Вселенная файа. Трилогия
Шрифт:
(Твое оружье, Время!) - их потока
Алмаз, ни сталь не сдержат, но жестокой
Отныне их я не подвластен силе.
Отсюда ввысь стремлюсь я, полон Веры,
Кристалл Небес мне не преграда боле,
Но, вскрывши их, подъемлюсь в Бесконечность.
И между тем как все в другие сферы
Я проникаю сквозь эфира поле,
Внизу - другим - я оставляю Млечность.
Джордано
"О Бесконечности, Вселенной и Мирах", 1584.
Анмай не терял сознания. Просто в один миг он исчез, перестал быть, и появился вновь, - не зная, сколько времени вместилось в этот миг небытия... но он чувствовал себя свежим и сильным, словно мирно проспал несколько часов. Во всяком случае, в голове у него удивительно посвежело, а всё, случившееся миг назад, подернулось дымкой воспоминаний, - словно он расстался с Айэтом и Хьютай уже очень давно, успел пережить их утрату, и примирился с ней. Возможно, так оно и было. Кто знает? Узнай Вэру, что за этот миг прошла целая вечность, - он не удивился бы.
Затем его внимание обратилось наружу. Ему не пришлось ни вставать, ни открывать глаз, - он уже стоял, и его глаза были широко открыты.
Да, всё было так, в точности, - он стоял на безмерной, уходящей в бесконечность равнине, растрескавшемся и неровном поле мертвого камня. Он чувствовал твердое ледяное крошево под босыми ногами, - такое же реальное, как ровный холодный ветер, треплющий волосы и овевающий нагое тело, - он был совершенно обнажен. Как ни странно, это ничуть его не задело. Он с любопытством осмотрелся. Горизонта не было. Равнина действительно уходила в бесконечность, в беспредельность...
– Пустыня Одиночества, - вслух сказал Анмай, сказал лишь потому, что уже говорил это здесь... в том сне.
Он посмотрел вверх. Небо над равниной, - бесконечно высокое, тусклое, белое, - усеивали звезды. Не светлые, даже не черные, а серые. Он не понимал, как может видеть их. Вокруг царил покой, - вечное, нерушимое спокойствие. Он понял, что это граница между Реальностью и Бесконечностью, - и что Хьютай стоит на такой же равнине, откуда ей не суждено пойти дальше. Он не увидел, а почувствовал её, - так слабо, словно она была уже по ту сторону... и его последнее видение оборвалось, став реальностью.
Что дальше?
......................................................................................
Ничего не менялось, а стоять неподвижно Анмай просто не мог. Он пошел вперед, медленно и осторожно, выбирая, куда ставить ноги, - он то и дело кривился от боли, шагнув невнимательно. Дующий в лицо ветер, - он без всяких мыслей шел ему навстречу, - был довольно сильным, и, притом, порывистым. Анмай мельком удивился этому, - здесь не было никаких преград для ветра, но его порывы вовсе не поднимали пыли, оставляя воздух идеально чистым. Они лишь мягко толкали его в грудь, пытаясь отбросить назад. Довольно быстро ему стало холодно. Впрочем, по-настоящему он не мерз, его лишь немного пугало абсолютное беззвучие этого ветра. Он трепал его длинные волосы, и пряди касались шеи и плеч, словно множество легких рук. Анмай вздрагивал, чувствуя эти мягкие, почти невесомые прикосновения, - может быть потому, что они слишком напоминали ему прикосновения Хьютай.
Он шел вперед в мертвой тишине и покое, не считая шагов и потеряв представление о времени, - впрочем, его вряд ли прошло много. Он по-прежнему чувствовал себя легким, сильным и гибким, и ему нравилось идти вперед вот так, в одиночестве. Лишь мертвая тоска, разлитая здесь повсюду, медленно проникала в него, и всё сильнее сжимала его сердце. Когда его пронзила внезапная боль, Анмай застыл, прижав руку к груди. Когда
он вновь поднял глаза, перед ним стоял Философ.......................................................................................
К своему удивлению, Анмай не ощутил ничего, - ни испуга, ни радости. Затем извне в него вошло знание: здесь, в Пустыне Одиночества, его жизнь, все его поступки, будут взвешены и поняты до конца, и он будет осужден... к тому, что заслужил. Тем не менее, он ничуть ни боялся, - просто не верил, что Звезда Бесконечности отвергнет единственного, пришедшего к ней. Его интересовало лишь, откуда он знает, что стоящий перед ним Философ, - настоящая его душа, после бессчетных лет скитаний в пустоте вновь обретшая плоть, а не ожившее отражение из его памяти. Но она была непостижимым образом связана с ним, - за бездну прошедших лет души очень сильно изменились, и он вряд ли бы их понял... как и они его. И, если так, ему вообще нечего боятся. Он не верил, что его собственная память обернется против него. Воспоминания не могут убивать.
А если могут?
......................................................................................
Анмай уселся, подтянув скрещенные ноги к груди. Его глаза живо блестели, - он с интересом ждал, что будет дальше. Философ был точно таким же, как в последние минуты своей жизни, - невысокий пожилой мужчина в нелепой синей одежде, и с нелепым коротким автоматом в руках. Толстое в дырчатом кожухе дуло смотрело прямо на Вэру. Потом рядом с Философом появился Сурми Ами, - ещё секунду назад его не было в этой реальности, а теперь он неотделимо присутствовал в ней, но его черты казались подвижными и смутными, - его Вэру никогда не видел, и знал лишь по рассказам Хьютай.
Он понял, что здесь собираются все, чья смерть терзала его совесть. Почему-то это ничуть его не пугало: конец своей жизни он представлял себе именно таким. Вот вокруг этой пары стали возникать другие безмолвные фигуры, - компания вооруженных автоматами мохнатых ару во главе со своим старым предводителем, чьего имени он так и не узнал. Между ними стоял дважды преданый и убитый им Нэйс, такой, каким он являлся к Вэру в кошмарах, - обнаженный, с истерзанным телом, свисающим окровавленными клочьями. Анмай с ужасом ожидал, что появится и Олта Лайту, чаще всего мучившая его во сне, но её не было. Вместо неё он увидел девушку-файа в короткой набедренной повязке, - одну из полумиллионного экипажа "Астрофайры", погибшего вместе с ней.
Он уже понял, что здесь собираются лишь те, перед кеми он чувствует вину, и ничуть не удивился этому. Конечно, было бы совсем неплохо, если бы здесь появился Найте или Укавэйра, - он очень хотел узнать, что же с ней на самом деле сталось, - но тут решал не он, и ему оставалось лишь подчиниться такому выбору судей.
Так он и сделал.
......................................................................................
Анмай поёрзал, устраиваясь поудобнее, - насколько это было возможно на камнях, стараясь представить, что будет дальше. Глядя на давно умерших врагов, он не боялся... ему хотелось в это верить.
Что бы они ни решили, я не позволю опять над собой издеваться,– сказал он себе.
– В конечном счете, всё это, - лишь пустая формальность. А если нет?
Больше никто не появился. Очевидно, Звезда решила, что такого количества судей достаточно. Но, хотя перед ним стояли не созданные машиной призраки, а реальные души убитых им, - они молчали. Он чувствовал их тяжелую, душную ненависть... и тоску.
Анмай знал, что им незачем пересказывать заново все его преступления, - он знал их и так. Так же бесполезно ему было объяснять им, почему он их совершил. Бесполезно было вообще что-то говорить.