Всего лишь папа
Шрифт:
— У тебя все в порядке? — спросила она, изучающе взглянув на меня.
— Да, а что?
— Ты какой-то слишком задумчивый, будто тебя попросили отреставрировать купол Брунеллески.
— Думаю, это было бы куда меньшей проблемой, — хмыкнул я.
— Чем что?
— Чем задачки, которые иной раз подкидывает жизнь, — отшутился я.
— У Иоланды все в порядке?
— У Иоланды? — Я напрягся. — Да, а почему ты спрашиваешь?
— Они ведь едва вернулись из свадебного путешествия, а ты вдруг такой взбудораженный. Вот я и подумала, может, что-то стряслось, хотя Дами выглядит вполне счастливым.
Какая
— Нет-нет, все в порядке, спасибо за заботу, — тепло улыбнулся я. — Просто работы много, проекты сложные, сроки поджимают, вот я и думаю, как выкрутиться.
Это было правдой. О Каролине я умолчал. Во-первых, вряд ли Эмме интересны мои бытовые неурядицы, во-вторых, я не был любителем обсуждать проблемы личной жизни.
— Если что — давай задания, я покручусь быстрее, — предложила Эмма.
Мы уже дошли до нашего просторного кабинета, когда в моем кармане зазвонил телефон.
— Синьор Ланфранкони? — послышалось в трубке.
— Да, это я, — ответил я, пытаясь понять, кто звонит. Голос принадлежал женщине и был мне незнаком, впрочем, как и номер.
— Вас беспокоит Аннамария Мантовани, директор лицея, в котором учатся ваши дети.
Сердце у меня моментально камнем повисло в груди.
— Да, я слушаю вас.
— Я хотела спросить, контролируете ли вы оценки вашего сына?
— Оценки? — недоуменно переспросил я. — Время от времени, разумеется…
— У вас ведь двойняшки, верно? Каролина ваша дочь? — уточнила директор.
Я совсем испугался. Они что, на пару что-то натворили?!
— Да-да, именно так.
— Однако, если ваша дочь не имеет никаких проблем с учебой, то оценки Элио все более низкие. Особенно меня беспокоят математика и латынь. Если по всем остальным предметам он балансирует между пятью и шестью баллами, то по математике и латыни его средняя оценка четыре балла. Вы понимаете, что это значит?
Да, я прекрасно понимал, что это значит: чтобы быть допущенным до сдачи экзаменов, нужно получить минимум шесть баллов по каждому предмету.
Только этого и не хватало!
— Вы меня слышите? — спросила директор.
— Да. Да-да. Разумеется, я понимаю, что это значит, — сказал я, глубоко вздохнув. — Просто я шокирован тем, что вы сообщили. Я не знал, что у моего сына проблемы с учебой.
— Понимаю. Дети об этом умалчивают, полагая, что проблема сама рассосется. Тем не менее, такое редко происходит без усилий. Ему нужно начать учиться. — Она говорила со мной серьезно, но без негатива, и это меня немного успокоило. — Может, ему нужно всего лишь помочь расставить приоритеты? Насколько мне известно, он серьезно занимается теннисом?
— Да. Профессионально, — подтвердил я, меряя шагами рабочий кабинет.
— Я понимаю, но без аттестата зрелости… — она замолчала, давая мне возможность самому представить плачевные последствия.
— Я отлично это осознаю, синьора Мантовани. Обещаю вам, что непременно поговорю с сыном.
— Прекрасно. Также вам стоит поговорить с синьорой Карафоли, профессорессой по латыни и итальянскому. Она ведет этот класс и настаивает
на встрече с вами.— Существуют какие-то другие проблемы? — насторожился я.
— Не знаю, синьор Ланфранкони. Я назначу вам встречу, там и проясните. Сегодня в два часа или завтра в три?
Porca miseria [5] , у меня проекты горят, и это время — самый разгар работы! А завтра в два мы будем на объекте.
Я взглянул на часы. Обе стрелки стояли на единичке.
— Хорошо, я сейчас подъеду, — пообещал я, стараясь исключить из своей интонации недовольство.
— Отлично! Спасибо вам за сотрудничество. Я передам профессорессе, чтобы она дождалась вас. Пожалуйста, подойдите к библиотеке.
5
Porca miseria (it.) — черт подери.
— Хорошо. Всего хорошего.
Я отключил телефон. В тот момент я остановился у окна и потерянным взглядом уставился на улицу.
Не позвонить ли Каролине и не спросить, что происходит? Почему она молчала о проблемах Элио? Ведь не могла не знать…
Легкое прикосновение к моему плечу заставило меня вздрогнуть и обернуться. Я напрочь забыл, где нахожусь и что нахожусь я там не один. На меня с беспокойством взирали зеленые глаза. Кстати, моя младшая архитектор имела необычный цвет глаз: бархатно-зеленый с золотыми прожилками. А еще волосы у нее были необычного цвета: каштаново-рыжие.
— Что случилось, Амато? У тебя такое лицо, будто купол Брунеллески обвалился.
— Сохрани Мадонна Флоренцию от такой участи! — ужаснулся я. Эмма вопросительно смотрела на меня, и я понял, что от ответа не уйти. Ну что ж, раз она так хочет послушать о бытовых проблемах… — Все куда прозаичнее. Мой сын перестал учиться.
— Совсем?
— Почти. Только что мне звонила директор лицея, чтобы сообщить эту «чудесную» новость. А еще она попросила прийти на встречу с профессорессой латыни и итальянского. С латынью у Элио совсем провал.
— Ох… — с сочувствием вздохнула Эмма. — Наверное, он чрезмерно ушел в теннис.
— Наверное…
— Ты не переживай! У меня такой же безответственный брат! — видимо, она хотела приободрить меня. — Только он футболист. В свое время родители поседели, пока он не получил аттестат зрелости.
— Все-таки получил?
— Да. И твой получит. Главное — распиши ему в ярких красках перспективу, какая ждет всех неучей.
— Главное — чтобы понял и внемлил… — скептически заметил я.
— Да, с этим у парней бывают проблемы. Но ты поставь ему ультиматум.
— Ему уже восемнадцать, он может и послать меня вместе с моим ультиматумом.
— Да, но ты содержишь его и оплачиваешь работу тренера, нет?
— В этом ты права, — согласился я, вздыхая с некоторым облегчением. — Прости, Эмма, но сегодня обед отменяется.
— Не страшно, беги! — лучезарно улыбнулась она и, приобняв, по-дружески чмокнула в щеку. — Если надо что-то сделать вместо тебя, говори.
— Ты работай над своей частью, а я задержусь вечером, если понадобится. Я в лицей и обратно. Надеюсь потратить на это только время обеда.