Вселенная файа. Трилогия

– И физики решают, как нам жить? Неудивительно, что мы живем так плохо!

– Не глупи! Ты знаешь, почему уровень жизни у нас ниже! А управляют те ученые, чья профессия соответствует доверенной им области - большей частью, конечно, экономисты. Ну, есть ещё региональные губернаторы, секретари Совета, - их восемь, мой друг Найте Лай...

– И чего же они добились? Развели гекс для поддержания своей власти? Стали превращать своих противников в "бывших"? Ведь это же чудовищно! И как эти ученые могут управлять, если они не покидают плато Хаос?

– В этом основная проблема. Но всё же, - мы живем вдвое лучше, чем тридцать лет назад, преступность исчезла почти полностью, - вот что значит управление научными методами!

– Это я каждый день слышал в лагере - по радио.

Анмай зло рассмеялся.

– Ты что - так ничего и не понял? Наивный мальчишка, который мечтает облагодетельствовать всех немедленно... который влюблен по уши... который вздрагивает даже при мысли, что с его любимой может что-то случиться... которым так легко управлять. Но даже это, - только часть правды. Меня выбрали потому, что я... был сам по себе. Не поддерживал ни одну из здешних кучек, тянущих одеяло на себя. Всех устраивал. Ну, не только. Я хорошо разбираюсь в физике, хотя и не получил формального образования. Меня учили лучшие умы Фамайа. Тару был физиком, в Совете их тоже много... но это неважно. Решающим фактором стало даже не то, что знал я сам, а то, что меня знали как... бесстрашного, - на этом месте это самое важное! Ты знаешь, в чем состоит самый смысл должности Единого Правителя? Совет может принимать мудрые решения, но не может принимать быстрых, - пока соберутся все, пока обсудят... А есть ситуации, когда надо реагировать мгновенно! Поэтому выбирается один, кто решает за всех, - если нет времени. Поскольку ему придется решать, примененять ли ядерное оружие, он должен быть бесстрашным!

– Да? И чем же ты доказал свое бесстрашие? Почему ты не освободишь народы, которые не хотят жить в вашей стране, например, нас, тиссов? Нас же так мало! Почему нас арестовывают чаще всех? Я не могу понять причины такой ненависти!

Вэру улыбался, глядя на него, но эта улыбка вовсе не была дружелюбной.

– Какой ответ ты хочешь от меня услышать? Для древних файа сама внешность вас, белокожих, светловолосых, голубоглазых людей, была омерзительна. Они воспринимали её, как оскорбление собственной природы. Как надругательство над ней, причем осознанное, - как если бы вы нарочно рождались в таком виде. Многие из нас до сих пор думают так же, - но не я. Вы, тиссы, всегда славились гордостью и непокорством. Наверное, поэтому среди "врагов государства" вас треть, хотя в населении страны тиссов нет и процента, - а с хайзенами, например, пропорция обратная. А вот ещё: тиссы причинили нам, файа, немало зла. Они высаживались на берегах Фамайа, - когда это слово обозначало только северный материк, - и убивали нас. Они захватывали наши земли, грабили нас, продавали в рабство наших детей... пользуясь тем, что мы не были столь сильны, как они. А у крови длинная память...

– Но это же было сотни лет назад, я даже не знаю, сколько!

– Колонизация Фамайа началась триста лет назад и прекратилась лишь после Катастрофы. Вам такая история конечно, не интересна, но мы, потомки выживших, помним. За сто лет войны погибло двадцать миллионов файа, - больше, чем населяло материк в начале колонизации! Половине убитых не было и восемнадцати...

– Но старые преступления не могут оправдать новых!

Анмай открыл рот, чтобы возразить, но ничего не сказал. Глаза его опасно заблестели, словно у хищника, в лице появилось что-то дикое. Вдруг он рывком расстегнул одежду и сбросил комбинезон с плеч. На мускулистой спине файа выделялось восемь белесых, неровно заживших шрамов, - словно кожа была вспорота стальными крючьями. Философ торопливо отвел глаза, - зрелище было не из приятных. Он повидал достаточно, чтобы понять, что это за раны. Это был след - пытки.

– Это сделали тиссы, - ровно сказал Анмай, одеваясь.
– Такие же "борцы за свободу", как ты. Тогда мне было всего семнадцать лет. Ну, они делали это не ради удовольствия, - они пытали меня, мужественно сжав зубы. Им хотелось узнать, как удобнее убить других моих соплеменников, а этого, конечно, я не мог им сказать. Они ничего не добились. Как, по-твоему, - можно ли пережившего такое юношу назвать бесстрашным?

– Но как это могло получиться? Как сын...

– В приюте я был самым непослушным ребенком, таким же остался и здесь. Я дважды убегал отсюда в пустыню. В первый раз, - вскоре после приезда, из чистого любопытства. Тогда меня чуть не съели гексы.

– Здесь, в пустыне?

– Да, здесь, - здесь они появились на свет! Теперь их тут нет, я их ненавижу. Второй раз я сбежал после того, как...

– Так при чем же тут я?

