Вселенная файа. Трилогия

Ару зашумели, поднимая оружие, но глаза Вэру светились ровной, безжалостной яростью, - и ару застыли, сжались, а потом вдруг исчезли, как всегда исчезали в его снах после пробуждения.

– А вы чего ждете?
– Анмай повернулся к Философу и Ами.
– Вон из моей мечты!

Ничего не произошло. Окрус и Ами продолжали безмолвно смотреть на него. Анмай задумался. Он уже было уверился в том, что это сон, а теперь растерялся, - самым жалким образом. Он знал, что должен что-то сказать им, что-то очень важное, но в голове мгновенно возникла полная пустота. Поэтому он просто смотрел на своих бывших врагов, точнее, на врага - Ами оставался расплывчатым, словно не в фокусе. Анмай зажмурился и опустил голову, твердо уверенный, что когда он поднимет её, перед ним уже никого не будет. Но те двое стояли по-прежнему.

– И что же мне с вами делать?
– вслух спросил он.

Ответа не последовало. Две пары глаз продолжали смотреть сквозь него с ледяным презрением. Даже если это был бы лишь сон, Анмай почувствовал бы себя неуютно, - всё же, он сидел обнаженным перед двумя, в общем-то, чужими и вдобавок явно враждебно настроенными людьми.

Он поднялся, - ленивым кошачьим движением. Не то, чтобы он совсем их не боялся, но здесь, на этой бесконечной равнине под белым, - траурно-белым, - небом, здесь, где кончались все пути, где его мечты обрывались, - ничего произойти не могло.

Он осмотрелся, - вокруг не было ориентиров, но он инстинктивно чувствовал направление, - и пошел, осторожно ступая босыми ногами по острому каменному крошеву. Те двое стояли у него на пути, но он просто обошел их, - ему очень хотелось их потрогать, узнать, настоящие ли они, но его удержал страх. Что ж, раз они не хотят исчезать, - пусть стоят на этой унылой, мертвой равнине. А когда он посмотрит назад, - их уже не будет...

– Стой!

Анмай повернулся. Говорил Ами, - ровным, даже красивым голосом.

– Ты нам задолжал кое-что...

– А не пошел бы ты на...
– улыбаясь ответил Анмай.

– Ты, гад!
– Ами всадил в него очередь из своего нелепого автомата, - вспышки, треск, что-то сильно ударило Вэру в грудь... и всё.

Он недоуменно взглянул на себя, потом рассмеялся. Здесь, в физической реальности, эта запоздалая неуязвимость из сна была уже верхом нелепости.

Ами бросился к нему. Прежде, чем Анмай успел что-то сделать, он ударил его в лицо, - файа упал, инстинктивно выставив руки. Локоть правой попал в острый угол монолитной плиты, - гадко хрустнуло, руку пронзила дикая боль, и она мгновенно отнялась, - до самого плеча.

Боль темной яростью взорвалась в сознании. Анмай приподнялся, сжимая в здоровой руке увесистый осколок базальта. Короткий взмах, камень мелькнул в воздухе, - и Ами тоже взвыл, хватаясь за лицо. Между его пальцами брызнула кровь, - и испарилась, не долетев до камня. Затем Ами кинулся на него. Анмай еле успел увернутся от пинка в промежность, подставив бедро. Тем не менее, он тоже взвыл от боли.

Это уже совершенно не походило на сон, но он всё же не мог разглядеть толком своего противника, - нечто расплывчатое, полупрозрачное, однако обладающее кошмарной силой, - Вэру подбросило высоко вверх, и с силой швырнуло вниз, обдирая спину о камни. Искаженная, словно преломленная в стеклянном шаре фигура навалилась сверху. Сражалась она вовсе не по-человечески, - нечто воздушно-липкое пыталось обхватить Вэру, задушить, раздавить его. Он вырывался изо всех сил, - а его крутило, выгибало до хруста в позвоночнике, выворачивало руки и ноги, било о камни, сжимало так, что трещали ребра. Вэру казалось, что он прилип к поверхности огромного, прыгающего по равнине мяча. Пока ему удавалось сберечь затылок, и он надеялся, что твердая, из костей и мускулов спина не очень пострадала от ударов, - но каждый отзывался всё более сильной болью, словно с неё содрали кожу, а теперь прижимали к открытым ранам раскаленное железо.

