты сказал… - пролепетала Алексис, глядя на меня огромными наивными глазами.

– Тшшш. – Я положил палец на ее губы.
– Иди ко мне, красивая девочка. Позволь любить тебя.

Глава 17. Рай и ад

Алексис

– Иди ко мне, красивая девочка. Позволь любить тебя.

Едва Брендон произнес эти слова, кажется, я умерла и попала в рай. Мой рай – номер в Вегасе, хмельная голова кругом от алкоголя и новых незнакомых чувств. Как ни пыталась я врать себе эти годы, что секс с Брендоном был ошибкой, но в душе все равно знала, что эта ночь волшебная, лучшее и прекрасное, что со мной произошло. Пускай она была отравлена потом, но сама по себе не могла обесцениться. Вино не становится плохим, если в него добавить яд. Оно все еще хранит купаж и аромат, хмель и терпкость, хоть и убивает того, кто пригубит.

Так и я, лелея глупые воспоминания, травила себя иногда, стараясь игнорировать боль и спазмы нервенной рвоты.

Но сегодня Брендон словно отделил мой яд от вина, позволяя испить чистого удовольствия без горечи страданий.

Едва он сказал, что любит, я уже не помнила ничего. Ни доминиканца с его отвратительным предложением, ни своей злости, ни всех гадостей, что мы говорили и делали друг другу эти годы. Я просто хотела Брендона Торна. Хотела отдаться, позволить ему. Снова. Опять. Целиком.

Он уложил меня на простыни и осыпал поцелуями, раздевая. Я раскинула руки, словно птица, которая парила. И ведь действительно чувствовала себя как будто в небесах, на невесомых облаках в объятиях сильных, горячих рук, обласканная влажными губами и нежным шепотом слов.

– Алексис, девочка моя. Любимая, - повторял Брендон снова и снова. – Моя. Моя хорошая.

– Твоя. Я твоя, Брен, - откликалась я ему, замечая, как он стискивает меня крепче, целует жарче.

Брен изучил губами все мое тело, но особенно долго задержался на груди. Он творил своим ртом что-то незаконное, заставляя скулить и корчиться, просить, сама не знаю о чем и ерзать под ним от нетерпения.

– Хочу тебя, - выдохнула я.

– О, боже, детка, - прохрипел Торн, – повтори это.

– Хочу тебя, Брен, - поспешила я исполнить его просьбу наслаждаясь тем, как он крепче сжал меня и толкнулся бедрами вперед.

Брендон выпустил изо рта хриплый, гортанный стон, и я, желая услышать этот звук опять, повторяла снова и снова:

– Хочу. Хочу тебя…

Сдирая с него одежду, я умудрялась стонать и целовать его руки, плечи, одновременно подставляя его рту и губам свою грудь.

Мне хотелось ощущать его всем телом, голой кожей, но, когда мы оба наконец избавились от одежды и прижались друг к другу, этого снова оказалось мало.

Последнее и самое сильное желание вскипело в крови. Соединиться. Слиться воедино. Прорасти друг в другу. Отдаться.

Этому нереально было противиться, глупо пытаться игнорировать, бороться, отказываться.

– Моя, - выдохнул Брен мне в губы, наконец давая то, что я так давно желала.

– Твоя, - откликнулась я, раскрываясь навстречу его натиску, принимая его любовь, которая сливалась с моей. – Всегда твоя.

Мы двигались синхронно, и я понимала, что он идеален для меня. Такой неистовый, дикий и одновременно нежный, заботливый. Мне хотелось быть для него лучшей тоже, и я старалась отвечать со всем пылом и страстью, что горели во мне благодаря Брендону.

Когда пожар грозил спалить меня до тла и разорвать финальным взрывом на множество мелких кусочков, я зажмурилась, прижалась к Брену, вцепилась в его плечи, вдавливая ногти в кожу, оставляя следы, простонала:

– Люблю тебя. Я люблю тебя, Брен.

И выгнулась, отпуская все свои страхи, сдержанность и забывая скромности.

Я не помнила толком, что было потом. Мое тело обмякло, а глаза закрывались. Брендон что-то шептал на ухо, укрывая простыней. Но меня больше слов волновали касания его губ и как он щекотно прикусил мочку. Я захихикала, прося пощады и сна.

Кажется, в нашу негу пытался порваться рингтон моего мобильного, но я только согласно промычала, когда Брен сказал, чтобы все шли к черту до утра. И выключил звук.

Я проснулась, когда солнце начало щекотать лицо, расцвечивая небо за окном пожаром финальных всполохов рассвета. Вино давало о себе знать, разбудив меня так рано. Голова не болела, но чуть мутило. Возможно от недосыпа. Брен обнимал меня всю ночь, и до сих пор его тяжелые, горячие руки держали крепко. Он словно заявлял на меня свои права, говорил так, что никуда теперь меня не отпустит. А я и не хотела обратного.

Невольно вспомнилось утро Вегаса, и сердце сдавило болью. Но ведь сегодня я не чужая невеста, не пьяная нимфетка, что висла на шее у скучающего бизнесмена, который завернул в город Порока. Сейчас мы открыты друг для друга. Минимальный дискомфорт лишь в том, что он мой босс, а я его подчиненная. Хотя при этом я и его партнер одновременно. Мы на равных.

Мысль о партнерстве и доле в проекте тут же обожгли меня неприятным предчувствием. Я вспомнила вчерашнее письмо от Генри. Он как-то уж слишком сильно настаивал на встрече, почти угрожал. Возможно мне показалось, и это лишь лаконичный деловой тон в переписке, но еще вчера мне было не по себе, а сегодня это ощущение вернулось.