– Притом, что это ты учился с моими родителями и склонил их к предательству! Если бы не ты, - ничего этого не было бы! Я бы сейчас был простым, счастливым юношей и только мечтал бы о том, чем мне приходится заниматься. Справедливость торжествует совсем не так, как нам нравится, правда? Но когда я вспоминаю... Ирту... я ненавижу эту страну... лишившую меня...
– Анмай замолчал, потом продолжил: - Все, кто пытал её, уже мертвы. Но таких файа миллионы...

Философ поднялся.

– Не поздно исправить ошибки!

– То есть, стать предателем и кончить так же, как мои родители?

– У тебя больше возможностей! И тебя поддержат многие, очень многие!

Вэру отвернулся.

– У меня был старший брат... шести лет. Когда мне исполнилось столько же, он умер... его избили. У меня была сестра... Я сам босым балансирую на пирамиде ядовитой дряни и знаю, что рано или поздно оступлюсь, и меня сожрут. И Хьютай. И всех, кто меня понимает. Если только... О, я отомщу убийцам, - но не так, как ты предлагаешь. Совсем не так. Ведь я не настолько отважен, как ты!
– Он помолчал.
– Может быть, это и глупость, но я верю в то, что в меня вдолбили в приюте: цивилизация этого мира должна жить. Но я вовсе не считаю, что в прежнем виде или вся. Старый сюжет, и я вовсе не гожусь для этой роли... но, видишь ли, я уже выбрал свой путь. Каким бы он ни был, - я не смогу сойти с него, потому что перестану быть собой...

Философ стал приближаться к Вэру.

– Эй, стой! Я всё же сильнее тебя!

Философ попятился, - так файа взглянул на него. Анмай постучал в дверь.

– Выпустите меня!

Когда охранник закрыл дверь камеры, Вэру послышался за ней диковинный новый звук, - словно скулила побитая собака.

* * *

Дома Анмай устало растянулся на постели. После разговора с Философом он, непонятно почему, чувствовал себя виноватым. А ещё эта проклятая война! Весь Генштаб и командование Внешней Армии трудились над её подготовкой. В успех переговоров, чьей единственной теперь целью было потянуть время, уже никто не верил. Все их предложения словно тонули в смоле. Все знали, что неизбежное случится, - и надо быть готовым к этому. Вопрос был в том, когда это случится, - сейчас, спустя полгода или через сто лет. Анмай хотел, чтобы войны не было бы вовсе, - но даже тогда следовало быть к ней готовым. Именно поэтому штабисты и эксперты Хаоса работали, не покладая рук, - точнее, не покладая компьютеров. Они извлекли из сейфов старые, составленные еще Тару, планы обезоруживающего и ответно-встречного ударов, и теперь трудились над ними, приводя их в соответствие с достижениями военной науки, появившимися за прошедшие пятнадцать лет, - гамма-лазерами с ядерной накачкой и струйными бомбами, создающими при взрыве убийственную электромагнитную волну.

Подготовка войны, кроме составления планов и программ, имела тысячи других аспектов. Самым важным было усиление ПРО. Только здесь и в Товии она была непреодолима. В других областях Фамайа она была слабее, и усиливать её было уже поздно. Всё, что производили заводы Хаоса, приходилось оставлять здесь, где было сердце и мозг государства. Вэру знал, что под прикрытие ракетных батарей Хаоса спешно свозились строительные машины, ценное сырье, уникальное оборудование, которого ещё не было здесь, а также банальное продовольствие, - поезда шли непрерывно. Но и за пределами плато существовали тысячи важных дел, - подготовка бункеров, создание запасов, профилактика мятежей и прочее, и прочее, и прочее. Он чувствовал, что от такого обилия не самых приятных проблем у него начинает кружиться голова.

Сквозь толщу перины он животом чувствовал толчки вибрации, опережавшей глухой грохот, - строительные бригады рвали скалы, пробивая новые туннели. Им предстояло разместить и новые машины, и новых жителей. Анмай понимал, что самым главным было собрать не запасы и оборудование, а талантливую и упорную молодежь, способную поднять Фамайа из пепла, - если такое несчастье случится. За эти четыре месяца население Хаоса возросло со ста до ста тридцати тысяч и продолжало расти, - в любом случае, им требовалось много острых умов и умелых рук, чтобы завершить начатое. Анмай не знал, сколько всего людей и файа для этого потребуется.

Десятки тысяч добровольцев, чьи жизни оказались связаны с плато, целыми сутками пропадали в туннелях, знакомясь с бесконечно разнообразным и таинственным миром Хаоса. В итоге, здесь царила ужасная суматоха, которая возрастала с каждым днем, - по мере увеличения числа новичков. Оставалось лишь надеяться, что отбор был достаточно строгим, и среди них нет врагов Фамайа и шпионов. Вообще-то, разработанная им система не отличалась особой сложностью, - молодые люди и файа от пятнадцати до двадцати пяти лет, красивые, выносливые и сильные. И сообразительные, естественно. Последним, решающим фактором была мечтательность, - как потому, что она была признаком творческих способностей, так и потому, что она очень плохо уживалась с различными скрытыми и явными пороками. Чтобы распознать её, правда, требовался особый талант, - но ему удалось подобрать несколько шустрых девушек, тоже весьма мечтательных и потому хорошо знающих, что именно нужно искать. Они общались с претендентами по телесвязи; ошибок, насколько мог судить Анмай, пока не было.