Анмай быстро слабел, от боли и диких рывков в голове всё смешалось. Наконец, тварь, - он уже не считал эту дикую бесформенную массу Ами, - прижала его к камню, безжалостно выламывая раненую руку. Боль потоком разлилась по телу, мышцы обмякли, словно из них выпустили воздух. Когда боль вонзилась в мозг, Анмай закричал, - но это не принесло облегчения. Весь воздух вышел из его груди, и он уже не смог набрать нового, - на него словно навалилась многотонная кипа ваты. Перед глазами всё расплылось, в ушах зазвенело. Он зажмурился, чувствуя, как кровь теряет последние крохи кислорода...

Какой кислород? – всплыла в мозгу неожиданно спокойная мысль.
– Это же сон! Да, сон, но если я через несколько секунд не смогу вздохнуть, то умру. Думай, Анми! Твои руки и ноги не смогут одолеть эту тварь, они ей не страшны, потому что она ненастоящая. А вот твоя ненависть, твоя ярость, твоя жажда жить - да.

Он собрал все свои мысли в единый порыв, и ударил им тварь, как лучом, - словно крикнул ей: "Ты не существуешь! Ты мой сон, мой кошмар! Исчезни!"

Раздался омерзительный звук рвущейся плоти. А через миг в его грудь хлынул воздух.

......................................................................................

Через минуту он отдышался и смог сесть. Едва он зашевелился, Философ пошел к нему. Анмай с трудом поднялся на ноги, не обращая на него внимания. Серьезных ран, похоже, не было, зато синяков и ссадин, - не перечесть. Противно ныли вывернутые суставы и ребра, а осторожно ощупывая спину, он то и дело натыкался на лоскутки содранной кожи. Боль была дикая, но ощущалась как-то смутно, хотя по нему ручейками стекала кровь.

Он поднес к лицу окровавленную ладонь, с интересом понюхал, потом лизнул, - да, настоящая кровь, не та антирадиационная жидкость, что текла в его жилах последние семь лет, - семь бесконечных лет. Ему вернули его собственное тело, - перед тем, как он лишится тела навсегда.

Анмай взглянул на себя. Да, всё верно. И большей шрам на ребрах слева, оставленный осколком ракеты, и маленький на бедре, оставленный срикошетившей пулей Философа, - перед тем стоял тот же черноволосый юноша, что жил когда-то на плато Хаос.

– Идиотская ситуация, верно?
– обратился он к безмолвному Философу.
– Если это действительно окончательный суд, то он рождается в мыслях того, кого судят. А я, по врожденной дикости, не смог придумать ничего, кроме сюрреалистического мордобоя. И вот результат, - Анмай стер ползущую по бедру темную струйку, - вместо духовного просветления у меня ободрана половина шкуры. Впрочем, наплевать. Я всегда стремился попасть сюда, на эту равнину, потому что знал, - никто другой этого сделать не сможет. И не захочет. Да, я погубил многих, - но какая разница, если сейчас не осталось вообще никого, только я? А если я не смогу пройти, то всё, - вообще ВСЁ, - окажется бессмысленным. Что же мне делать?
– последний вопрос прозвучал по-мальчишески жалобно.

Он закусил губу, - чтобы не зашипеть от боли, - и осторожно присел на пятки. Голова вроде бы не кружилась, и ноги не подкашивались, но, похоже, ему досталось сильнее, чем он думал, - а кровь всё ещё продолжала течь...

Он машинально приподнял кусок базальта, подвернувшийся под босую ногу, - мягко-коричневый, цвета его кожи, камень стал ярко-алым, но алое на глазах тускнело, превращаясь в невзрачную бурую кору. Дикое возбуждение схватки ещё не оставило его, он чувствовал, как в израненом теле бешено бурлит кровь и ликующая, победившая жизнь, - его бросило в слабость и жар, но под кожей словно жужжал миллион крохотных моторчиков, работающих на полных оборотах, и боль стала казаться не такой уж и сильной. Даже приятной. Его тело, созданное именно для таких схваток, упивалось своей победой, не зная ещё, что она оказалась последней.