Всего одно злое дело
Шрифт:
Старший инспектор не знал, что Пьеро Фануччи был таким бойцом. Но после некоторых размышлений он признал, что в этом был свой смысл. Уродливый настолько, что не мог смириться с этим фактом, обладатель шестого пальца, пробивающийся из нищеты, безкультурия, посмешище для всех остальных… Кто бы мог сомневаться, что, поставленный перед выбором между жизнью жертвы или жизнью агрессора, Пьеро Фануччи сделает правильный выбор. Сальваторе даже зауважал его за это.
Но ему придется сделать что-то со своим внешним видом, иначе от него будут шарахаться женщины и дети. Кроме того, была еще небольшая проблема одежды – она была испачкана и порвана в некоторых местах. Поэтому, прежде чем идти куда-либо, Сальваторе должен привести себя в порядок. Это значило, что ему придется преодолеть три пролета лестницы в свою спальню.
Ему это
В ванной он нашел аспирин и принял сразу четыре таблетки, запив их большими глотками холодной водопроводной воды. Затем умыл лицо, сказав себе, что уже чувствует себя лучше, и спустился вниз. Его мать широко развела руки, давая понять этим жестом Понтия Пилата, что снимает с себя всякую ответственность за те глупости, которые готов совершить ее сын. Она скрылась на кухне и загремела там кастрюлями и сковородками. Сальваторе знал, что мать приготовит суп fаrro. Если она не смогла остановить его, то после его возвращения ничто не помешает ей его побаловать.
Прежде чем покинуть torre [333] , Сальваторе сделал несколько звонков, чтобы узнать последние новости о поисках источника E. coli, которая убила Анжелину Упман. Он узнал, что органы здравоохранения играют в игру осторожного выжидания. О причине смерти широко не сообщалось, так как заражение все еще было единичным. Были предприняты шаги по поиску источника на фаттории ди Санта Зита. Однако результаты всех тестов оказались отрицательными. Тогда медики двинулись дальше. Ему доложили, что были проверены все места, которые Анжелина посетила за несколько недель до ее смерти. Однако загадка единственного человека, зараженного бактерией, все еще не разрешилась. Это было чем-то неслыханным. Это вызвало вопросы к лаборатории Цинции Руокко и к той лаборатории, которая проводила тесты образцов, присланных Цинцией. Заговорили о возможном перекрестном заражении. Проверялось рабочее место самой Цинции. Откровенно говоря, ничто, связанное со смертью англичанки, не имело никакого смысла. Сальваторе обдумал всю полученную информацию и пришел к единственно возможному выводу. Смерть Анжелины от заражения бактерией не имела смысла для органов здравоохранения, потому что они смотрели на нее с неправильной точки зрения. Они все еще рассматривали ее как случайное заражение, тогда как она таковым не была.
333
Башня (итал.).
Когда дело касается убийства, начинают всегда с мотива. В этом же случае можно было начать и с поисков орудия убийства – кто имел к нему доступ. Но Сальваторе решил начать с мотива. Мотив был ярким, как маяк. Он указывал на Таймуллу Ажара. На вопрос, кому была выгодна внезапная смерть Анжелины Упман, ответ был только один – отцу ребенка. На вопрос, кто больше всех желал ее смерти, ответ был только один – отец ребенка. Ее смерть навсегда возвращала ему Хадию. Ее смерть, возможно, удовлетворяла его стремление к мести за все те испытания, через которые он прошел, потеряв дочь, не говоря уже об обиде, которую Анжелина нанесла ему, когда завела интригу с другим мужчиной, продолжая жить с ним. Никому другому ее смерть не была нужна, за исключением, может быть, кого-то третьего, о ком полиция еще не знала. Может быть, еще один мужчина? Брошенный любовник? Ревнивый друг? Сальваторе считал, что это возможно, но очень маловероятно. Очень часто причины, по которым совершаются преступления, лежат на самой поверхности.
Получить информацию о Таймулле Ажаре было совсем просто. Для этого нужен был Интернет и один звонок в Лондон. В любом случае, Ажар ничего о себе не скрывал. Список его званий представлял значительный интерес: профессор микробиологии в Университетском колледже в Лондоне, возглавляющий свою собственную лабораторию.
Список его работ был очень внушителен, но названия большинства из них были для Сальваторе совершенно непонятны. Однако все это было не так важно, как одна-единственная деталь – микробиология. Пора уже побеседовать с этим добрым человеком, решил инспектор. Но для этого ему нужна помощь переводчика, умеющего держать язык за зубами. Его собственный английский был недостаточен для проведения допроса.Он решил переговорить с Ажаром в пансионе, в котором тот все еще жил. Прежде чем направиться туда, Ло Бьянко позвонил в questura и переговорил с трудолюбивейшей Оттавией Шварц. Не могла бы умница Оттавия организовать переводчика, который встретил бы его в anfiteatro? Не переводчика из полиции, а, может быть, одного из многочисленных гидов…
– Si, si. Без проблем, Ispettore, – сказала она. – Но почему бы не переводчик из полиции?
Честно говоря, это был вполне резонный вопрос, поскольку у них имелся многоязычный переводчик, работавший со всеми полицейскими агентствами в Лукке. Но пользоваться его услугами значило обеспечить Пьеро доступ ко всей информации, а Сальваторе считал, что на сегодня ему magistratо уже достаточно.
Он объяснил Оттавии, что они действуют, как и раньше: он не хочет раскрывать карты, прежде чем не расставит всех своих солдат.
Закончив эти приготовления, Ло Бьянко осторожно направился на машине в сторону anfiteatro. Он ехал по очень узким улочкам, однако пролета в одной из арок оказалось достаточно, чтобы его машина в него протиснулась, и он оказался перед выставкой толстолистных растений, расположившейся у стен Пенсионе Жардино. Здесь он припарковался и стал ждать. Позвонил в Лондон, инспектору Линли; тот согласился ему помочь. И даже таким образом, что никто в Университетском колледже ничего не узнает.
Сальваторе пересек площадь, чтобы быстренько выпить эспрессо. Он осушил чашку внутри заведения, чувствуя на себе любопытные взгляды барристы. Не торопясь подождал, пока кофе не уляжется у него в желудке, а затем направился назад к своей машине, чтобы посмотреть, не появился ли переводчик.
Ло Бьянко глубоко вздохнул, отчего его грудь заболела, и задумался, был ли выбор переводчика намеренным или это был первый попавшийся переводчик из агентства, в которое позвонила молодая полицейская. Потому что, опираясь на полицейскую машину и осматривая площадь через громадные солнечные очки, стояла его собственная бывшая жена.
Сальваторе и не подозревал, что Биргит занялась переводами, помимо своей постоянной работы в университете Пизы. На нее это было не очень похоже, хотя, как жительница Швеции, она одинаково свободно говорила на шести языках. Она бы пользовалась спросом, если бы захотела подзаработать на стороне. А деньги ей, без сомнения, были нужны – зарплата полицейского не позволяла Сальваторе выплачивать большие алименты на детей.
Биргит курила сигарету, такая же светлая, стройная и привлекательная, как и всегда. Сальваторе остановился и поприветствовал ее. Женщина уставилась на него, надула губы, а потом покачала головой и резко произнесла:
– Я не хочу, чтобы дети видели тебя таким.
Это было так на нее похоже. Ни слова о том, что случилось с ее несчастным бывшим мужем, а вместо этого декларация о том, что в таком состоянии дети с ним встречаться не будут. Сальваторе не мог ее за это ругать. Ему тоже не хотелось встречаться с детьми в таком виде. Он сказал, что удивлен тем, что она занялась переводами. Биргит пожала плечами. Это был типично итальянский жест, которому она научилась за те годы, что жила в Тоскане. Он никогда не видел его у других шведов.
– Деньги, – пояснила она. – Их никогда не бывает много.
Сальваторе остро взглянул на нее, пытаясь понять, не забрасывает ли она удочку, однако не увидел одной из ее обычных иронических улыбок. Он успокоил себя тем, что Биргит просто констатировала факт, и сказал:
– Объясни Бьянке и Марко, что папа не сможет с ними встретиться в ближайшие дни. Хорошо?
– Я же не совсем бессердечная, Сальваторе, – ответила она. – Это только ты так считаешь.
Это было неправдой. Он просто считал, что они с самого начала плохо подходили друг другу, и он сказал ей об этом.